Рефлекс змеи (Отражение) - Дик Фрэнсис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Филип! — запротестовал было он, но затем шумно вздохнул, и я понял, что он это сделает. — Это все твой фотоаппарат... если у тебя есть какие-нибудь снимки со скачек, которые могли бы мне пригодиться, захвати их. Все равно я еще посмотрю. В смысле, ничего не обещаю, но посмотрю. Мне нужны снимки людей, не лошадей. Портреты. У тебя есть что-нибудь?
— Ну... есть.
— Хорошо. Тогда как можно скорее. Увидимся.
Я позвонил Мэри Миллес, чтобы узнать номер домашнего телефона лорда Уайта, и звякнул старому Сугробу в Котсуолдз.
— Вы хотите встретиться со мной? — спросил он. — Зачем?
— Поговорить о Джордже Миллесе, сэр.
— О фотографе? Который недавно погиб?
— Да, сэр. Его жена — подруга леди Уайт.
— Да-да, — нетерпеливо сказал он. — Мы можем встретиться в Кемптоне, если вам угодно.
Я спросил, не могу ли я вместо этого зайти к нему домой, и, хотя и не был особо любопытным человеком, он согласился уделить мне полчаса завтра в пять. Я положил трубку и присвистнул. Мои ладони слегка вспотели. Я подумал, что, в конце концов, мне нужно только еще раз позвонить, чтобы все вернулось на круги своя.
После этого я позвонил Саманте, что было куда легче, и спросил ее, не могу ли я пригласить ее и Клэр на обед. Судя по голосу, она была польщена.
— Сегодня вечером? — спросила она.
— Да.
— Я не могу. Но, думаю, Клэр сможет. Ей это понравится.
— Да?
— Да, олух ты эдакий. Когда?
Я сказал, что заберу ее часов в восемь. Саманта сказала “хорошо” и спросила, как идут поиски Аманды, и я неожиданно для себя разговорился с ней так, будто знал ее всю жизнь. Но ведь так и было на самом-то деле.
Я поехал в Лондон в офис “Коня и Пса” и договорился с редактором, чтобы он напечатал фотографию Аманды с надписью: “Где эта конюшня? Десять фунтов первому — особенно первому ребенку, — кто сможет сообщить об этом Филипу Нору”.
— Ребенку? — сказал редактор, подняв брови и записывая мой номер. — Они что, читают эту газету?
— Их мамаши читают.
— Ненадежный источник.
Разглядывая снимки из папки с портретами людей на скачках, он сказал, что они начинают публиковать серию типажей, и ему нужны новые снимки, которые еще нигде не публиковались, и что он может использовать кое-какие мои, если я пожелаю.
— Что же... ладно.
— Плата обычная, — небрежно сказал он, и я сказал — хорошо. Только потом, после небольшой паузы, я спросил его, какова эта самая обычная плата. Даже сам вопрос, показалось мне, приблизил меня на шаг не только к заботе собственно о фотографиях, но и о доходе. Обычные расценки были обязательством. Обычные расценки обозначали, что меня приняли в этот круг. Меня это вывело из равновесия. Тем не менее я согласился.
* * *Когда я приехал за Клэр, Саманты дома не было.
— Зайдите сначала выпить, — сказала Клэр, широко распахивая дверь. — Такой паршивый вечер...
Я вошел в дом, спрятавшись от ветра и холодного ноябрьского дождя, и мы пошли не вниз по лестнице на кухню, а в длинную, слабо подсвеченную гостиную на первом этаже, которая тянулась от фасада до задней стены дома. Я огляделся, полюбовался на уютную обстановку, но чувства узнавания не возникло.
— Вы помните эту комнату? — сказала Клэр.
Я покачал головой.
— Где ванная? — спросила она.
— Вверх по лестнице, направо, голубая... — немедленно ответил я.
Она рассмеялась.
— Прямо из подсознания.
— Это так странно.
В углу стоял телевизор, по которому шла программа с какими-то “говорящими головами”, и Клэр выключила его.
— Если вы смотрите, то не надо, — сказал я.
— Да просто очередная лекция против наркотиков. Все эти разглагольствующие так называемые эксперты. Как насчет выпить? Чего бы вы хотели? Тут есть кое-какое вино... — Она вынула открытую бутылку белого бургундского, так что мы остановились на ней.
— Какой-то напыщенный тип тут говорил, — сказала она, разливая вино, — что одна из пяти женщин принимает транквилизаторы, а среди мужчин — только один из десяти. Намекает, что бедняжки настолько не приспособлены к жизни, эти хрупкие лапочки! — Она протянула мне бокал. — Прямо смешно.
— Неужели?
Она усмехнулась.
— Полагаю, что этим докторам, что раздают рекомендации, не приходит в голову, что эти хрупкие существа подмешивают эти транквилизаторы в обед мужьям, когда те приходят с работы.
Я рассмеялся.
— Да, — сказала она. — Те, кто замужем за грубыми ублюдками, что бьют их, и те, что не любят слишком много секса... они подмешивают милый безвкусный порошочек этим хамам в мясо с двойным овощным гарниром и спокойно живут.
— Это блестящая теория.
— Это факт, — сказала она.
Мы сидели в бархатных синих креслах и потягивали холодное вино. Она была в шелковой алой рубашке и черных брюках, ярким пятном выделяясь на фоне приглушенных цветов комнаты. Девушка, рожденная делать позитивные заявления. Девушка решительная, уверенная и полная внутренней силы. Вовсе не похожа на мягких нетребовательных девушек, которых я иногда приводил к себе домой.
— Я видела, как вы скакали в субботу, — сказала она. — По телевизору.
— Я не думал, что вас это интересует.
— Конечно, интересует, раз уж я увидела ваши снимки. — Она отпила глоток. — И все же вы рискуете.
— Не всегда так, как в субботу.
Она спросила, почему нет, и, к собственному удивлению, я рассказал ей.
— Господи, — возмущенно сказали она, — это же несправедливо.
— Жизнь вообще штука несправедливая. Слишком тяжелая.
— Мрачная же у вас философия.
— Не совсем так. Принимайте все как есть, но надейтесь на лучшее.
Она покачала головой.
— Я уж лучше поищу лучшего. — Она отпила вина и сказала: — Что случится, если вы на самом деле разобьетесь во время одного из таких падений?
— Выругаюсь.
— Да нет, дурачок. Я имею в виду вашу жизнь.
— Поправлюсь как можно скорее и снова сяду в седло. Когда ты не в седле, твои заезды достаются другим жокеям.
— Очень мило, — сказала она. — А что, если вы слишком сильно разобьетесь и не поправитесь?
— Будут проблемы. Нет скачек, нет доходов. Начинаешь подумывать о том, чтобы встать на прикол.
— А если вы разобьетесь насмерть?
— Да ничего особенного, — сказал я.
— Это несерьезно, — обиделась она.
— Конечно, нет.
Она внимательно посмотрела мне в лицо.
— Я не привыкла общаться с людьми, которые походя рискуют своей жизнью семь дней в неделю.
— Риск меньше, чем вы думаете, — улыбнулся я. — Но, если уж на самом деле не повезет, на это есть Фонд пострадавших жокеев.
— Что это такое?
— Благотворительное общество скаковой индустрии. Оно помогает вдовам и сиротам погибших жокеев и выжившим сильно покалеченным жокеям, а также обеспечивает, чтобы в пожилом возрасте никто не умер оттого, что ему не хватило угля на отопление.
— Это неплохо.
Чуть позже мы пошли и поужинали в маленьком ресторанчике, явно отделанном под французскую деревенскую кухню — с выскобленными широкими столами, тростником на полу и оплывшими свечами в бутылках. Еда оказалась такой же подделкой, как и остальное, поскольку и близко не лежала с настоящим тушенным на огне в котелке мясом. Однако Клэр не придавала этому значения, и мы съели приготовленную в микроволновке телятину в белом соусе, стараясь не вспоминать о французских подливах, поскольку она тоже часто бывала во Франции, но не на скачках, а в отпуске.
— Вы скачете во Франции?
— После Рождества, если здесь подмораживает, всегда есть возможность выступить в Кан-сюр-Мер. Это на южном побережье.
— Звучит замечательно.
— Пока еще зима. И еще есть работа. Однако да, неплохо.
Она вернулась к фотографиям и сказала, что хотела бы еще раз приехать в Ламборн и просмотреть папку с “Жизнью жокея”.
— Не беспокойтесь, если захотите передумать, — сказал я.
— Конечно, я не передумаю! — Она в тревоге посмотрела на меня. — Вы ведь никому еще их не продали? Вы сказали, что не продадите.
— И не продал.
— Тогда что?
Я рассказал ей о “Коне и Псе”, о Лэнсе Киншипе и о том, как странно мне показалось, что всем им вдруг захотелось купить мои работы.
— Я думаю, — рассудительно сказала она, — что Земля вращается. — Она доела телятину и выпрямилась. Лицо ее было серьезно и задумчиво. — Вам нужен агент.
Я объяснил ей, что мне все равно нужно найти агента для Мэри Миллес, но она отмахнулась.
— Я имею в виду не какого-то агента, — сказала она. — Я имею в виду себя.
Я прямо обалдел. Она посмотрела на меня и улыбнулась.
— Ну? — сказала она. — Что делает агент? Он знает рынок и продает товар. Ваш товар будет продаваться... очевидно. Потому я быстренько разведаю тот рынок, который я еще не знаю. В смысле, спортивный. И если я выбью для вас заказ на иллюстрации для других книг... любой тематики... вы их сделаете?
— Да, но...