Я дрался на По-2. «Ночные ведьмаки» - Артём Драбкин

— Суеверия на фронте были? Или предчувствия?

— Не знаю. У меня предчувствий и суеверий никаких не было.

— Кормили хорошо?

— Были моменты, когда перебазировались на новую точку, а там есть нечего, потому что бао еще не подъехал. Вот в Ново-Никольском когда стояли, ходили на Волгу глушить рыбу, которую потом жарили на костре. Ну, взрывчатку я ни разу не бросал — на готовенькое. Ночью между вылетами нас не кормили.

— В полку женщины были?

— Летчицы были в женском полку. Отношение к ним было хорошее. В полку женщины были в качестве обслуживающего персонала.

— В дождь летать в открытой кабине тяжело?

— Нет. Спокойно летишь, и в облаках спокойно. Главное, чтобы обледенения не было. Ну и в грозу плохо летать. Один раз выполнял дневной полет. Высота метров двадцать. Держу управление одной рукой. Г роза в сторонке, но самолет начинает болтать. Я тогда двумя руками уже держу. Потом самолет резко провалился вниз. Меня головой об центроплан. Хорошо, что двумя руками ручку держал, а то бы вылетел из кабины.

Как-то в районе Дона вылетел на задание. Гроза далеко была. Взлетел, набираю высоту, никак самолет не набирает высоту, еле-еле метров 600 наскреб, а рассчитывал метров 900 набрать. А потом Дон пересек, как меня потянуло вверх, уже 1000 метров, я уже и газ убрал, а его все тянет. Потом опять потерял высоту, но все же на 900 метров удержался.

— На цель на какой высоте выходили?

— Смотря какая цель. Так, обычно 600–1000, могли и 1500, и даже повыше набрать. Всегда перед выходом на цель газок прибираешь и крадешься.

— Эту тактику сами придумали или вам сказали?

— Сами придумали. Тут кто как смекнет.

— На выброску диверсантов летали?

— Летал. Только не на выброску, а на высадку. Вот такой был случай в августе 1942 года. Линия фронта тогда проходила по Дону. Мы сидели в «красном уголке». В 11 часов ночи меня вызывают в штаб полка. Прихожу, а там два представителя из Москвы. Мне дают задание высадить двух диверсантов. Дают район, говорят, что там будут встречать, разожгут костры. Полетели, конечно, без штурмана. Эти двое в задней кабине. Пересек Дон. Трассы туда-сюда над землей летят. Вышел в заданный район, а костров нет. Делаю кружок над этим районом — вышел точно, но костров нет. Что мне делать? Я говорю: «Буду садиться». Выстрелил ракету, посмотрел, куда садиться, сориентировался, зашел, сел. Самолетбежит, какая-то лощина, рывком его поднял, перескочил, остановился. Вылезаем. Я им показал направление: «Идите, там населенный пункт». Они пошли, а я остался один. Темно, самолет стоит, мотор выключен. Решил посмотреть, что там впереди самолета. Отошел, самолет не видно ни хрена. Стал ждать рассвета. Рассвело. Прошел еще раз, посмотрел. Зажигание выключил, винт провернул, бензинчика залил шприцом в карбюратор, еще раз провернул. Быстренько на плоскость, включаю магнето. Мотор заработал. Я уже привык к этому самолету, сам запустил. Взлетел, полетел. Не нравится мне что-то, куда я лечу. Вроде как приборы не так показывают. Горючее убавляется, а Дона не видно. Думаю, хватило бы бензина пересечь Дон. Остается до реки несколько километров. Пролетаю мимо деревни. Возле дома ходит немецкий часовой с автоматом. А у меня высота метров пятнадцать. Мы друг на друга смотрим. Я уже с ним поравнялся, только тогда он схватился за автомат и дал очередь. Я его проскочил. Лечу, идут женщины, человек шесть, работать в поле. Остановились, смотрят, я им помахал. Пересекаю Дон. Горючего совсем осталось мало. Решил сесть на дорогу, что спускалась прямо к реке. Сел. Ветками закрыл самолет. Подходит девушка. Я спросил, где здесь сельсовет, где есть телефон. Она мне сказала. Пошел в сельский совет. Связался с полком, объяснил, что бензина нет. Они обещали прислать самолет. Полетел мой командир звена Ряховский, но, как потом выяснилось, меня не нашел. Я посидел и решил, что не стоит загорать на берегу реки рядом с немцами. Посмотрел по карте, от меня километрах в десяти проходит улучшенная грунтовка. Замерил палочкой, сколько у меня осталось бензина. Без прогрева запустил мотор, чтобы сэкономить топливо. Лечу к этой дороге. А места такие, что некуда приткнуться. Подлетаю к дороге, винт останавливался. Я сажусь прямо на дорогу и, пока скорость есть, сворачиваю с нее. Самолет встал. Горючего нет. Машин нет. И самолеты почти не летают. Замаскировал самолет. Стал ждать какую-нибудь машину. Идет бензовоз. Останавливается. Говорю: «У меня нет бензина, можешь немного дать?» — «Этот бензин тебе не подойдет. У тебя спичек нет? — У меня было две коробки спичек. Я ему даю. — Налить чем есть у тебя?» — «А бензин-то?» — «Да подойдет! Ладно, сам подъеду к самолету и заправлю». Он мне налил полный бак. «Может, тебе расписку написать?» — «Не надо. Будь здоров!» Полетел я домой.

В 1943 году высаживали группу из пяти человек в район Манычева лимана. В этой группе был районный прокурор из Москвы, радист и три девушки. Одна из них была местная. Летело пять самолетов. Я был старшим. Моя задача была выйти на цель, сесть, обеспечить посадку четырех других самолетов и последним улететь. Я летел со штурманом и одной из девушек, а остальные четыре самолета летели без штурманов. Высадили. Они попрощались, ушли. Прошло несколько дней, вызывают нас по одиночке к начальнику Смерш. Он говорит, что мы высадили не там, что группа попала к полицаям. Мы, конечно, отрицаем, доказываем, чо высадили, где нам и сказали. Потом мы уже узнали, что они пришли к тетке этой местной девушки, та бросилась обниматься, а тут полицай, мол, откуда вы? И их прихватили. Прокурор застрелился.

Летом 1943 года наиболее опытных летчиков отобрали для переучивания на самолет Ил-2. Я хотел на истребитель, но там летчики были не нужны. Я же торговаться не буду… Из полка взяли двух или трех летчиков и отправили в Котельниково на переучивание. Там я попал в 655-й (впоследствии 136-й гвардейский) полк 1-й гвардейской штурмовой дивизии. Был такой приказ, если гвардейца переводят не в гвардейскую часть, то только с повышением в должности. В своем полку я был командиром звена, а тут стал заместителем командира эскадрильи.

Я довольно быстро освоился и стал водить группы. Командир эскадрильи, капитан, выпить любил. Я ходил с ним ведомым несколько раз. Он спросил: «Можешь вести группу?» — «Могу». И он стал приходить на аэродром попозже. Я с летчиками получаю задание, делаю первый вылет. Прилетаю с задания, а он меня встречает, спрашивает, как дела. Короче говоря, стал водить группы. И вот этот капитан как-то полетел на задание, по ошибке раньше времени сбросил бомбы. Его освободили от должности на четыре месяца, но под суд не отдали, потому что не оказалось человеческих жертв. Пришел другой командир эскадрильи. Мы с ним тоже чередовались. Я летаю — он сидит. И наоборот.

Потом пошел на курсы помощников командира полка по ВСС (воздушно-стрелковая служба). Окончил их на «отлично», и меня назначили заместителем командира 271-й дивизии по ВСС. Так что мне несколько раз пришлось гвардию зарабатывать.

— Какие у вас награды за войну?

— Первую награду получил в самом Сталинграде, его еще не бомбили. Получали всего пять человек из полка. Командир второй эскадрильи Соколов — орден, командир звена второй эскадрильи Риховский — орден Отечественной войны, я, мой штурман и еще штурман первой эскадрильи Слепцов по Звездочке. Орден Красного Знамени я получил за вылеты на Ил-2 на Южном фронте.

— На фронте страшно бывало?

— Конечно. Например, в Донбассе перед выходом на цель нас атаковали истребители. Встали в круг и крутились, пока не разошлись. Высота небольшая была, 300 метров, крутишь, скорость теряется. Уже чувствуешь, что самолет начинает дрожать, еще чуть-чуть — и в штопор сорвется. Конечно, неприятное ощущение. Или когда на По-2 летали. Пошли на Жутово в разведку. Погода — низкая облачность, изморозь. Вылетел под облаками. Вижу — танкетки, бронетранспортеры. Как начали оттуда пулять! Я нырнул в облака. Пропал. А в облаках обледенение. Пошел по расчету, чтобы пройти эту зону. Чуть не упали. Конечно, обледенение в облаках, это хреново — самолет не оборудован.

— На чем страшнее было летать?

— Трудно сказать. Как попадешь… На Ил-2 если нет прямого попадания, а только осколки, то только поплевываешь на них, не обращаешь внимания. А на По-2 каждый осколок — твой. Я на По-2 сделал 479 вылетов и 41 на Ил-2. Ни разу меня ни ранило, штурмана и стрелки у меня тоже все целы. Попадали по нам, конечно, но до крови ни разу. Почему? Не знаю. Может, потому что у меня фамилия такая. Воробей — птица привычная к полетам…

Шибанов Виктор Иванович, Герой Советского Союза, летчик 709-го (25-го гвардейского) АПНБ

Я родился в 1922 году под Москвой, в деревне Медвежьи Озера, рядом с которой располагался аэро-клубовский аэродром. После окончания семилетки пошел работать слесарем на завод и без отрыва от производства начал учиться в аэроклубе. Обучение давалось мне легко. Любил технику и впоследствии сам научился ездить на машине и на тракторе. В 1939 году окончил аэроклуб и должен был быть направлен в Борисоглебское училище, но не прошел мандатную комиссию. У меня было только семь классов образования, а надо было иметь минимум девять. Сказали приходить, когда доучишься. Я пошел в Октябрьское ОРПУ города Москвы на Таганке. И там за год закончил 8-й и 9-й классы. Параллельно, чтобы не терять времени, я устроился в тренировочный отряд в аэроклубе в Теплом Стане учиться на инструктора. Надо же себя кормить, так я в аэроклубе работал техником самолета. Когда начались полеты, я как техник сам свой самолет обслуживал и сам же летал. Окончил тренировочный отряд осенью 1940 года. Дали группу курсантов 12 человек. Зимой прошли с ними теорию, а с мая месяца начались полеты. Надо сказать, что все лето, пока мы тренировались, перебоев с бензином не было. Нас все время кормили. Выпустил я своих курсантов в июле.