De feminis - Владимир Георгиевич Сорокин

– Странное, да? О! Блин! Со мной такое странное было, ты что… это такое… ха-ха-ха! Ой, ты меня вспомнить заставила! Супер!

– Вот и расскажи.

– Ты только не описайся.

– Описаюсь – подотрут.

– Короче, мне тринадцать, жили летом на даче в Кратове, на дедушкиной ещё. Год это был 97-й, точно знаю. Почему? Да потому что тогда “Морская” вышла у “Мумий Тролля”, я слушала её постоянно, с плейером на велосипеде гоняла. И вот однажды меня послали в магазин, в сельпо наше. За мороженым. Конец лета, жарища стояла крутая. Значит, я дошла до сельпо, купила четыре пачки сливочного, такое ещё советское было, помнишь.

– Конечно. Вкусное.

– Да, я обожала. Вот. Купила, в пакет сунула и пошла домой. А тут с электрички народ повалил, конец дня, ясное дело. Я иду, думаю, как щас наверну мороженого с нашей клубничкой. И вдруг вижу неподалёку – девочка лет шести ведёт на верёвочке мужика. Такого… ну, типичного служащего, полноватого, с портфелем. Ведёт его на верёвочке, как собаку. Ну, бывает, ясное дело…

– Ролевые игры.

– Да, ролевые игры. Типа: пойдём, папуля, домой, мультики смотреть. Мне сперва показалось, что верёвочка привязана к брючному ремню. Я пригляделась: блин! Она была привязана к его члену!

– Ничего себе!

– К члену, блин! Причём член такой, немаленький, но висячий, как хобот. И она этого дядю тянет, а он идёт и бормочет что-то. И рожа у него красная-красная. Я обмерла просто! А главное – народ валит, прутся все на дачи, рядом, поодаль, деловые, уставшие, после работы. И никто не обращает на эту парочку внимания! В упор не видят вообще! Я сперва подумала, что я обгляделась, может, мерещится от жары? Подошла к ним поближе, параллельно иду так. Нет! Всё точно! За член верёвочка привязана! И я услышала, что этот дядя бормотал. Одно и то же: “Я больше не буду, я больше не буду!”

– Пиздец!

– Именно! Пиздец! Здоровый такой, красномордый, толстожопый, с портфелем. А девочка такая, как Мальвина, в платьице голубеньком, ботиночки красные, косички. А личико злое-презлое. И так поддёргивает верёвочку, как лошадь, член болтается, дядя бормочет, красный весь. Капец! Я, как зачарованная, пошла за ними. Идут они, свернули на Горького, потом на Герцена, потом на Заречную и подходят к калитке дачи. И девочка стучит своим кулачком в калитку и кричит: “Баб! Баб!” Через какое-то время калитка открывается, и вижу, там стоит полная пожилая женщина. Полная такая тётя. И физиономия у неё ничего хорошего не выражает! И она вдруг руку так вот поднимает, а в руке у неё зеркало. И она молча так подносит зеркало к роже этого дяди с портфелем. Он в зеркало глянул и вообще завыл: “Я больше не буду, я больше не буду!!” Тётя отступила, девчонка дядю поддёрнула, вошли на участок. Тётя калитку захлопнула. Дядя воет. И они пошли к дому. И я просто к штакетнику припала и вижу сквозь него: девочка с дядей заходят в дачу, тетя – за ними. Время какое-то прошло, и вдруг слышу – удар! Окна у них распахнуты, жара же. И я понимаю, что удар этот – палкой или ещё чем-то по голой дядиной жопе! И он орёт так глухо, видимо в подушку, но очень сильно: “Больше не буду!!” И опять удар. И опять орёт. Я стою, слушаю. Короче, насчитала я тридцать ударов. И всё стихло. И я домой побежала.

– С ума сойти…

– Прибежала, маме с бабулей говорю: “Я такое видела!” – “Чего?” Говорю: “Девочка-дюймовочка дядю с портфелем вела на верёвочке за писю домой. А потом его тётя толстая била по попе палкой, а он кричал, что больше не будет”. Они переглянулись, мать мне руку на лоб: “Перегрелась. Почему без панамки пошла?” Уложили в постель. Бабушка из холодильника пакет с замороженными овощами достала – мне на лоб. Я – в слёзы. Ору: “Это правда!” Они мне: “Лежи, лежи”. А мороженое почти всё растаяло тогда. Вот.

– Да, это крутая история.

– Я потом на велике нашла ту дачу на Заречной, ездила мимо. Никого из них не встретила. Ни разу. Ну, теперь ты!

– Да у меня, как сказать, необычная история, но она не со мною связана.

– Ну, это неинтересно.

– То есть связана, конечно, но не впрямую.

– Как?

– Это случилось с моим отцом. Когда меня ещё не было.

– И что?

– Он курил много, как паровоз. И у него в молодости после армии, где они по глупости солдатской пили разные спиртовые жидкости, была язва желудка, потом прошла. И вдруг опять желудок стал болеть. Проверился – язвы нет. А желудок болит. Или пищевод, ну, повыше желудка. А доктор умный был и посоветовал проверить лёгкие. Он пошёл, сделали флюорографию: рак, низ обоих лёгких в метастазах. Запущенный рак. То есть болели у него лёгкие на самом деле.

– Ужас…

– Да, финиш полный. Больница, назначили облучение. Но маме там сразу сказали: поздновато обратились. Она в шоке. В общем, папе не много остаётся на этом свете. А бабушка маме посоветовала пойти в церковь, попросить у батюшки какого-нибудь духовной помощи. Но мать моя тогда верующей вообще не была, в церковных делах – ни уха ни рыла. Но сразу побежала в храм, службы не было, там пусто, она – туда, сюда, и прётся прямо в алтарь. И из алтаря ей навстречу выходит батюшка в облачении и так с улыбкой останавливает её: “Сюда вам нельзя”. Она на колени перед ним бухнулась, зарыдала. Он её поднял так спокойно. Мать рассказывала, что она прямо неожиданно для себя так разрыдалась, что не может остановиться, просто истерика. Батюшка её гладит, успокаивает. Она рассказала всё про отца. Тогда он ей говорит: наклонись. Она наклонилась. И он накрыл её епитрахилью. И стал молиться. А потом так погладил сверху и говорит: “Успокойся, всё в Божьих руках”. Ну, успокоил, короче. И говорит: “Ступай домой”. А она: “Батюшка, а можно к вам опять прийти?” – “Да, приходи”. – “А как вас зовут?” – “Николай”. – “А фамилия ваша как?”

– Ха-ха-ха… круто.

– Да. Мать – советский человек, простой. “Фамилия моя – Мирликийский”. Ну, она запомнила, пошла домой. Утром – к отцу в больницу. Его готовят к облучению, назначили день, прошло какое-то время. Короче, накануне облучения сделали ещё одну флюорографию, уже больничную. И ахнули: метастазов нет. Ни одного! Выписали. Объяснили: ошибка аппарата в поликлинике. А мать сразу в тот храм побежала, там служба идёт, она к дьякону: “Где ваш батюшка Николай?” А он ей: “Нашего батюшку зовут Андрей. Вон он. Когда служба закончится, подойдёте к нему”. – “А где отец Николай?” – “У нас никогда не служил отец Николай.