Я. Философия и психология свободы - Сергей Юрченко

Почему же это происходит? Ныне принято сравнивать мозг с компьютером. Так вот, если мы уподобим процессы, происходящие в компьютере, потоку самосознания, то соответственно Сознание, как генератор самосознания, следует уподобить внешнему для компьютера источнику питания, которым, в конце концов, оказывается удаленная ГЭС или АЭС, а еще точнее то, что называют э.д.с. индукции электромагнитных волн. Эта аналогия не претендует на буквальность, но возвращает нас к психофизической проблеме в ее анимистическом или даже панпсихическом аспекте. Уподобляя чистое Сознание физической энергии, мы тем самым отказываемся от противопоставления материи и духа. Сознание может не участвовать в этом дуализме наших субъективных оценок. Сознание может быть тем, что мы называем «Время». Иначе говоря, Дух может быть тем самым временем, которое движет все – и наше психическое бытие, и физическое бытие мира вокруг нас.

Если в компьютере возникает информационная катастрофа, он ломается, но ведь при этом он не отключается от сети, т.е. от потока физической энергии (и от времени). И уж совершенно точно то, что его поломка никак не сказывается на деятельности той самой ГЭС или АЭС, которая его питает. Точно так же неправильная работа самосознания не отключает его от Сознания (а если бы отключала, что это было бы попросту смертью). И это никак не сказывается на деятельности Сознания. Если бы самосознание отключало себя «от сети» при информационной катастрофе, безумия просто не было бы в нашем мире, а психоз ничем не отличался бы от инсульта. Но «испорченное» самосознание не отключается, продолжая работать в аварийном состоянии. И тогда разногласия личности между ее активным субъектом (пациентом) и реактивным (врачом) становятся бесконтрольными, случайными. И все эти капризы выкидывает «пациент».

Очевидно, к этому же естественному раздвоению личности на «пациента» и «врача» следует относить все эффекты гипнотического внушения. Каким образом можно внушить самосознанию то, что оно не думает и не чувствует? Нужно подменить одну из дуалистических частей его самосознания. В нашей терминологии – того первого, кто мыслил, воспринимал и говорил, т.е. именно «пациента», а не «врача», как хочется автоматически это предположить. В гипнотическом состоянии отключается активный участник бытия –«пациент». Его место занимает голос гипнотизера, который и рассказывает «врачу», что он должен слышать, видеть и чувствовать. И доверчивый «врач» принимает все за чистую монету, ибо он привык делать это изо дня в день, в каждом акте самосознания: слышать свои мысли и верить «пациенту». Именно поэтому «врач» отдергивает руку, когда «пациент» говорит ему: «Это – горячее».

В беседе с шизофреником действительный врач тоже может стать на короткое время «пациентом» души своего пациента, внушая в гипнотическом сеансе его внутреннему «врачу» лингвистические приказы, которые тот покорно станет выполнять. А потом, после возвращения к жизни «пациента», дуалистическая личность больного могла бы совершенно искренне заявить, что это делала не она, а голос в ней. И разве эта личность солгала бы? Спутанность такого самосознания происходит от того, что оно видит сны наяву. Нам тоже снятся странные, абсурдные и дикие сны, но тот, кто их рассказывает нам по ночам, утром обычно замолкает. А если он почему-то не хочет молчать? Тогда в голове начинается какофония, и этот хор голосов делает шизофреника самым одиноким существом на свете. Ведь он, пока маразм не поглотил его разум, сохраняет фрагментарную рассудочность и даже проницательность. Интуитивно человек намного умнее, чем лингвистически, ведь даже кошка способна на макиавеллизм в своем поведении. Шизофреник понимает, что ему никто не верит, и еще глубже погружается в свой сон. Он сам уже не знает, чему верить. Раздвоился не он, раздвоилась лингвистическая реальность.

Читая эти строки, чей голос вы сейчас слышите? Мой. Ведь мы ведем с вами беседу. Конечно, если я сейчас отдам вам приказ: «Выпрыгни в окно!» - вы, скорее всего, только улыбнетесь. Но почему вы не подчиняетесь мне? Только потому, что вы не ангажировали моему голосу место в своем самосознании. Если вы согласитесь сделать меня «пациентом» вашей раздвоенной души, то, возможно, очень скоро ваш «врач» выброситься в окно, за которым синеет прекрасная даль.

Существует предположение, согласно которому шизофрения может быть эволюционной расплатой человечества за левополушарную специализацию, связанную с появлением языка, поскольку у шизофреников наблюдается меньшая функциональная асимметрия полушарий мозга, чем у здоровых людей, а доминирование левого полушария мозга связано прежде всего с его лингвистической специализацией. В сущности, все мы шизофреники. Но одному из нас хуже, чем другому, удается справиться со своим раздвоением.

В сущности, спасти его могло бы только пренебрежение к самому себе, отказ от той сверхценности своей персоны, которую поддерживает мозг. Если механизм любого психоза заложен в естественном раздвоении личности, то его движущей силой является столь же естественный нарциссизм. И традиционное лечение шизофреников заключается как раз в том, что их пичкают нейролептиками, подавляющими выработку дофамина – гормона удовольствия, который завязан в ту самую нейронную структуру, которая помечает поощрительными маркерами самоидентификацию, чувство собственной ценности и не позволяет, в конце концов, живому существу пренебрегать собою как посторонним. Шизофреника лечат от того, что в здоровом человеке поощряется всей его природой и культурой, – поучать гормональное удовольствие от самого себя. По сути, в нем подавляют инстинкт выживания, тот самый эгоизм, вгоняя в заторможенность и депрессию. И совершенно закономерно, что пациент при таком лечении рано или поздно утрачивает интерес к жизни, переходя в растительное состояние. Антидофаминовая терапия деликатно подталкивает шизофреника к смерти. Не гуманнее ли отключить его от сети?

Медицинский здравый принцип: если личности что-то мешает, ее нужно избавить от этого, – в случае с душевнобольным сам попадает в логический парадокс. Если болит зуб, его нужно удалить во имя личности. Если гниет нога, ее необходимо ампутировать во имя личности. Если мешает душа, следует уничтожить душу во имя личности. Парадокс замкнулся. Гуманистическая медицина, конечно, не может согласиться с такой логикой и начинает сама «сходить с ума», изобретая компромиссы. Нет, она не убивает душу, она калечит мозг нейролептиками и электрическими разрядами. А психотерапия сводится к тому, что шизофренику ясно дают понять, что он неполноценный, а затем исключают из общества тех людей, у кого «пациент» и «врач» более или менее ладят друг с другом. Калеча его мозг, психиатры помогают ему так отказаться от себя.

В самовнушении механизм дуализма вплотную приближается к тому, что происходит в мозге шизофреника, только процедура усложняется. Самосознание привлекает собственную волю, чтобы подчинить себе «пациента». Если он прочтет горячее как «горячее», реакция последует автоматически. «Пациенту» необходимо прочесть горячее как «холодное». В этом случае у «врача» не будет повода принимать меры, и волдырь на месте ожога просто не появится. Личность, которая, как мы уже говорили, в большей степени основывается на «враче», в этом случае не искажается.

Возникает вопрос: не проще ли выключить «врача», блокировав так болевую реакцию? Но отключение «врача» автоматически отключает память. В ПС дхарма, переживаемая как физическое настоящее, не должна тогда попасть в личность Л. Но это уже амнезия, а не самовнушение. И действительно, под наркозом человек не чувствует боли и не дает реакцию на ожог, но он ничего и не помнит. При этом поток самосознание не мог остановиться в нем, ибо это уже была бы клиническая смерть. Самовнушение же предполагает скорее концентрацию памяти (личности) для волевого усилия, а не ее отключение. Человек, идущий босыми ногами по углям, прекрасно помнит, что он делает. Он просто научил своего «пациента» говорить ложь.

В этом же заключается наша природная доверчивость. Ребенок изначально верит во все, что ему рассказывают. Во-первых, он узнает, что его зовут Петя или Маша. И разве можно этому не верить? Лишь со временем он поставит это под сомнение и поймет, что имя не является его внутренним атрибутом. Но именно благодаря безусловной лингвистической вере человека идет процесс его обучения и социализации. Мы привыкли верить тому, кто в нас говорит. Мы склонны верить и тому, кто говорит снаружи. Если бы мы не верили себе, наша жизнь была бы сплошным психозом. Если бы мы не верили другим, наша жизнь не отличалась бы от жизни зверя. Мошенничество как раз основывается на том, что мы, привыкшие доверять собственным мыслям и чувствам, склонны верить мыслям и чувствам другим. Нейролингвистическое внушение полностью выстраивается на этой изначальной вере.