Отказаться от благодати (СИ) - Ангел Ксения

И мой портрет. Акварель, пастельные тона, пятна солнечного света на паркете. Мне на этом рисунке лет пятнадцать. Я сижу на диване, скрестив ноги по-турецки и читаю книгу. Волосы распущены и вьются. Маме всегда замечательно удавались волосы…

Злость рвется из груди обезумевшим псом.

– Разве тебе давали право их доставать?!

Я захлопнула люк и быстро подошла к Богдану, становясь между ним и полотнами, готовая драться за них до последнего.

– Недурные работы, – не обращая внимания на мое раздражение, заметил Богдан. – Кто автор?

– Мама рисовала. У нее был талант.

– Как она умерла?

Неправильные вопросы. И ситуация неправильная в корне. Я сюда целоваться пришла, а не о прошлом говорить.

Богдан признаков романтического настроения не проявлял, зато любопытство – в полной мере. Что за глупая привычка – лезть в душу?

– Не твое дело!

Наверное, я сказала это слишком резко. Богдан, наконец, отвлекся от разглядывания произведений искусства. Плавно повел бровями и недоуменно поинтересовался:

– Чего ты опять завелась?

– В этом доме нельзя без спроса трогать спрятанные вещи, ясно?

– Ясно, – передразнил он и отвернулся. – Иногда ты бываешь такой стервой.

– А ты… ты просто хам, вот!

– Зря я сюда пришел, – пробормотал он обижено.

– Определенно.

– Знаешь, ты просто невыносима. Сегодня мне показалось, та ты настоящая. Открытая, страстная, живая. С своими страхами. Человечная, что ли. А сейчас…

– Она ушла! – Эти два слова вырываются хрипом. Некоторые вещи лучше не обсуждать, но иногда желание оказывается непреодолимым. Когда перед тобой вываливают твое прошлое и тычут в него пальцем, оно воскресает. Бестелесное, полупрозрачное, но такое четкое, что ты будто сам становишься его частью. Играешь роль себя, которого уже нет, и вновь переживаешь тот самый миг.

Я помню тот день так явно, будто ежедневно пересматриваю в записи. Хрупкое, будто надломленное тело в кровати. Пшеничного цвета волосы на темной наволочке. Закрытые глаза, бледность щек, острота скул – после смерти отца мама сильно похудела. Темные веки и веер ресниц. Отброшенная в сторону рука с зажатым в кулаке кольцом. Отец подарил его матери перед венчанием.

Цепкие руки отца Роба и скрипучие слова: «Она так захотела». Захотела… что? Уйти? Бросить нас? На лице Эрика те же вопросы. Страх подойти к кровати и убедиться: в самом деле мертва. Это не сон. А потом безумие, которое сдерживать уже ни к чему…

– У хищных есть ритуал очистки жилы. Он выкачивает весь кен, якобы меняя его на последнее желание. Мама так и не оправилась после смерти отца, не смогла… без него… Захотела найти там, где он… Я не знаю, действует ли этот ритуал… Никто не сможет проверить, пока сам…

– Извини.

У Богдана неприлично горячая ладонь. Дурацкая привычка обниматься. А еще навязчивое желание меня пожалеть. Меня не нужно жалеть – я сильная. Слезы – это так, жидкость. С кем не бывает.

– Извини, я не хотел.

– Все нормально.

Это неправда, и оба мы понимаем сей прискорбный факт. От нормального в наших жизнях ничего не осталось. Но картины я все же накрою, чтобы оставить себе хоть немного стабильности. Не зря Эрик приказал их спрятать, наверное, это помогло ему справиться с демоном, а мне меньше плакать. Какой же замечательный у меня брат!

Стоим. Я, уткнувшаяся в грудь Богдана и тщетно борющаяся со слезами, и охотник, который внезапно стал таким близким, что дышать тяжело. Слезы обжигают щеки, и он, отстраняясь, стирает их подушечками пальцев.

– Не реви, слышишь, – шепчет Богдан и я зачем-то киваю.

– А ты мог бы показать, как убиваешь. Не по-настоящему, а так, мастер-класс. Только медленно, я почувствовать хочу.

– Совсем чокнулась? – беззлобно спрашивает он.

Пожимаю плечами – откуда мне знать. Со стороны виднее.

– Ты же не взаправду.

Так себе оправдание, если честно. И я не думала, что он поведется. Однако Богдан вздохнул, а через мгновение воздух завибрировал, в животе неприятно толкнулось, а затем жила напряглась от прикосновения щупалец охотника. На этот раз больно не было, наверное, он изо всех сил старался не ранить, но я инстинктивно замерла, напряглась, чтобы ни в коем случае не пошевелиться и не сделать хуже. Инстинкты, чтоб их.

Богдан потянул осторожно, и пришлось придвинуться к нему совсем вплотную – такая ниточка, которую не разорвешь, не погибнув.

– И как? – поинтересовался он тихо, и по взгляду я поняла: ему действительно интересно.

– Еще не поняла. Непривычно. Тянет. А еще инстинкты говорят замереть и готовиться к смерти.

– Какой он?

– Кто?

– Охотник, что оставил шрамы на твоей жиле.

– Был, – поправила я. – Он погиб.

Долгая история. И ее тоже, по-хорошему, лучше не ворошить, но меня так и тянуло поностальгировать.

В ту ночь, когда я спряталась в спальне по наставлению Антона, меня все же нашли. Вырвали дверное полотно прямо с петлями и вытащили меня, бледную и испуганную, на свет. Помню, погибшие скади были похожи на спящих. Только уснули они на полу, усыпанном щепками и осколками стекла. А у Марины, матери Эльвиры, отчего-то была разорвана юбка…

– Дарья Стейнмод! – резко сказал один из охотников, грубо разворачивая меня лицом к себе. Краем глаза я заметила, как рванулась Тамара – ее держали двое высоких и коротко стриженных, заломив руки за спину. – Где твой брат?

– Эрика нет, – ответила я растерянно, стушевавшись под едким взглядом охотника. Он был ниже меня на полголовы, но смотрел так, будто мог раздавать меня пяткой.

– Это я заметил. Где он?

– Не знаю…

– По-моему, ты немного не понимаешь серьезности ситуации, – вкрадчиво продолжал коротышка и обменялся с товарищем многозначительными взглядами. Товарищ его был выше и шире в плечах. Огненно-рыжий с крупным подбородком и щеками, усыпанными веснушками. Он, будто по команде, посмотрел на дрожащую на диване Эльвиру, коснулся ее распущенных волос, пропуская тонкую прядь между пальцев. Эля всхлипнула и вжалась в спинку дивана.

– Я правда не знаю, – почти умоляюще обратилась я к щупленькому. Тогда мне было плевать, какого он роста. Я боялась до сумасшествия. Смотрела на тела на полу и постепенно понимала, что тут сегодня произошло. – Он ушел больше года назад.

– Куда ушел?

– Он мне не говорил. Просто… ушел. Пожалуйста, что вам нужно? Зачем этот… допрос?

– Ты не в том положении, чтобы вопросы задавать. Просто будь умницей и, возможно, выживешь.

Я обвела взглядом гостиную в поисках Антона и нашла его, лежащего на полу лицом вниз. Сверху сидел темноволосый охотник в камуфлированных штанах и берцах. Он курил и пялился в потолок, не проявляя ко мне никакого интереса.

А потом наткнулась на безэмоциональный взгляд Роберта. Жрец стоял в стороне и смотрел на меня, не отрываясь. Чего-то ждал? Но чего?

– Значит так, – тем временем продолжал коротышка. – Сейчас ты четко расскажешь, где искать твоего братца, и больше никто не пострадает. Если же станешь артачиться… Пожалуй, начнем с нее. – Он указал пальцем на Эльвиру, и рыжий, схватив ее за локоть, поднял на ноги. Она зажмурилась и заплакала.

– Повторяю, я не в курсе, где Эрик. Он пропал давно, и…

– Джек, пообщайся с малышкой наедине, – велел охотник, и рыжий кивнул. Оглядел трясущуюся Элю и потянул к лестнице.

– Пожалуйста… – Я уже сама готова была разрыдаться. В происходящее верилось с трудом. Почему я? Почему сейчас, когда Эрика нет рядом и мне приходится принимать решения?

Скрипнула входная дверь, впуская внутрь еще одного охотника.

Он выглянул усталым. Узкое лицо, прямой нос, лоб высокий с небольшими залысинами, слегка вьющиеся русые волосы. Серая плащевая куртка нараспашку, белый свитер с высоким воротом. Черные джинсы.

Он окинул нас скучающим взглядом и прислонился спиной к фрамуге двери.