Естественный отбор - Александр Звягинцев

— Скорей первое, чем второе.

— Что с ним, он успел сказать?

— Я не разобрала… Не кричите, пожалуйста, квартирная хозяйка уже спит.

— А ты кто тут, квартирантка, что ли?

— Я хозяйка той квартиры, куда вы сейчас спать пойдете. А здесь живу потому, что приглядываю за парализованной соседкой. Мне не в тягость — я медик. Зарплата у нас сами знаете какая, да и ту нерегулярно платят, вот и сдаю квартиру приезжим под гостиницу.

— Сколько же за сутки?

— Мы потом с вами рассчитаемся, — спрятала она глаза. — Вы только никому не рассказывайте, что я квартиру сдаю, а то потом меня в милицию затаскают.

— Таких, как ты, грех обидеть.

— Каких таких?

Он не нашелся что ответить из-за полоснувшей по его загрубевшему солдатскому сердцу жалости к этой испуганно сжавшейся, будто в ожидании приговора, немыслимо красивой, но хлебнувшей лиха молодой женщине. Вместо теплого слова он, смутившись, брякнул:

— Кто меня послал к тебе, знаешь? Женщина пожала плечами.

— Показали фотокарточку, — она нарисовала перед собой длинными красивыми пальцами воображаемый квадратик. — Попросили приютить на пару недель и никому о вас не рассказывать.

— Ладно, коль тебе так страшно, завтра же с постоя съеду. Она всплеснула руками, но он не дал ей рта раскрыть:

— Лампочка у тебя в прихожей какая-то хилая. Могла бы помощней вкрутить.

— Так в наше время экономить приходится…

— Экономить нужно на другом, а не на своем здоровье. Ела сегодня что-нибудь? — спросил неожиданно Скиф, показав на пакет с продуктами.

— На работе… А нынче так вымоталась, лишь бы до подушки добраться.

Вместо навалившегося на него искушения провести рукой по ее пепельной косе, дотронуться кончиками пальцев до ямочки на подбородке он, озлившись на себя, грубо бросил:

— Тебе бы, мать, с соседкой парализованной больше богадельня подошла бы…

При этих словах женщина болезненно сжала руки в комочек и потупила взор.

— Не обижайся… Не обижайтесь… Из меня, бывает, зверь наружу просится, когда вижу таких, как вы…

— Каких таких?..

— Подранков.

Она как-то виновато улыбнулась и кивнула на дверь:

— Спокойной ночи, Скиф!

Лязгая в кромешной тьме ключом по замку, Скиф подумал, что тот, с кирпичной мордой, в одесском маршрутном такси, вовсе не дурак, если выбрал в качестве связной эту красивую медсестру или врачиху. Такие на любом допросе ничего не покажут и не расскажут, как бы над ними ни измывались.

В однокомнатной квартире заторможенной медички Анны еле теплились такие же сиротские лампочки в пластмассовой убогой люстре. Скиф зажег свет по всей квартире, чтобы разогнать церковную полутьму, в которой прятались по стенам иконы и фотографии каких-то военных.

Бросив в кастрюлю вариться кусок «Отдельной» колбасы, он забрался в ванну, распарился, отогрелся от осклизлой московской стужи и вылез в отмякшем, благодушном настроении, правда, испытывая некоторую неловкость от своего поведения с хозяйкой этого жилья. Улегся на диван и включил телевизор. По привычке поискал под мышкой кобуру, чтобы спрятать пистолет под подушку, и… с улыбкой зевнул — как приятно укладываться спать на чистую простыню без осточертевшего оружия!..

Если действительно звонил Засечный, то его уже наверняка перехватили. Он не пришел бы сюда, странная красавица Анна знает в лицо только Скифа.

Что-то все-таки его тревожило. Перед кинотеатром, когда его высаживал казак Лопа, два милиционера в добитом «Москвиче» чуть ли не пальцем друг другу показывали на Скифа. Или это мнительность перед сном одолевает?

Черт его сегодня дернул под пьяную руку навязаться со своим подарком к этому казаку… Он поискал глазами будильник. Завтра с раннего утра придется отвести Павла в гараж, показать машину.

Старенький телевизор гнал рекламу и мыльные оперы. Скиф прошелся по каналам, на доброй половине из них исступленно дергались у микрофона разукрашенные барышни и стареющие плейбои.

И вот наконец он увидел Ольгу. Программа называлась «Мы сами с усами…». Наверное, у Вероники в лице есть черточки от Ольги и черточки от него… Опять все тот же бред. Нет у него никакой дочки, если только можно поверить Ольге. Была бы дочка, носил бы ее фотографию в бумажнике, как Алексеев. Интересно, а сколько у Засечного детей? Что-то он всегда темнил по этому поводу… Если есть, усмехнулся про себя Скиф, то только черненькие в Африке.

Итак, клуб феминисток под названием «Мы сами с усами…» проводил ток-шоу с участием какой-то невыразительной бабенки с конопатым носом. Знаменитая ведущая напоминала в микрофон, что тема сегодняшней передачи звучит так: «Я вышла замуж за гомосексуалиста». Скиф чуть не поперхнулся персиковым компотом и выплюнул косточку в консервную банку.

Ольга восседала в кресле арбитра и царственно оглядывала зал и несчастную жертву телешоу. Даже человеку, не умудренному семейным опытом, с первого взгляда становилось ясно, что «подопытная» никогда не была замужем не только за гомосексуалистом, но и вообще ни разу ни с кем не ложилась в постель. Так неубедительно звучали ее сбивчивые слова об их половой и психологической совместимости с мужем.

Зрители-участники с каменными лицами то и дело охорашивались, как школьники на сцене. Подготовленные «выступанцы» задавали жене гомосексуалиста самые скабрезные вопросы, она отвечала с видом деревенской дурочки, которая путает слова «гомосексуализм» и «постмодернизм».

Потом пошли телефонные звонки. Девушка из Внукова спросила, чем кормят гомосексуалистов и как их нужно содержать в малогабаритной квартире. Старушка из Чертанова интересовалась, дают ли какие-нибудь государственные льготы женам гомосексуалистов как для лиц, ухаживающих за больными людьми. Шофер с подмосковного молокозавода любопытствовал, дают ли за убийство гомосексуалиста столько же, как и за убийство нормального человека.

Звонки раззадорили Скифа. Он снял трубку и набрал один из телефонных номеров, проплывавших на экране.

— Алло, девушка, вас беспокоит пенсионер из Одинцова Тимофей Парфенович. У меня вопрос к нашей дикторше Ольге Коробовой… Она всем говорит, чтоб женщины больше детей рожали, а сама такая худющая, словно ни разу и не рожавшая. Это вот как понимать ее слова?

Скиф проследил за экраном. В кабинке одной из телефонисток на табло высветился номер его телефона. Девушка ответила:

— Алло, зритель… Ждите прямого эфира. Повторяйте слово в слово тот же самый вопрос, а то я вас отключу.

Едва ведущая нацепила наушники, как тут же обратилась к зрителям:

— А вот, насколько я понимаю, еще один звонок. На этот раз он адресован уважаемому арбитру… Говорите, вы в эфире!

Скиф, как обещал телефонистке, честно слово в слово повторил свой вопрос. Ольга засмеялась и расцвела царственной улыбкой:

— Моя фигура говорит лишь о том, что я никогда не забываю о ней заботиться. Но я давно замужем. У меня растет дочь Ника. У нас счастливая семья безо всяких отклонений от нормы.

Скиф откинулся на подушку и удовлетворенно закрыл глаза… Вот вы и проговорились, Ольга Викторовна. Завтра же вы мне подарите фотографию дочери, которую я, как Алексеев, буду носить в бумажнике.

ГЛАВА 14

На следующее утро Скиф проснулся по будильнику с одной мыслью — взять фото Ники во что бы то ни стало. У него самого не было ни одной из своих детских фотографий, все сгинули в том роковом пожаре. Хотя наверняка какие-то остались в таких же рамочках на стенах в хате у теток на Дону. А может, махнуть на Дон с этим Павлом, вспомнить свою родословную? Он не был на родине уже лет двадцать.

Скиф скользнул равнодушным взглядом по фотографиям в рамочках… и почувствовал себя в опасности. Кто-то будто бы в издевку вывесил на стену его фото с полковником Павловым в Афгане. Были и другие, где он с Лешей Беловым, командиром роты из его батальона…

Понятно — дают понять, что прихлопнули его в западне, как воробушка. Или же ему подают какой-то знак те парни, которые направили на эту квартиру… Но что все это означает?

В конце концов, он боевой командир, его не обучали языку шпионских головоломок. Скиф перевернул фотографию, на обороте только дата: 1986 год. На других снимках себя он не увидел, зато почти везде красовался все тот же командир полка. Настоящая выставка портретов бравого героя-афганца. Вот он с веточкой, вот с девочкой… И девочка какая-то знакомая с виду. Раздвоенный, как у командира, подбородок, ямочки на щеках — дочка. У Павлова, помнится, было две девочки, он не носил фотографии дочерей в бумажнике.

Девочка чем-то походила на хозяйку квартиры. Тетка, сестра или… она сама и есть? На фото ей лет пятнадцать-шестнадцать, теперь должно быть двадцать семь. Что-то не очень на эти годы выглядела та женщина, но все же… Этого еще ему не хватало: вперся в квартиру к дочери бывшего командира, который, можно сказать, спас его от «пятнашки», отправив до начала следствия и ареста из Афганистана в Союз. Да еще нахамил ей. Хорошенькая благодарность.