Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны - Алексей Архипович Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Способа имитировать невесомость в какой-нибудь лаборатории на земле не существовало, и нам приходилось тренироваться в особо доработанном самолете КБ Туполева Ту-104, который на скорости 1000 километров в час выполнял серию горок по параболе. При таких условиях в самолете можно испытать невесомость подобно космической, но длительностью всего около 30 секунд за раз, тогда, когда самолет начинает резко наклонять нос вниз, – это похоже на то, что испытываешь, проскакивая на большой скорости через горбатый мостик, но куда сильнее. Но в таком режиме невесомость возникала в краткие и отстоящие друг от друга секунды. А имитировать нам требовалось целый час и пятнадцать минут, затрачиваемых на то, чтобы мне выйти из корабля, выполнить работу в открытом космосе и вернуться в воздушный шлюз. И это значит, что требовалось 200 крутых подъемов и спусков на Ту-104, во время которых создавалась невесомость.
Кроме того, мы практиковали действия для любой мыслимой нештатной ситуации, в том числе и на случай, если потеряю сознание в открытом космосе. Все серьезно опасались, что так и случится, потому что за пределы корабля еще никто не выходил и никто не знал, как все пройдет. Если бы такое произошло, то Паше пришлось бы тоже выходить за борт, чтобы меня спасти. Тренировки на такую нештатную ситуацию так сильно физически изматывали, что у командира дублирующего экипажа случился микроинфаркт и на его место пришлось найти другого космонавта[51].
Совсем незадолго до тех событий на политическом небосклоне нашей страны произошли важные изменения. В тот самый день, когда «Восход» вернулся с орбиты, – 13 октября 1964 года – членам его экипажа позвонил Никита Сергеевич Хрущёв, отдыхавший на крымском курорте, чтобы поздравить их с успешным завершением полета. Всего через несколько дней Хрущёва вызвали в Москву и там сместили с должности. Лишив власти, Хрущёва выгнали на пенсию, а на посту Первого секретаря ЦК КПСС его сменил Леонид Ильич Брежнев. Замена политического лидера почти не повлияла на космическую программу. Хотя Хрущёв поначалу не был большим энтузиастом исследования космоса, со временем он понял, какой огромный политический капитал приобретает страна на волне нашего изначального превосходства в космосе. За это космонавтика заслужила его безоговорочную поддержку. Брежневу предстояло продолжить тот же курс.
Несмотря на мощное стремление как можно скорее добиться новых достижений, правила требовали, чтобы перед особенно рискованными космическими экспедициями испытывали технику в беспилотном режиме. «Восход-2» был именно такой экспедицией. Поэтому за три недели до нашего планируемого старта, в середине марта, с Байконура отправился на орбиту беспилотный прототип нашего корабля[52]. И он взорвался.
Взрыв случился, когда из-за путаницы посланных с Земли сигналов сработало встроенное в аппарат устройство самоуничтожения. Оно стояло на беспилотном корабле на случай, если космический корабль потеряет управление и начнет снижаться над густонаселенными областями. Когда это случилось, Паша и я, наши дублеры и бо́льшая часть главных конструкторов и инженеров, занятых по программе, включая, естественно, и Главного Конструктора Сергея Павловича Королёва, уже находились на Байконуре.
Королёв приехал в гостиницу ко мне и Паше уже через несколько часов после взрыва. Он выглядел изможденным и усталым. Сергей Павлович болел: он страдал от высокой температуры из-за воспаления легких. Но ничто не могло его остановить: он рвался встретиться с нами, чтобы убедить в безопасности предстоящего полета. Мы увиделись поздним вечером. Королёв присел с нами за стол и рассказал о стоящем перед нами нелегком выборе.
– Все данные с беспилотного запуска потеряны, – признался он. – У нас остался только один «Восход», который сейчас готов к старту. И это ваш корабль. Если используем его, запустив в беспилотном режиме, чтобы проверить оборудование для твоего, Леша, выхода в космос, то ваш собственный полет придется отложить на год, пока не будет готов космический корабль на замену. Что думаете?
– Решать вам, – продолжил Королёв. – Я не могу вам сказать, как лучше поступить. Правильный ответ не написан ни в каком учебнике. Ничто не может подготовить вас к тому, что ждет в полете. Риск есть, в этом нет сомнений. Решать вам.
После этого он, хитрец, добавил, что, по его мнению, американцы готовят своего астронавта Эда Уайта к выходу в открытый космос в мае. Сергей Павлович знал, как разжечь в нас азарт к соревнованию. Должно быть, он не сомневался, что мы ответим. Мы не хотели потерять год. Мы были на пике наших физических возможностей. В тот февральский вечер 1965 года нас переполняла уверенность в себе. Мы чувствовали себя непобедимыми. И мы сказали, что готовы лететь, несмотря на риск.
* * *
Хотя давно уже стало известно, что мне предстояло выйти в космос, а Паше – пилотировать «Восход-2», но нас не утверждали как основной экипаж экспедиции, пока до плановой даты запуска не осталась неделя. Официальная отборочная комиссия, состоявшая из политических руководителей и генералитета, собралась в Москве, чтобы рассмотреть результаты экзаменов и проверок, которые мы проходили несколько последних дней. Когда комиссия подтвердила, что именно нам выполнять исторический полет, я испытал прилив гордости. Но еще почувствовал и огромную ответственность. Я знал, что не мог бы тренироваться усерднее и упорнее, чтобы лучше подготовиться к полету, но я постоянно спрашивал себя, хватит ли мне сил и спокойствия закончить его так, как нужно.
Моя жена Светлана стала бы сильно переживать, если бы узнала, что мне предстоит делать в полете, поэтому я ей не сказал, что меня ждет прогулка в космосе. Мы, космонавты, не обсуждали дома нашу работу. Все, что знала жена, так это то, что нам предстоит сложная и небезопасная экспедиция. За сутки перед запуском я поговорил со Светланой по телефону. Я знал, что ее и нашу маленькую дочку Вику поддержат жены и члены семей других космонавтов, когда она будет следить за полетом из дома.
Женам не разрешали ехать с нами на космодром. Точно так же им нельзя было появляться и в Центре управления полетами, который вначале размещался в крымской Евпатории, а позже – под Москвой. Этот запрет ввели по соображениям секретности и потому, что среди космонавтов считалось дурным знаком перед полетом увидеть женщину, непосредственно не участвующую в программе. Такое суеверие довольно распространено в военных кругах, например подводники верят, что женщина на борту
