Крутой вираж… - Валерий Каменев

В Измаиле квартировали в доме у местного жителя. Здорового, еще не старого, мужика. Имел он большой виноградник и крепкое хозяйство. В амбаре стояло с десяток бочек с вином. У отца с хозяином отношения сразу не заладились. Оно и понятно: хозяину постояльцы ни к чему, отец же презирал людей, «окопавшихся» в тылу. Скандал начался с того, что хозяин заметил, что в одной из бочек пробка «не так стоит». Заподозрил отца. Отец же прямо сказал: «Да, я открывал. Смотрел, что там в бочках. Вино или может быть какая-нибудь горючая смесь. Может, ты диверсию готовишь».

Хозяин оказался злопамятным и пожаловался в комендатуру — мол, у него вино воруют. И вот однажды посреди ночи в нашей комнате неожиданно включается свет. На пороге автоматчики. Один у двери — автомат на изготовке, другой проходит к отцу: «Проследуйте с нами». Виктору стало страшно: «А вдруг это переодетые немцы?» После того, как отец показывает свои документы, автоматчики извиняются и выходят. Перед уходом строго разговаривают с хозяином. Не знал хозяин, что отец был офицером (воевал в разведке).

Однако, хозяин на этом не успокоился. Однажды, взобравшись на высокое крыльцо, стал отцу выговаривать: «Нехорошо чужим добром пользоваться». Да так громко, чтобы соседи слышали. Отец взорвался мгновенно: «Ах ты, сука кулацкая! Мы кровь проливаем, а ты здесь в обнимку с ароматными бочками и пухлым задом бабы сидишь? А чем ты занимался при румынах? Поил их вином, а, может, и прислуживал? Получай, гад!» — Да как врежет ему между глаз — со всей пролетарской ненавистью к буржуям и к сексотам. Хозяин только руками взмахнул, как крыльями, и с крыльца — долой. Очень нервным отец стал после фронта.

Как-то отец с Виктором по городу гуляли и вышли к Дунаю. Река не широкая. С удивлением Виктор увидел: на другом берегу, совсем близко видны — румыны, внешне такие же люди, как и мы. Но они же вместе с фашистами хотели захватить нашу землю. Значит, они тоже враги?

Однажды, в доме проснулись посреди ночи от стрельбы. Отец с пистолетом (он у него всегда под рукой был, ночью держал под подушкой) выскочил на улицу. Фронт хоть и далеко на запад ушел, но война-то ведь не закончилась. Мать за ним. Автоматные очереди, одиночная стрельба, ракеты в небе — со всех сторон. Прорыв фронта? Вражеский десант? Оказалось — пришла весть о Победе! Это была ночь перед днем 9-е мая, когда о Победе объявили официально.

Как долго, как томительно ждали. И вот — свершилось! Конечно, никто уже в то раннее утро нового дня не уснул. А Виктор думал: «Наконец, война закончилась и вот наступает первый мирный день. День совершенно новой жизни! Какая она будет? Конечно радостная! Ведь больше не будут убивать людей. Будет еда. Хлеба, сколько захочешь. Его можно будет посыпать сахаром, или макать в ароматное подсолнечное масло. Люди перестанут плакать. Будут смеяться, петь песни и вообще — все будет по-другому». Он не представлял как. Но, обязательно по-другому.

Вот и день стал вползать в окна. Виктор оделся и вышел на улицу. И увидел встающее из-за горизонта солнце. Большое и теплое.

Итак, первая чарка — за Победу!

Виктор продолжал вспоминать.

После Победы отца перевели в Аккерман. Старинный городок — тысяч на двадцать, расположенный на берегу Днестровского лимана. По воскресеньям в центре собирались нарядные люди. Многие — в военной форме, при орденах — это были самые почитаемые люди! Половина мальчишек мечтала стать моряками, другая — летчиками и, конечно, военными. Чувство гордости переполняло Виктора, когда они вместе с отцом прогуливались по городу. Виктор отмечал восхищенные взгляды молодых женщин и подростков, бросаемые на отца.

До сих пор в памяти те чувства, которые испытывали люди в то «послепобедное» время. Особое чувство гордости за Родину, за всех нас, за то, что МЫ победили!

По воскресным вечерам Виктор с отцом гуляли по городу. Обычно шли по центральной улице до городского парка, где играл духовой оркестр.

День Победы всегда был великим всенародным праздником. Никто не ждал выхода специальных постановлений об организации празднования. Люди просто выходили на улицу и оказывались внутри праздника. Запомнились лишь некоторые атрибуты праздника. Например, целый день играет в центральном парке духовой оркестр. Или — все плавсредства города — катера, баржи «брошены» на перевозку населения на Бугаз — к морю. И всю поездку на баржах народ веселится — песни, пляски: молдаванский жок, украинский гопак. А вечером футбол: «Красная звезда» против «Тюльки» (команда местного гарнизона против рыбоконсервного завода). Веселое пьяненькое молодое поколение. Фронтовики пили без опьянения — только лица краснели. Жены их во время уводили спать.

Годы шли. День Победы стал официальным государственным праздником. Парады становились все грандиознее. В Кремле все больше раздавали орденов. Праздник приобрел статус Большого Правительственного События.

Участники и «дети войны» отмечали его скромнее и больше своим кругом. Двумя тостами: За Победу! Да за тех, кто навек в сырой земле остался. Из тех, кто выжил долгожителей было мало. Уходили, не состарившись. Страна восстанавливалась, и чувство великого народа — победителя растворялось в трудовых буднях.

А Виктору все вспоминаются мечты о новой эре, которая должна наступить после ночи, когда пришла весть о Победе. Все чаще и чаще вспоминаются предрассветные часы перед восходом большого теплого солнца. И детское чувство: вот теперь, наконец, вся жизнь изменится, и мы заживем, как и должны жить победители. Почему же так долго не встает солнце? И почему продолжает преследовать образ «Ночь Победы?»

За Победу, которая всегда с нами! Все, кто помнит! За тех, кто сложил свои молодые головы за Родину! За тех, кому не суждено было прожить Богом отведенный срок.

Повесть о сбитом истребителе

Никто не помнил, когда Алик появился в нашей редакции первый раз. А вот те предметы, которые привели его к нам, запомнили все. Потому, что каждый, кто был в редакции, получил в подарок сувенирный образец его продукции, ради которой он, собственно, и пришел. Когда он раскрыл свой кейс, перед нашим взором словно открылась волшебная шкатулка — кейс был наполнен красивыми блестящими предметами, на первый взгляд похожими на елочные украшения.

Действительно, это были украшения, но весьма специфического свойства. В кейсе находились предметы армейской атрибутики — нарукавные знаки, петлицы и погоны разных родов войск, эмблемы для фуражек (называемые «крабами» или «курицами»). И все это было мастерски сделано методом вышивки с использованием нитей с люрексом, золотых и серебряных нитей. Все блестело и сияло, как предметы карнавальных нарядов. В редакции почти все прошли армейскую школу и еще помнили время, когда подгонялась курсантская форма к отпуску. Какие только не придумывались ухищрения для того, чтобы поразить девичий взгляд. Офицерские погоны переделывались в курсантские, да так, что они выглядели, именно, как офицерские. Из тех же золотых погон изготавливались «курсовки» — нарукавные нашивки.

Короче, наши ребята знали толк в подобных вещах. Присутствующие на тот час в редакции, сгрудились вокруг кейса, цокали языками и восхищались увиденным. А Алик радостно улыбался и излагал свои планы. Попутно рассказывал о себе. Летчик, отлетал шестнадцать лет на МиГах.

Поначалу его летная служба складывалась самым благоприятным образом. Он был фанатично предан самолетам и небу. После Армавирского училища был направлен в Киевский округ ПВО. За три года получил второй класс и должность командира звена. Женился он еще в училище. Дочери шел четвертый год, когда его перевели в Северную группу войск — место считалось престижным. Но, главное — летали много. В некоторые годы налет до 150 часов доходил. Это на истребителях! В Союзе 120 часов считались пределом.

Через одиннадцать лет дослужился до заместителя командира полка по летной подготовке. Летал Алик классно! Первый класс, снайпер — высшая квалификация летного мастерства. Командир дивизии агитировал его к себе в замы. Но у Алика были другие планы. Хотел перейти в летчики-испытатели или в космонавты. Но, тут — бац… «Новое мышление». Крушение Берлинской стены. Стали поговаривать о выводе войск.

События развивались стремительно. Пришел приказ паковать имущество полка, стали заказывать контейнеры для личных вещей. Американские самолеты совершали наглые провокационные полеты. На них уже не реагировали. Командир дивизии по секрету сказал Алику, что немцы в ростовской области строят для нашего летного состава коттеджный городок. По немецкому стандарту качества. Есть указание, что получать квартиры в первую очередь будут те офицеры, которые уходят в запас. Молодых офицеров рассуют по разным гарнизонам, что будет дальше — неизвестно. У кого выслуга позволяет, есть резон уходить в запас. Списки уже составляются. Поговаривают, что армию будут сильно сокращать. Алик написал рапорт об увольнении, и ему удалось получить приличную квартиру в городке. Для военного, полжизни прожившего на съемных квартирах, дело великое. Раздражала реакции семьи. Жена Лена ворчала, что коттедж не отдельный, а на две семьи. Ее не утешал тот факт, что отдельные коттеджи давали только генералам. Дочери Лизе шел шестнадцатый год. У нее были свои резоны по высказыванию недовольства — городок находился далековато от Ростова: «А здесь, что? Деревня! И пойти некуда».