На высотах твоих - Артур Хейли

Она осторожно спросила:

– Но ведь убедить людей будет нелегко?

На лице премьер-министра промелькнула улыбка.

– Думаю, что да. Возможно, у нас здесь, в конторе, придется попотеть и посуетиться.

– В таком случае я попытаюсь навести здесь порядок. – Она ощутила, как на нее нахлынули восхищение и любовь к этому человеку, который на ее глазах достиг столь многого, но останавливаться на этом не намеревался. Нет, это было не то прежнее чувство, сейчас оно было гораздо глубже – она хотела оградить и защитить его. С радостной гордостью она осознавала, что нужна ему.

Джеймс Хауден почти вполголоса сказал:

– У вас здесь всегда порядок, Милли. Поверьте, для меня это очень много значит. – Он поставил чашку на стол – сигнал к окончанию передышки.

Через сорок пять минут, в течение которых у премьер-министра побывали три визитера, Милли пригласила к нему в кабинет достопочтенного Харви Уоррендера.

– Прошу садиться, пожалуйста, – холодным тоном предложил Хауден.

Министр по делам гражданства и иммиграции опустил свое длинное раздавшееся туловище в кресло перед столом. Смущенно поерзав, он обратился к Хаудену нарочито дружелюбно:

– Слушай, Джим, если ты пригласил меня, чтобы сказать, что я тогда свалял дурака, позволь мне первому в этом признаться. Чертовски сожалею, что так получилось.

– Поздновато немного, к несчастью, – язвительно ответил Хауден. – К тому же, если хочешь вести себя, как городской пьянчуга, то прием у генерал-губернатора для этого не лучшее место. Полагаю, тебе известно, что на следующий же день об этой истории говорила вся Оттава.

Хауден с неодобрением отметил про себя, что костюм на его собеседнике давно бы уже не мешало погладить.

Уоррендер старательно избегал встречаться глазами с раздраженным взглядом премьер-министра. Он пренебрежительно отмахнулся:

– Да знаю я, знаю.

– Я имел бы полное право потребовать твоей отставки.

– Надеюсь, вы не станете делать этого, премьер-министр. Искренне надеюсь на это. – Харви Уоррендер подался вперед, и Хауден заметил крупные капли пота на его лысеющем темени.

"Не прозвучала ли скрытая угроза в его тоне, в самих словах? – спросил себя Хауден. – Трудно определить с полной уверенностью”.

– И если позволите, добавил бы вдогонку такую мысль, – проговорил с ласковой улыбкой Уоррендер, – graviora quaedam sunt remedia periculus, что в вольном переводе из Вергилия <Марок Публий Вергилий (70 – 19 гг. до н.э.) – римский поэт.> значит: “Некоторые лекарства опаснее самих болезней”.

– А еще я где-то у него читал об ослином реве, – обрезал Хауден; пристрастие Уоррендера к цитатам из древних неизменно его раздражало. Премьер-министр сухо продолжил:

– Я собирался сказать, что решил ограничиться предупреждением. Не вынуждайте меня передумать.

Уоррендер вспыхнул и пожал плечами. Потом едва слышно пробормотал:

– И вот я умолкаю.

– Я пригласил вас главным образом в связи с этим новым инцидентом в Ванкувере. Похоже, там возникла одна из тех досадных ситуаций, каких я настоятельно просил избегать.

– Ах, вот оно что! – в глазах Харви Уоррендера засветился растущий интерес. – Я получил подробный отчет по этому поводу, премьер-министр, и могу изложить вам все обстоятельства.

– А мне это не нужно, – нетерпеливо оборвал его Джеймс Хауден. – Руководить своим собственным ведомством – это ваша работа, а у меня в любом случае есть дела поважнее. – Он невольно повел взглядом по раскрытым папкам с материалами по межконтинентальной обороне, ему не терпелось вновь заняться их изучением. – Все, чего я хочу, чтобы это дело было улажено и исчезло со страниц газет.

Уоррендер недоуменно поднял брови:

– А не противоречите ли вы сами себе? То вы говорите мне, чтобы я сам управлялся со своим собственным ведомством, то, не переводя дыхания, приказываете уладить это дело…

Хауден вновь прервал его – уже со злостью:

– Я требую, чтобы вы следовали политике правительства – моей политике, а состоит она в том, чтобы всемерно избегать спорных иммиграционных дел, особенно в нынешнее время, когда нам предстоят выборы в будущем году и… – поколебавшись, добавил:

– Многие другие вещи. Мы с вами все это уже обсудили в тот вечер. – Помолчав, едко добавил:

– Хотя, может быть, вы не помните.

– Я не был настолько уж пьян! – в свою очередь, вспылил Харви Уоррендер. – Я высказал вам все, что думаю о нашей так называемой иммиграционной политике, и мнения своего не изменил. Или мы примем новые честные законы об иммиграции и признаемся в том, что мы делаем и что каждое правительство до нас…

– В чем признаемся?

Джеймс Хауден поднялся на ноги и стоял, уперев ладони в столешницу.

Подняв на него глаза, Харви Уоррендер произнес тихо, но решительно:

– Признаемся в том, что проводим политику дискриминации. А почему нет? Это же наша – наша собственная страна, разве не так? Признаемся в том, что ставим барьер цветным, что у нас есть расовые квоты, что мы не пускаем негров и азиатов, признаемся в том, что так было всегда, – так с чего вдруг мы будем поступать по-другому? Признаемся в том, что нам нужны англосаксы и что нам нужна резервная армия безработных. Давайте признаем, что у нас существует строгая квота для итальянцев и всех таких прочих и что мы старательно регулируем число католиков. Хватит притворяться! Давайте напишем честный закон об иммиграции, в котором назовем вещи своими именами. Давайте перестанем надевать один лик для Объединенных Наций и лизаться с цветными, а совсем другой носить дома…

– Вы что, с ума сошли? – не веря своим ушам, прошептал Хауден. Он не сводил глаз с Уоррендера. Конечно, этого и следовало ожидать – примерно то же самое Уоррендер излагал и во время приема… Но тогда Хауден отнес это на счет алкоголя… И вдруг вспомнил слова Маргарет: “Мне иногда приходит в голову, что Харви Уоррендер слегка тронулся умом”.

Уоррендер прерывисто дышал, ноздри его трепетали.

– Нет, – ответил он. – Я не сошел с ума. Просто устал от этого чертова лицемерия.

– Честность – прекрасное качество, – проговорил Хауден. Гнев его улегся. – Но то, что вы предлагаете, есть политическое самоубийство.

– А откуда это известно, если никто еще не пробовал? Откуда нам знать, что людям не понравится, если мы скажем то, что им уже давно известно?

Совершенно спокойно Джеймс Хауден спросил:

– Какую вы видите альтернативу?

– Имеете в виду, если мы не примем новый закон об иммиграции?

– Да.

– Тогда я буду всеми силами добиваться строжайшего соблюдения того закона, что действует ныне, – твердо заявил Харви Уоррендер. – Я буду соблюдать этот закон без всяких исключений. И никаких хитростей и очковтирательства, никаких потайных лазеек с черного хода ради того, чтобы неугодные вам вещи не попадали в газеты. Может быть, тогда все увидят, каков он есть, ваш этот самый закон, на самом деле.

– В таком случае, – ровным голосом произнес Джеймс Хауден, – я предлагаю вам подать в отставку.

Их взгляды встретились.

– Нет, – тихо ответил Харви Уоррендер. – Ну уж нет.

Наступило молчание.

– Хотелось бы, чтобы вы ясно и откровенно высказали все до конца, – предложил Джеймс Хауден. – Что у вас на уме?

– Думаю, вы сами знаете.

Лицо премьер-министра хранило решительное выражение, неуступчивый взгляд сверлил собеседника.

– Я же просил говорить ясно и откровенно, без всяких недомолвок.

– Что ж, хорошо, если вам так хочется. – Харви Уоррендер откинулся на спинку кресла и продолжал таким тоном, словно речь шла о самых обычных вещах:

– Мы с вами заключили соглашение.

– Это было давным-давно.

– Соглашение-то бессрочное.

– Как бы то ни было, все его условия выполнены. Харви Уоррендер упрямо покачал головой.

– Соглашение бессрочное, – повторил он и, порывшись во внутреннем кармане, извлек сложенный листок бумаги и бросил его на стол перед премьер-министром. – Прочитайте и убедитесь сами.

Потянувшись за листком, Хауден ощутил, как дрожит его рука. Если это оригинал, единственный экземпляр… Копия!

На миг самообладание покинуло его.

– Глупец!

– Это почему же? – Лицо Уоррендера оставалось безмятежным.

– Вы изготовили фотокопию!

– Так никто не знал, что именно копируется. Кроме того, я все время неотлучно находился у аппарата.

– А негативы?

– Единственный негатив у меня, – спокойно заявил Уоррендер. – Я сохранил его на тот случай, если мне когда-нибудь понадобятся еще копии. Да и оригинал в надежном месте. Так что же вы не почитаете?

Хауден опустил взгляд на лежавший перед ним листок, и в глаза ему прыгнули те самые слова – ясные, точные, написанные его собственной рукой:

1. X. Уоррендер снимает свою кандидатуру, выступает в поддержку Дж. Хаудена.

2. Племянник X. Уоррендера (X. О'Б.) получает ТВ привилегии.

3. X. Уоррендер в кабинете Хаудена получает портфель по своему выбору (кроме иностр. дел и здравоохранения). Дж.X. может сместить X.У. только в связи с опрометчивым поступком либо скандалом. В последнем случае X.У. берет на себя всю ответственность, не впутывая Дж. X.