Рожденный дважды - Маргарет Мадзантини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Забери меня!
Я ждала его на улице, присев на ступеньку, где обычно устраивался бомж, но сегодня он куда-то подевался. Диего бежал, я слышала звук его шагов. Бросилась ему на шею, уткнув лицо в куртку:
— Я потеряла его. Я потеряла его. Я потеряла его.
Больница занимала большой старинный особняк в центре города. Внутри очень тихо. Лестница залита теплым светом, широкие мраморные ступени потемнели от времени. Медсестры в ординаторской курили, сидя вокруг радиоприемника. До Рождества оставалось совсем немного, все носились за подарками, больница выглядела полупустой. Плакать навзрыд я уже не могла, слезы бессильно катились по щекам, словно последние капли дождя.
Меня осмотрели, сделали УЗИ. Дежурный врач, коренастый и плотный, с зычным голосом рыночного зазывалы, улыбаясь, протянул салфетку. Я вытерла гель. Врач сказал, что мне повезло, что кровотечение спасло меня от выскабливания. Что касается всего прочего… это не просто выкидыш.
— Яйцеклетка пустая. Тело освобождается от нее естественным образом, — объяснил доктор.
Еще он сказал, что я молода и здорова, что можно, не откладывая, пробовать забеременеть снова.
— К сожалению, такое часто случается.
Так мы вернулись домой, с пустыми руками, с пустым животом… однако слова доктора вселили в нас надежду. Ничего не поделаешь, нужно собраться с силами, нужно жить дальше. Включили в квартире свет. Диего принес вино, припасенное для особого случая, хотел заглушить эту боль. Открывая бутылку, он вдохнул аромат: черт, ну и вино! Вино действительно оказалось прекрасным. Яркое, густое, оно согревало, утешало. В том, что случилось, никто не виноват. Да и можно ли назвать ребенком эту комбинацию клеток, этот жалкий сгусток, вышедший из меня вместе с кровью. Смерть без похорон, без гроба. Траур, которого быть не должно.
В конце книги, посвященной беременности и родам, мы нашли маленький словарь. Термина «пустая яйцеклетка» там не было. Книгу мы забросили в дальний угол. Диего хотел рассмешить меня, принялся дурачиться, устроил игру в жмурки — надел повязку, расставил руки, чтобы меня поймать.
— А вот и я, я — твоя пустая яйцеклетка…
Но скрытую в глазах грусть спрятать не удалось.
— Значит, это был не наш ребенок. Если детям суждено появиться, они появляются, не волнуйся.
Больше мы к этой теме не возвращались. Я начала заниматься спортом, мое истощенное тело нуждалось в физических нагрузках, это помогало освободиться от переживаний.
Наша грусть потихоньку проходила, уступая место привычному ритму жизни. Дни шли один за другим по мраморной лестнице, по нашей квартире, где никто уже не открывал пианино, где мой шарф висел в прихожей рядом с мотоциклетной курткой Диего. Мы снова окунулись в наполненную приятными мелочами размеренную жизнь, где было место и чудесам. Как в день нашей первой встречи.
Еду на мопеде по набережной Тибра, стою на светофоре, с лицом, напряженным от повседневных забот, и вдруг вижу его. Он идет к зебре, переходит дорогу, на плече тяжеленная сумка. Я сигналю, он оборачивается, но меня не замечает, ускоряет шаг. Тогда я, пропустив поток машин, подъезжаю ближе, медленно следую за ним, окликаю:
— Диего…
Он оборачивается, бросает сумку на асфальт.
— Я как раз думал о тебе! — кричит он, обнимая меня. — Я думал о тебе, и ты появилась.
Удивительно, что мы расстались утром, несколько часов назад, а кажется, будто не виделись годы, — такая неожиданность, приятный сюрприз.
Мы идем по набережной Тибра, держась за руки, как туристы. Мы пережили нелегкие дни, заботы не прошли бесследно — на лбу у меня появилась глубокая складка недоумения, да так и осталась. Работа меня больше не радует, я страдаю от неуверенности в себе, не могу избавиться от уныния, ем себя поедом. Ребенок, которого я потеряла так быстро, теперь далеко от меня, но, может быть, он остался здесь, в этой морщине.
Обычный день, случайная встреча — что может быть лучше? Я крепко сжимаю руку Диего. Его глаза лечат мою боль.
— Куда ты направлялся?
— Никуда. Возвращался домой, к тебе.
— Любимый…
— Любимая…
— Так больно видеть, что ты грустишь…
— Не буду…
— Я живу только тобой.
Мимо пролетает машина, едва не задев нас. Все могло бы закончиться так нелепо, в одно мгновение…
Мы спускаемся к реке, на грязный берег, который помнит нас совсем молодыми и глупыми. Туда, где мы были счастливы, где танцевали обнявшись, сбросив на пол всю одежду.
Куда уплыла наша старая баржа? Куда улетели маленькие ласточки, которые садились на ее ржавые борта? Здесь, у воды, можно забыть обо всем. Город с его заботами остался наверху, за черной стеной. Тяжелые воды реки уносят с собою все.
Той ночью чувственное влечение вновь овладело нами. Мы могли бы заняться любовью прямо на берегу, на размякшей от воды земле. Но я не решилась — холодно. Наверное, старею. И мы вернулись домой, оставив на реке закат, запах стоячей воды и наши воспоминания. Обнявшись, мы шли по городу — он отнимает у нас столько сил, опустошает нас, порой лишает чего-то важного… но это наша жизнь.
Ты все еще любишь меня?
Люблю. Всегда. Только тебя.
Тебе не кажется, что я изменилась? Стала неуверенной, жалкой? Что замкнулась в своих мелочных проблемах?
Мне кажется, что твой запах будет преследовать меня всю жизнь.
В эту ночь впервые за много месяцев к нам вернулась надежда.
Я часто вижу во сне этого ребенка… всегда его. Лица не разглядеть, он сидит на перроне какого-то железнодорожного узла, свесив ноги со старой деревянной скамьи. Он, маленький начальник станции с жестяным фонарем, освещающим туман, дает команду, отправляя поезда.
Мы уехали в Париж. В Национальном центре фотографии была выставка Йозефа Куделки, которую Диего хотел посмотреть. Мертвая птица на проводах, ангел на ослике. Вышли притихшие, оглушенные. Посидели на открытой веранде кафе напротив Центра Жоржа Помпиду, заказали десерт «снежки» в ванильном креме. Огромные часы отсчитывали секунды, оставшиеся до наступления нового тысячелетия. Ветер свободы, цыгане на фотографиях Куделки разбудили желание бросить все, уехать из Рима куда глаза глядят. Эта мысль возникала у нас и раньше. Зачем жить в городе, где нет настоящих друзей? Где для того, чтобы почувствовать себя живым, настоящим, надо спуститься к реке и пройти вдоль грязного берега?
На обратном пути я купила в аэропорту тест на беременность. Диего ничего не знал. Я зашла в аптеку, вернулась с упаковкой французского аспирина. Старалась не думать об этом. Дома первым делом разобрала чемодан, загрузила стиральную машину. Тест пролежал в моей сумочке до самого вечера, пока я действительно о нем не забыла.