Под сенью молочного леса (сборник рассказов) - Дилан Томас

- Какой чудесный летний день! - произнес он и тронул завиток когтистой лапой.

Точно так же он обратился к горной овце прежде, чем сожрать ее, подумал я про себя. Честная компания, блея, высыпала из повозки и кинулась в таверну.

- Присмотри-ка за шарабаном, - сказал мне дядюшка, - чтоб никто его не увел.

- Да некому тут его увести, - ответил я, - разве что коровам. - Но дядюшка уже самозабвенно трубил в свой рог внутри таверны.

Я смотрел на коров, а они на меня. Больше нам просто ничего не оставалось. Три четверти часа тянулись, как долгая тягучая туча. Солнце бросало свои лучи на пустынную дорогу, забытого, никому не нужного мальчишку и коров с бездонными, как озера, глазами. Компания в темноте таверны была уже до того переполнена счастьем, что била посуду. Бретонец из "Лукового Шони", в берете, со связкой луковиц на шее, подкатил на велосипеде и остановился у дверей.

- Quelle un grand matin, monsieur* - сказал я.

* Какое прекрасное утро, сударь (искаж. фр.).

- Ба, да тут французы! - воскликнул он.

Я пошел за ним по коридору и заглянул внутрь. Участников поездки я узнал с трудом. У всех изменился цвет кожи. С лицами из свеклы, ревеня и переспелой арбузной мякоти они с гиканьем отплясывали в темной, застланной дымом комнате, словно чудовищно постаревшие сорванцы, а посредине раскачивался дядюшка, состоящий из рыжих усов и множества животов. На полу лежали разбитый бокал и мистер Уизли.

- Всем налить! - орал Боб Скрипач, избежавший наказания маленький человечек с ясными синими глазами и пухлой улыбкой.

- Кто обокрал сироток?

- Кто продал собственного малютку цыганам?

- Доверишься старику Бобу - он доведет тебя до беды.

- Издевайтесь, издевайтесь на здоровье, - усмехаясь, приговаривал Боб Скрипач, - я вас всех прощаю.

Из духоты и галдежа неслись крики:

- Где старина О. Джонс?

- Где ты, старина О.?

- Он на кухне, готовит себе обед.

- Уж про обед-то он никогда не забудет.

- Молодчина.

- Выходи-ка, подеремся!

- Не сейчас, попозже.

- Нет, сейчас, пока я в запале.

- Посмотрите-ка на Уилла Сентри, он прямо подметки рвет.

- Посмотрите, какие он кренделя выписывает!

- Посмотрите-ка на мистера Уизли, вон - разлегся барином на полу.

Шипя, как гусь, мистер Уизли поднялся с пола.

- Этот мальчишка нарочно толкнул меня, - сказал он, ткнув в меня пальцем.

Я предпочел выскользнуть по коридору на дорогу, к ласковым, добрым коровам.

Время плыло медленно, коровы пялились на меня, я кинул в них камень, и они, не переставая пялиться, поплелись прочь. Потом из таверны выкатился дядюшка и, надуваясь, как шар, затрубил в свой рог, и тогда из дверей с шумом вывалились все остальные. Они выпили в "Горной овце" все до капли, мистер Уизли выиграл связку луковиц, которую человек из "Лукового Шони" предложил для розыгрыша в таверне.

- Какой толк в луковицах, если зубы остались на каминной полке, сказал он.

Я посмотрел в заднее окошко громыхающего шарабана и увидел, как таверна становится все меньше и меньше. А флаг Сиама на флагштоке у мужской уборной развевался теперь на середине мачты.

"Голубой бык", "Дракон", "Звезда Уэльса", "Кислые гроздья", "В объятьях пастуха", "Абердовейские колокола" - мне ничего другого не оставалось в этом взбесившемся августовском мире, как запоминать названия всех таверн, где останавливалась честная компания, и караулить шарабан. И всякий раз, когда шарабан проезжал мимо таверны, мистер Унзли начинал кашлять, как старый козел, и кричать: Остановитесь! Я задыхаюсь, я сейчас умру! И все мы послушно выходили из шарабана.

После обеда таверны закрывались, но для участников поездки это не значило ровно ничего. Всю вторую половину дня они распевали гимны и галдели за закрытыми дверьми. Когда в "Пивную Друида" через черный ход вошел полисмен и уставился на этот хор с пивными кружками в руках, Ной Боуэн шикнул: Эй, тише там! Пивная закрыта.

- Откуда вы приехали? - спросил полицейский застегнутым на все пуговицы сдавленным голосом.

Ему ответили.

- У меня там тетушка живет, - сказал он. Вскоре он уже пел вместе со всеми "В чаще лесной".

Но наконец мы все-таки поехали дальше, шарабан подпрыгивал, дребезжа старческими голосами и бутылками, и вот подкатил к реке, стремительно несущейся среди плакучих ив.

- Вода! - завопили все.

- Порткоул! - пропел мой дядюшка.

- А где ослы? - спросил мистер Уизли.

И, пошатываясь, они выбрались из шарабана и с гиканьем зашлепали по воде - вода была холодная, прозрачная, бурлящая. Мистер Франклин, пытаясь станцевать польку на скользких камнях, дважды свалился в воду.

- Не так-то просто, - с достоинством произнес он, отряхиваясь на берегу.

- Вода холоднющая! - кричал кто-то.

- Чудесная!

- Теплая, как пуховая перина!

- Тут лучше, чем в Полткоуле!

И сумрак, тепловатый и мягкий, опустился на три десятка необузданных, мокрых, пьяных, плещущихся в воде мужчин, забывших обо всем на свете на этом краю света - в западной части Уэльса.

- Эй, кто там есть? - крикнул в небо Уилл Сентри пролетавшей мимо дикой утке.

В поисках рома для согрева они остановились у "Гнезда отшельника".

- В тысяча восемьсот девяносто восьмом году я играл за Аберавон, сказал Эноху Дэвису незнакомец.

- Врешь, - ответил Энох Дэвис.

- Могу показать фотографии, - ответил незнакомец.

- Поддельные, - ответил Энох Дэвис.

- Да у меня дома фуражка есть; хочешь покажу?

- Краденая.

- Да приятели подтвердят, - в бешенстве закричал незнакомец.

- Подкупленные, - ответил Энох Дэвис.

По дороге домой в темноте, мерцающей бликами лунного света, старина О. Джонс начал готовить себе ужин на примусе посреди шарабана. Мистер Уизли от дыма закашлялся до посинения.

- Остановитесь! Я задыхаюсь, я сейчас умру! - кричал он.

Мы вышли прямо в лунный свет. Таверны поблизости не было. Вынесли оставшиеся ящики, примус, самого старину О. Джонса, поставили все это посреди поля и сели кружком, пили пиво и пели песни, а старина О. Джонс готовил пюре и жарил колбасу, и луна проплывала над нами. Там-то я и заснул, привалившись к всхолмленному дядюшкиному жилету, и слышал сквозь сон, как Уилл Сентри кричал плывущей в небе луне:

- Эй, кто там есть?

ПОД СЕНЬЮ МОЛОЧНОГО ЛЕСА

(Пьеса для голосов)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Первый голос

Второй голос

Капитан Кэт

Первый утопленник

Второй утопленник

Рози Пробет

Третий утопленник

Четвертый утопленник

Пятый утопленник

Мистер Мог Эдвардс

Мисс Мевенви Прайс

Джек Блек

Мать Вальдо

Вальдо, мальчик

Жена Вальдо

Мистер Вальдо

Первая соседка

Вторая соседка

Третья соседка

Четвертая соседка

Мать Матти

Первая женщина

Вторая женщина

Третья женщина

Четвертая женщина

Пятая женщина

Священник

Миссис Огмор-Причард

Мистер Огмор

Мастер Причард

Госсамер Бейнон

Орган Морган

Утах Уоткинс

Миссис Утах Уоткинс

Оки Милкмен

Голос

Миссис Вилли Нилли

Лили Смолз

Мэ Роуз Коттедж

Мясник Бейнон

Преподобный Эли Дженкинс

Мистер Пуф

Миссис Орган Морган

Мэри Эн Сейлорс

Дал Брэд

Полли Гартер

Ноугуд Бойо

Лорд Кат-Глас

Голос гида

Миссис Бейнон

Миссис Пуф

Миссис Дай Брэд первая

Миссис Дай Брэд вторая

Вилли Нилли

Миссис Черри Оуэн

Черри Оуэн

Синдбад Сейлорс

Старик

Эванс, по прозвищу Смерть

Рыбак

Голос ребенка

Бесси Бегхед

Пьяница

Тишина.

Первый голос (очень мягко). Начнем с самого начала.

Представьте себе - весна, безлунная ночь в маленьком городке; беззвездная и черная, строгая, как Библия, тишина улиц, вымощенных камнем; горбатый, торжественный и пугающий лес, медленно, почти незаметно спускающийся к терново-черному, тихому, темному, черному, как ворон, полному рыбы, качающему лодки и поплавки морю. Дома стоят слепые, как кроты (впрочем, кроты прекрасно видят этой ночью в вытянутых, бархатных, глубоких лощинах), или слепые, как капитан Кэт, там, во мраке, меж водокачкой и городскими часами, магазинами похоронных принадлежностей и богадельней, убранной траурными вдовьими повязками. И все жители этого раскачивающегося, плавающего в молчании городка погружены сейчас в сон.

Тише, спят дети, фермеры, рыбаки, лавочники и прислуга, сапожник, школьный учитель, почтальон и трактирщик, гробовщик и проститутка, пьяница, портниха, священник, полицейский, морщинистые старухи с перепончатыми ногами и аккуратненькие жены. Юные девицы спят в мягких кроватях или витают в мечтах, где кольца, приданое и подружки невесты, как светлячки, медленно спускаются вниз по ярусам поющего, словно орган, леса. Мальчишки видят во сне неведомые земли и встающие на дыбы ранчо ночи и море Веселого Роджера. И антрацитовые статуи лошадей спят в полях, в хлевах спят коровы, собаки с влажными носами спят во дворах, кошки дремлют на покатой кровле или ловко перескакивают, мелькают над верхушками крыш.