Арикона, или Властелины Преисподней - Наталья Сорокоумова

Глава 16

«…И пришел один из семи Ангелов, имеющих семь чаш, и, говоря со мною, сказал мне: подойди, я покажу тебе суд над великою блудницею, сидящею на водах многих…»

…Душно. Очень душно, просто нечем дышать. Дайте воздуха, хотела сказать она, но губы не слушались. Кто-то тяжело дышал рядом. Дышал с хрипом, с бульканьем, словно вдыхал воду. Она протянула руку и коснулась горячей кожи человека. Почти сразу же узнала и лицо, всплывшее из горячего тумана. Любимое и дорогое лицо, до жути исковерканное физическими и нервными страданиями.

Анн. Милая Анн, что сделала с тобой странная болезнь, которой нет названия и нет причины? Дорогая моя, единственная моя сестра, что мне сделать и кого убить, чтобы избавить тебя от боли? Сколько жертв принести мне богу, чтобы он услышал мои слезы и мои молитвы?

Он не слышит, шептала Анн, пытаясь взять Арикону за руку, но тело так плохо слушалось ее, что не хватило сил даже шевельнутся. Слезы катятся и катятся из добрых глаз, и понятно, что Анн на грани смерти… Страшно понимать, что всего минута отделяет тебя от забвения, и страшно подумать, что минуту эту все более и более отдаляют суетящиеся врачи, втыкающие иглы в измученные вены… Кровь такая густая, что иглы сразу забиваются и драгоценное лекарство, от которого, впрочем, больше нет никакой пользы, капает на простыни, пропитанные потом мук. Анн не может говорить, она смотрит на Арикону замутненным взглядом, почти ничего уже не видя, и душа ее готова сорваться с тонкой нити тела…

Арикона упала на колени, сложив ладони. Господи, говорит она страстно и горячо, господи, помоги! Дай ей шанс остаться здесь со мной, рядом со мной хотя бы еще немного! Анн такая молодая, ей еще многое надо сделать в этой жизни, не забирай ее! Пошли ей исцеления! Господи…

Слезы льются, а в горле комок колючей проволоки – тяжело вздохнуть… И она продолжает шепотом: не забирай ее! Она нужна мне! У тебя, боже, там, на небесах столько народу – зачем тебе Анн сейчас? Ты заберешь ее все равно – рано или поздно, но лучше поздно…

И память возвращает страшные прожитые дни, полные отчаянья… Мечущаяся в бреду Анн, перед которой встают галлюцинации – какие-то давно забытые подруги, видения детей, бегущих к ней навстречу, обрывки воспоминаний юности, загнанные страхи… Страхи… Она в бреду кричала: спасите меня!… Унесите меня с дороги, меня раздавят!… Кто-нибудь, поднимите меня, я не могу встать!… Анн кричала, а Арикона, воя, пыталась привести ее в чувство. Но сознание сестры погружалось все глубже во тьму. Я падаю, падаю, рыдала Анн, хватаясь руками за край кровати, за Арикону, за подушку и любого, кто подходил к ней близко, не дайте мне упасть…

Анн всегда боялась высоты. Болезнь заставляла ее каждую минуту испытывать этот страх, сбрасывая вниз с воображаемых зданий и мостов. Болезнь разрушала ее мозг и сердце.

А потом Анн пришла в себя. Она узнала и Арикону, и друзей, и обстановку. Но узнала для того, чтобы проститься.

И Арикона вновь взывала к небесам. Отец наш, господь! Услышь меня! Матерь Божья, Дева Мария! Помоги! Избавь от мук! Головой билась она об пол и стонала: помогите… помогите… Ангелы добрые мои, хранители, придите, дайте сил! Боже, если ты спасешь Анн, я обещаю больше никогда не подпускать к себе ни одного мужчину! Боже, клянусь посвятить свою жизнь только тебе одному! Я клянусь и небом, и землей, что буду принадлежать и телом, и душой только тебе, если ты спасешь Анн!

Но господь не услышал. Он молча смотрел на нее с иконы, а рядом улыбалась его мать – Дева Мария. Им было все равно, что Анн задыхается, что сердце ее с трудом может перекачивать сгущенную, как смола, кровь, что разум ее отдаляется и гаснет… Им было наплевать. Но Арикона продолжала верить, что докричится до них, тронет их чувства, и явят они милость свою и чудо. Анн так нужна мне, боже…

Последние дни Анн боролась за каждый глоток воздуха. Арикона сидела рядом, держа ее за руку и слушала жуткое бульканье у нее в груди. Молиться больше не было сил. Теперь осталась одна мечта – чтобы Анн ушла без боли, быстро. Арикона уходила в свою комнату, когда Анн впадала в забытье, и, упав на пол, кусала ковер и собственные руки, чтобы понять, живет ли она сейчас, или уже нет.

Боже, если она нужна тебе – забери ее сейчас, чтобы муки ее кончились… Пусть тело ее успокоится. Боже, освободи ее.

Равнодушные глаза бога на иконе. Равнодушные глаза матери его. Жестокая холодность золотых ликов, ненавидящих людей.

Арикона пыталась найти ответ: кто виноват? Почему эта странная болезнь, обрушившаяся на Анн, не только не поддавалась опыту и умению квалифицированных врачей, но как будто усиливалась каждый раз, как только вмешивались они в процесс болезни? Врачи словно специально подстегивали разрушение организма, заверяя при этом, что все будет в порядке.

Арикона запомнила лицо врача – немолодой уже женщины. Как спокойно она смотрела на мучения Анн, как отводила глаза, когда Арикона спрашивала ее о прогнозе, как злилась, когда Арикона пыталась понять принцип лечения. Ее звали Росси. Ненавистное имя. Для нее не существовало человека, кричащего от боли – перед ней на кровати лежал обыкновенный объект, один из ста, ничем особенно не выделяющийся и не примечательный. Безнадежный, одним словом.

Врачи махнули на Анн рукой. Точнее, Росси махнула рукой и сказала: я сделал все, что смогла. Забирайте. Человек-полурастение. Все в руках господа.

Арикона сказала тогда в сердцах: как вы можете так относиться к людям? Они же живые, они ждут помощи… И не столько важны им лекарства, которыми вы их пичкаете, а важно отношение. Вы же ни разу за все время не поинтересовались, как дела у Анн. Вы приходили, измеряли давление, стучали молоточками по чувствительным точкам на локтях и коленях, и уходили с гордо поднятой головой…

Росси спросила: что вам нужно от меня?

Арикона посмотрела в подслеповатые глаза врача, – безжизненные и пустые, – и ответила: сострадания.

Врач еще мгновение созерцала измученную бессонницей Арикону, а потом развернулась и ушла. Я найду тебя, сказала Арикона ей вслед. Я узнаю, что творится в твоей душе. Ты ведь не доктор – ты бездушная машина, которую надо уничтожить.

Боже, дай мне сил выдержать! Дай Анн все это выдержать!…

Тишина в ответ. Только хрипящее дыхание Анн и ее широко раскрытые страшные глаза. Бороться за глоток воздуха, когда его вокруг так много…

Спасибо врачу, той молоденькой девочке, которая превысила дозу морфина. Она сделала то, что должен был сделать бог. Неправильно рассчитав дозу, она ввела слишком много наркотика, пытаясь облегчить Анн дыхание. Анн уснула не сразу, но уснула все-таки. А девочка, перепуганная девочка, схватила кислородную маску и начала качать кислород.