Арикона, или Властелины Преисподней - Наталья Сорокоумова

– Ты делаешь больно человеку! – горячо возразил отец Конрад. Они оба перешли на «ты», даже не заметив этого.

– Я наказываю болью за боль, – резко ответила Арикона, приподнимаясь. – Я слежу за справедливостью. Лорд дал мне это право.

– Справедливость демона? – с сомнением произнес священник. – Наш мир – мир света. Мир бога. Только ему дано решать, в чем состоит справедливость.

– Неужели? – сказала Арикона ехидно. – Значит, было бы справедливо оставить тебя болтаться на перекладине в компании мух?

– Нет, наверное, – быстро согласился священник. – Но это отдельный случай.

– Я и занимаюсь – «отдельными случаями», – с нажимом ответила Арикона. – Отец сделал больно мне и человеку, которого я любила, как себя. Теперь я делаю больно ему. Я отбираю у него право на решение – что справедливо, а что нет. Он перестал смотреть сюда, на землю, он забыл о своих обязанностях… Я хочу напомнить ему о них.

– Месть правит миром, – сказал священник. – Никакого прощения. Мир отдан Лорду и его слугам.

– Лорд никого не обманывает. Он требует дорогую цену за свои услуги, но и взамен дает очень много. Он честен до конца. Всегда. А впрочем… Кто скажет, который из властителей коварнее и безжалостней? Этого знать никому не дано.

Арикона вдруг осознала, что вино в голову больше не бьет. Она сделала большой глоток из бутылки, но давняя злость, ожившая в ней во время рассказа, не позволила алкоголю добраться до сознания. Теплая волна прошла по пищеводу, ударила в желудок и растаяла. Арикона с досадой закрыла бутылку и швырнула ее в кусты.

– Демон должен уделять внимания каждому уголку земли. Но ты все время держишься вблизи этого города.

– Раньше я металась по всей планете – сегодня на одном материке, завтра на другом. Но потом поняла, что держит меня только этот город. Здесь мне было дано все и все отобрано. Это мой город… Я не гонюсь за количеством. Качество важнее. Качество мести.

Отец Конрад молчал, ковыряя прутиком в костре. Непонятно было по его лицу – раздумывает ли он над тем, что сказала ему Арикона, или наслаждается теплом и покоем. Потерянная Душа заворочалась на ветке, и сверху посыпались сухие листья, веточки и сухая кора.

– Потерянная Душа… – внезапно проговорил отец Конрад, глядя в огонь. – Почему – Потерянная?

– Потому что потерялась. Она не знает, откуда она и чья она, – ответила Арикона.

– Знаю! – возмутилась Душа сверху. А потом добавила осторожно: – Но не помню.

– Я только-только получила власть от Лорда, когда встретила ее, – сказала Арикона. – Она сидела на могильной плите на старом городском кладбище, и рыдала.

– Выла, – поправила Потерянная Душа с достоинством.

Арикона бросила быстрый взгляд вверх и продолжила:

– Мне стало ее жаль. Я стала спрашивать ее, кто она такая, но она не могла отвечать – только тряслась и рыдала.

– Выла, – опять поправила Потерянная Душа. – Я не умею рыдать, но я умею выть!

– Когда мне надоело слушать ее вопли, я ушла, но она поплелась следом за мной. Не прогонять же ее! И вот уже сорок лет она ходит рядом. Не могу сказать, что я от этого в полном восторге. Иногда она меня выводит из себя.

– Неужели ты совсем ничего не помнишь? – спросил отец Конрад.

– Конечно, помню! – возмутилась Потерянная Душа. Помолчала секунду и добавила: – Только не знаю, что именно я помню. Какие-то отрывочные картинки – везде больно, страшно, одиноко. Кого-то хоронят, кого-то жалеют… Ни одного доброго воспоминания. Меня бросили, и я не могу уйти на небо – меня не зовут, и не могу убраться в ад – туда не пускают. Вот и болтаюсь – между небом и землей. И я такая не одна – нас, потерянных, тысячи. О чем только думает небесная канцелярия, куда смотрит? Бардак.

– А ты хотела бы найти свое тело? – спросил священник.

– Зачем? – удивилась Душа. – Нет, конечно, иногда мне становится тоскливо – почему я такая одинокая? И тогда мне хочется узнать, чьей душой я являлась. А с другой стороны – я сменила, вероятно, множество тел, так какая разница, что случилось с последним моим прибежищем? Видимо, не так уж безгрешно оно жило – раз меня потеряли.

– Наверное, так и есть, – согласился отец Конрад.

Арикона укладывалась поудобней на траве, ставшей влажной от ночной росы. В уставшем теле приятно подрагивали мышцы, кололись иголочками наработавшиеся за день плечи. Стоило только ей закрыть глаза, как моментально налетел сон, и она засопела. Отец Конрад поднялся неслышно, поднял брошенный плащ Ариконы и осторожно, стараясь не разбудить ее, укрыл. Потерянная Душа невнятно бормотала на дубу, белея туманным одеянием. Страшась диких зверей, священник развел еще один костер, подбросив самые толстые поленья, и после этого уютно устроился возле дубового ствола, усевшись между выпирающих корней, как в кресле. Через минуту уснул и он.

Глава 15

«…Тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих, и истребит явлением пришествия Своего…»

Арикона ударила ногой в дверь и распахнула ее. Ее взору предстала картина всеобщего разврата – орден праздновал день рождение своего покровителя, и ради такого случая была приглашена компания разного возраста и разной сексуальной ориентации. Члены ордена – разжиревшие потные боровы с лысыми макушками и волосатыми брюхами, – развлекались на расстеленных коврах с девочками, хрюкали, ржали и стонали. Малолетки носились друг за дружкой по залу, лупцевали спины плетками, швырялись кусками мягкой глины и визжали, когда кому-нибудь удавалось схватить их за ноги, повалить и овладеть тут же, на глазах у остальных.

Горели черные свечи и ароматические палочки, но их сладкий запах не мог заглушить зловония разгоряченных потных тел братьев. Свечи не полностью освещали большой зал, однако только по одним звукам, несущимся из темных углов, нетрудно было догадаться, даже при отсутствии всякой фантазии, что там царит групповой разврат с использованием цепей и плетей.

Арикона остановилась на пороге, расставив ноги в блестящих ботинках, и вынула кинжал. Покачав его в руке, как бы взвешивая, она резко метнула его в потолок, и он с противным скрежетом вошел в камни. Ярко-белая кривая трещина поползла в обе стороны от вонзенного по самую рукоятку кинжала, брызнули лучи света и высветили братьев ордена во всей красе.

Они не ожидали света. Вскрикнув, многие зажмурились, скрываясь от него, некоторые уткнулись лицами в ковры или в своих партнеров по утехам, другие подняли руки и отгородились от лучей, как от материальной опасности. Возня и шум стихли.