Англичанка - Дэниел Силва

— По рукам, — сказал Орсати. — Постарайтесь вернуть мне его в целости и сохранности. Помните: пением денег не заработаешь.

Габриель устроился на террасе с бутылкой вина и пухлым досье на служащих Даунинг-стрит. Габриель читал о закулисной деятельности Партии при Джонатане Ланкастере, однако через час прервался: на душе было неспокойно. Он позвонил дону Орсати и спросил разрешения прогуляться. Благословив его, дон подсказал, где найти один из пистолетов Келлера: кургузый ХК лежал в ящике симпатичного письменного стола, прямо под картиной Сезанна.

— Только осторожно, — предупредил дон. — Спусковой крючок очень нежный, как и душа Келлера.

Заткнув пистолет за ремень джинсов, Габриель вышел на длинную узкую тропинку, ведущую мимо трех старых олив. Слава богу, противный козел покинул сторожевой пост, и Габриель мог невозбранно пройти в деревню. День плавно перетекал в вечер, и на улицах между домов с закрытыми ставнями бегали только дети да кошки — они с любопытством взирали на Габриеля, когда он проходил мимо по направлению к главной площади. С трех сторон ее окружали лавки и магазины, с четвертой стояла церковь. Купив в одном из магазинов шарфик для Кьяры, Габриель присел за столик в более-менее симпатичной кафешке. Выпил крепкого кофе, чтобы заглушить эффект «Сансера», а позже, когда небо стало темнеть и задул прохладный ветер, крепкого местного вина, чтобы заглушить эффект кофе. Из распахнутых дверей церкви доносилось невнятное бормотание молящихся.

Мало-помалу площадь стала наполняться людьми. На мопедах у кафе-мороженого сидели парни; посреди пыльной эспланады резались в петанк[9] старички. Когда пробило шесть часов, из церкви гуськом вышло человек двадцать — главным образом старухи, и среди них синьядора. Мельком взглянув на Габриеля, еретика, она скрылась в дверях своего покосившегося домишки. Вскоре к ней на порог явились две женщины: старая вдова, вся в черном, и безумная девушка лет двадцати, на которую, несомненно, кто-то навел порчу.

Полчаса спустя женщины вышли, а с ними — мальчик лет десяти, с длинными курчавыми волосами. Женщины направились к кафе-мороженому, а мальчик, поглазев немного, как играют в петанк, пошел в сторону кафе, где сидел Габриель. В руке он сжимал сложенный вчетверо листочек голубой бумаги. Положив его на столик перед Габриелем, мальчик опрометью побежал прочь, словно опасаясь чем-нибудь заразиться. Габриель развернул послание и в меркнущем свете заката прочел одну-единственную фразу:

Зайди ко мне, сейчас же.

Спрятав записку в карман, Габриель еще некоторое время сидел и думал. Затем бросил на столик несколько монет и через площадь направился к дому синьядоры.

Когда он постучал в дверь, ломкий голос пригласил его войти. Синьядора сидела в выцветшем «крылатом» кресле, свесив голову набок. Видно, еще не отошла от исцеления предыдущего посетителя. Несмотря на протесты Габриеля, она все же поднялась ему навстречу. На сей раз во взгляде вещуньи не было и тени враждебности, лишь озабоченность. Молча она погладила Габриеля по щеке и заглянула ему в глаза.

— У тебя такие зеленые глаза. Достались от матери?

— Да, — ответил Габриель.

— Она стала жертвой войны, так?

— Это Келлер вам рассказал?

— Кристофер о твоей матери никогда не говорил.

— Да, — помолчав, признал Габриель, — моя мать натерпелась ужасов на войне.

— В Польше?

— Да, в Польше.

Синьядора взяла его за руку.

— Такая теплая. У тебя жар?

— Нет.

Старуха закрыла глаза.

— Твоя мать была художником, как и ты?

— Да.

— Она попала в концлагерь? В тот, что назывался как лес?

— Да, в тот самый.

— Вижу дорогу, снег, длинную колонну женщин в серых одеждах, мужчину с автоматом…

Габриель резко отдернул руку, так что вещунья испуганно распахнула глаза.

— Прости, не хотела тебя расстраивать.

— Зачем вы меня пригласили?

— Я знаю, зачем ты вернулся.

— И?

— Хочу помочь.

— Почему?

— Нельзя, чтобы ты пострадал в ближайшее время. Старик нуждается в тебе. И жена тоже.

— Я не женат, — соврал Габриель.

— Ее зовут Клара, ведь так?

— Нет, — улыбнулся Габриель. — Кьяра.

— Она итальянка?

— Да.

— Я буду молиться за тебя. — Старуха кивнула в сторону стола, на котором стояли миска с водой, сосуд с маслом и пара зажженных свечей. — Не присядешь?

— Что-то не хочется.

— Все еще не веришь мне?

— Верю.

— Тогда почему не присядешь? Ты ведь не боишься меня? Мать неспроста назвала тебя Габриелем.[10] Господь — сила твоя.

Габриель ощутил страшную тяжесть на сердце. Захотелось уйти, однако любопытство оказалось сильнее. Габриель помог старухе присесть за стол, устроился напротив и, обмакнув палец в масло, занес его над миской воды. Когда три капли масла упали в воду, то разбились на тысячи крохотных капелек. Старуха мрачно кивнула, будто подтвердились ее самые страшные опасения. Она снова взяла Габриеля за руку.

— Ты весь горишь, — сказала она. — Точно не болен?

— Я провел день под солнцем.

— В доме Кристофера, — уверенно заметила она. — Ты пил его вино, и за поясом у тебя его пистолет.

— Продолжайте.

— Ты ищешь человека, погубившего англичанку.

— Знаете, кто он?

— Нет, но знаю, где он. Прячется на востоке, в городе грешников. Не ходи туда, иначе, — твердо предупредила она, — погибнешь.

Закрыв глаза, синьядора тихонько заплакала — это перешла на нее порча. Потом старуха кивнула и велела Габриелю повторить ритуал с маслом. На сей раз три капли слились в одну. Синьядора как-то загадочно улыбнулась.

— Что вы такое увидели? — поинтересовался Габриель.

— Точно хочешь узнать?

— Ну конечно.

— Вижу дитя, — неуверенно ответила вещунья.

— Чье?

Старуха похлопала его по руке.

— Возвращайся на виллу. Твой друг Кристофер снова на Корсике.

Вернувшись на виллу, Габриель застал Келлера у холодильника. Одетый в темно-серый костюм (помявшийся в дороге) и расстегнутую у горла белую сорочку, Англичанин достал ополовиненную бутылку вина. Демонстративно встряхнул ее и налил себе почти полный бокал.

— Тяжелый день в офисе, милый? — спросил Габриель.

— Просто чудовищный. — Келлер протянул ему бутылку. — Выпьете?

— Мне уже хватит.

— Да, заметно.

— Как поездка?

— Дорога — сущий ад, зато все остальное прошло как по маслу.

— Кто?

Келлер молча отпил вина и вместо ответа сам спросил, где мотался Габриель. Когда тот сказал, что ходил к синьядоре, Англичанин усмехнулся.

— Мы еще сделаем из вас корсиканца.

— Я же не по доброй воле, — напомнил Габриель.

— Что она хотела сказать?

— Так, ничего. Обычная ведунская болтовня.

— Тогда что же вы такой бледный?

Габриель молча выложил пистолет Келлера на стол.

— Судя по тому, что мне известно, — произнес Англичанин, — оружие вам пригодится.

— И что же вам известно?

— Слышал, вы собираетесь на охоту.

— Хотите помочь?

— Если честно, — Келлер поднял бокал на свет, — я вас порядком заждался.

— Надо было закончить одну картину.

— Кто автор?

— Бассано.

— Ученик Бассано или сам мастер?

— Понемногу и того, и другого.

— Как мило.

— Скоро сможете отправиться за мной?

— Надо свериться с графиком, но, думаю, с утра буду готов. Вам следует знать, что Марсель кишит легавыми, половина из которых ищет нас.

— Вот потому-то мы и не поедем в Марсель, по крайней мере сейчас.

— Тогда куда?

— Домой, — улыбнулся Габриель.

32

Корсика — Лондон

Они поужинали в деревне, а после Габриель устроился на ночь в гостевой спальне у Келлера: белые стены, белое белье и кресло с оттоманкой под белым брезентом — все это сказалось на сне. Габриель бежал к Мадлен через бескрайнее заснеженное поле, и, когда девушка расчесывала себе руки, из-под ногтей текла кровь цвета жирных сливок.

Утром они первым же рейсом вылетели в Париж, оттуда — в Хитроу. Келлер прошел контроль с французским паспортом. Габриель, дожидавшийся его в зале прибытия, решил, что это самый недостойный для англичанина способ вернуться на родину. Снаружи они двадцать минут дожидались такси, на котором медленно — сквозь пробки и дождь — отправились в Лондон.

— Теперь понимаете, почему я не возвращаюсь? — по-французски, очень тихо произнес Келлер. Он смотрел в забрызганное дождем окно на серый пейзаж лондонского пригорода.

— Влажный воздух пойдет вам на пользу, — точно так же, по-французски, заметил Габриель. — Кожа у вас вся продубленная.