Братья - Да Чен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапная вспышка света сверкнула со стены, ослепив меня подобно молнии. «Что это было? Вспышка камеры? Меня заметили?» Работа была сделана. Я должен был уходить. Но что-то в ее падении и открытых глазах задело мое сердце. Я наклонился и дрожащей рукой накрыл ей веки. Затем выпрыгнул из окна и побежал по туннелю, не позволяя больше расчувствоваться. В другом конце туннеля, на склоне, был припаркован джип с включенным мотором. За рулем сидел не кто иной, как сержант Ла.
— Что задержало тебя так долго?
Я не ответил. Он молча выехал на оживленную дорогу, и наша машина исчезла среди грузовиков, мулов и детей.
ГЛАВА 16
Девственница, Девственница. Как иронично, что мой первый акт любви случился именно с Девственницей. О, какое слово! Оно казалось настолько красивым, настолько простым. Но мое воспоминание о Девственнице лишь частично соответствовало определению. Девственница на заднем сиденье моего лимузина была прекрасна, поэтична и даже божественна. Но не невинна. Скорее этот акт любви живо напомнил мне некоторые возбуждающие сцены из литературного шедевра «Мечта о красном особняке» и набор эротики династии Чин. Возбуждение было тем, что я все чаще испытывал в эти дни. Все вокруг, казалось, возбуждало меня и приобретало более глубокое значение.
Лежа в кровати со все еще затуманенным сознанием, я услышал стук в дверь.
— Войдите.
В дверном проеме стоял отец в полном обмундировании, что было необычно для десяти часов вечера. Удивленный, я поднялся, чтобы поприветствовать его. Отца привела сюда какая-то причина, иначе он никогда бы не позволил себе зайти в мою комнату так поздно. Слегка наклонив голову, я сказал:
— Добрый вечер, отец.
Отец воздержался от приветствия и сурово спросил:
— Это ты сегодня подделал мою подпись на почтовой бумаге?
— Да, я, но на это была веская причина. — С ранних лет меня приучили к честности, и я обнаружил, что это являлось моим лучшим оружием, эффективным средством для натяжения эмоциональных нитей в тот момент, когда все аргументы рушились.
— Ни одна причина не может быть достаточно веской, если речь идет о подрыве моего авторитета, сын! — Отец повысил голос. — Ты понимаешь? Ты знаешь, что я — глава всех военных подразделений?
— Ты отказался помочь ей, а она невиновна! — возразил я.
— Ты все еще не понимаешь, что сделал неправильно, не так ли? Вот ордер на твой арест. Государственная полиция явилась, чтобы арестовать тебя.
— Что? — Должно быть, я ослышался.
— Собери вещи. Они ждут тебя внизу.
Тон отца был спокойным и уверенным. Он не шутил. Я не мог поверить только что услышанному.
— Арестовать меня, твоего сына?
Неподвижная тишина.
— Мама! — завопил я, сбегая вниз по лестнице. Она отчаянно рыдала. — Мама!
Она только беспомощно покачала головой.
Отец стоял, рассматривая декоративные перила огромной лестницы, затем сказал:
— Тан, это военный приказ. Никто не должен и не может остановить его. — Он поднялся в свой кабинет и закрыл дверь.
Когда я увидел двух солдат с оружием в руках, то понял, что это была правда. Мать крепко прижала меня к себе, как будто не собиралась никуда отпускать.
— Я с тобой, — сказала она. — Что ты сделал? Скажи матери, что это неправда. Ты ведь не мог так поступить?
— Мама, то, что я сделал, было нужно, чтобы спасти мисс Йю. Я не могу сесть в тюрьму.
— Ты не сядешь в тюрьму, сынок, пока я жива. Лон, выйди из своей комнаты и сделай что-нибудь! Ты — военный руководитель! Выпроводи этих низменных солдат из нашего дома. Уходите! — Она махнула рукой двум полицейским, как будто они были парой вторгшихся животных. — Вы знаете, кто я и кем был мой отец? — властно заявила она. — Когда он сражался за нашу страну, ваши отцы еще носили подгузники, вы низменные лакеи. Убирайтесь!
Оба офицера отступили на несколько шагов, держа руки на оружии, пожимая плечами и качая головами.
— Что он сделал? Ему только семнадцать. Уходите! — настаивала мать.
— У нас на руках ордер, — сказал один из них. — Мы должны арестовать его.
Отец медленно спустился вниз по лестнице, положил руки на пальцы матери и медленно ослабил ее хватку.
— Пусть они заберут его.
— Нет! На что ты годишься? Главнокомандующий! Разве ты не можешь просто отменить приказ? Неужели то, что он сделал, является настолько дурным и преступным? Вся наша семья боролась за страну, и нас нельзя наказывать за небольшую ошибку, совершенную несовершеннолетним.
— Позволь ему идти. Этот приказ поступил свыше, — отрезал отец.
— Будь они прокляты! Будь ты проклят! Кто отдал приказ об аресте? Кто?
— Председатель ЦК.
— Хэн Ту, этот маленький гоблин?
— Ш-ш-ш. Не в присутствии этих людей.
— Не в присутствии этих людей? Я пойду на Народное радио и расскажу всему миру, что за кровопийца этот человек. Мой отец вытащил его из тюрьмы и сделал генсеком. Вы знали это, офицеры? Он умирал как собака, гния в той тюрьме. Какой бессердечный, неблагодарный, мелкий человек! Чего он хочет от нас? Он использовал нас, как только мог, а теперь выдает ордер на арест нашего сына? Он будет гореть в аду в течение многих жизней за то, что делает с моей семьей. Вы слышите это, офицеры? Этот ублюдок даже не посетил похороны моего отца! — Она снова разразилась слезами.
— Где дедушка? Мне нужно позвонить дедушке! — Это было моей последней надеждой.
— Сын, ты должен идти, — сказал отец. — Я решу это позже.
— Нет, отец. Ты не можешь позволить им забрать меня. Позвони дедушке!
— Пойдемте, Тан Лон, — скомандовал один из солдат.
— Подождите, я должен позвонить дедушке Лону.
— Почему он не может позвонить своему дедушке, вы, безжалостные невежественные животные? — вопила мать.
— Главнокомандующий, пожалуйста, помогите нам выполнить приказ председателя ЦК, — попросил один из офицеров.
Отец сурово посмотрел на него.
— Ты не должен повиноваться этому мелкому чиновнику! — сердито сказала мать.
Отец прикусил губу и силой оттащил от меня мать, пока я пинал ногами и бил кулаками полицейских.
— Тан, ты должен прекратить это, или мы заставим тебя. Дай мне твои руки, — приказал офицер тихим, но твердым голосом, держа в руках пару старых наручников.
— Это шутка? Наручники? Отойдите и дайте мне телефон. Вы знаете, кем был мой дедушка?
Полицейский подтолкнул меня, что меня очень удивило. Никто никогда не смел вести себя так по отношению ко мне.
— Мы не