Альфа и Омега (СИ) - Сейд Анна

Мой спутник в самом деле оставался исключительно хладнокровным и сдержанным, разве что самую малость более рассеянным и расслабленным, словно после пары бокалов крепкого алкоголя. Да, пожалуй, и я ощущала себя именно такой — опьяненной и одурманенной. При такой концентрации феромонов омег в воздухе это было неудивительно, хотя я никогда не замечала в себе склонности к представителям своего вида.

Загадочная Ория, в чью комнату мы вошли, предварительно постучавшись, оказалась темнокожей омегой хорошо за тридцать. Ее пышное округлое тело утопало в фиолетовом шелке безразмерного халата, вышитого звездами и полумесяцами, а кудрявые черные волосы роскошным покрывалом лежали на ее плечах, отливая золотом в свете двух настольных ламп. В ее запахе смешивались нотки ванили, сандалового дерева и масла, и он был невероятно насыщенным и ярким. Бесстыжим — так сказали бы церковники. Из-за этого я почему-то долго не могла себя заставить посмотреть ей в глаза, начиная неумолимо смущаться и краснеть всякий раз, как до этого доходило. То, чего я в себе так стыдилась и порой пыталась отрицать, в ней цвело так бесстрашно, так откровенно и яростно, словно она плевать хотела на общественное мнение и ожидания окружающих и упивалась самой собой до последней капли и в каждом проявлении своей истинной природы. О чем-то таком, наверное, говорила Джен в тот вечер — только приняв себя в полной мере, можно было обрести такую уверенность в себе.

— Наконец-то ты вернулся, милый, — приятным низким голосом проговорила она, как только мы вошли в комнату. Подойдя ближе, она по-матерински нежно обняла Йона, и тот ответил ей тем же. — Это она? Твое близнецовое пламя?

Незнакомое словосочетание заставило меня удивленно приподнять брови, но прежде, чем я успела задать хоть один вопрос, мой спутник, проникновенно заглянув старшей омеге в глаза, проговорил:

— Ория, я просто зверски голодный. Давай оставим все разговоры на потом, ладно?

Она понимающе кивнула, и спустя пару мгновений Йон оказался на коленях на полу возле маленького холодильника в углу комнаты, который я сперва даже не заметила. Достав оттуда первую попавшуюся кастрюлю и взяв ложку, он принялся с почти звериным рычанием поглощать ее содержимое, оставив меня, прямо скажем, в легком шоке от увиденного.

— Если собираешься жить с ним, милая, то будь готова к тому, что он сожрет все, что найдет, а потом попросит добавки, — улыбнулась мне Ория.

— Да я не то чтобы собиралась… — растерянно пробормотала я. — Простите, это я виновата, мы с ним сегодня целый день…

— Так ты тоже ничего не ела, да? — вздохнула омега, покачав головой. — Прости его невежливость, милая, у него от голода обычно все манеры напрочь отключаются. Идем, я попрошу девочек что-нибудь для тебя приготовить.

— А как же… — начала было я, но она решительно отмела все мои возражения:

— Поверь мне, лучше оставить их с холодильником наедине. Сейчас он заморит червячка, вспомнит о существовании микроволновки и это все затянется надолго. И лучше не пытаться встать между ним и едой или попытаться забрать часть себе. Пойдем же.

Поддавшись ее мягкому настойчивому голосу, я последовала за старшей омегой, оставив Йона в ее комнате. При виде него, уплетающего холодное мясное рагу, я вдруг вспомнила о том, как проголодалась сама, и мое тело, словно только и ждав на это разрешения, внезапно ослабело, протестующе заныло и заявило, что готово упасть в обморок здесь и сейчас, если кто-нибудь немедленно о нем не позаботится. То ли близость Йона прежде не давала ощутить мне это в полном объеме, то ли нервное напряжение от нашего побега, но стоило Ории усадить меня на стул в маленькой кухоньке, в углу которой сонная всклокоченная омега чистила картошку, слушая музыку через наушники, как силы окончательно оставили меня, и я поняла, что не встану с этого места, даже если от этого будет зависеть моя жизнь.

За окнами меж тем начало смеркаться. Судя по всему, они выходили на ту же сторону, где находилась неоновая вывеска над входом, потому что на их слегка запотевших стеклах отражали цветные переливы — красные, розовые, синие и так по кругу. Это было почти гипнотизирующее зрелище, и я некоторое время просто смотрела на них, забыв обо всем остальном. В чувство меня привел запах разогретых макарон с чем-то похожим на ветчину, которые я проглотила, кажется, в один присест, почти не почувствовав вкуса.

Пододвинув ко мне металлическую кружку со свежезаваренным черным чаем, Ория удовлетворенно улыбнулась и произнесла:

— Ну что ж, милая. Рассказывай.

Я честно не знала, с чего начать — и вообще у меня было ощущение, что рассказывать обо всем должна не я, но под пристальным, но в то же время ободряющим и теплым взглядом ее красивых ониксовых глаз мне отчего-то не хотелось спорить. И вместо того, чтобы начать задавать вопросы, которых у меня накопилось, по меньшей мере, пара десятков, я начала говорить.

Рассказала о том, как мы с Йоном случайно встретились поздно вечером в бывшем складском квартале после того, как он убил несговорчивого дилера, а я на свою беду решила пойти домой коротким путем, о метке и о том, как она влияла на нас, и наконец о Церкви и всем, что произошло с нами сегодня. Говорить об этом вот так было странно, но я удивительным образом не испытывала смущения или дискомфорта — более того, я поняла, что мне очень приятно наконец-то найти непредвзятого слушателя, кто не перебивал меня, как Джен, не кидался осуждать каждое второе мое действие и просто позволял мне выговориться. Конечно, вся цепочка этих событий до сих пор звучала как череда исключительно неудачных совпадений и стечений обстоятельств — начиная от самой нашей с Йоном встречи и заканчивая тем фактом, что именно в тот день я познакомилась с отцом Горацио, из-за которого едва не стала узницей Церкви.

По мере моего рассказа на кухню стекалось все больше любопытных — видимо, новость о нашем прибытии уже распространилась по Дому. Они появлялись как призраки, выступающие из стен — все одинаково бледные, пахнущие приторной сладостью неудовлетворенного желания и с затаенной тоской в подведенных глазах. Я никогда не видела столько омег в одном месте, никогда не чувствовала столько перебивающих друг друга разных запахов, и с непривычки у меня даже закружилась голова. Но они были здесь не одни. Я чувствовала и тех, напоминания о ком они принесли с собой — альф, что несколько часов или даже несколько минут назад касались их тел, оставляя на них свои отметины и на короткое время воображая себя хозяевами того, что на самом деле никогда не принадлежало ни одному из них. У некоторых эти отметины были чем-то большим, чем просто призрачный флер чужого аромата — я видела следы зубов, засосы и синяки на их руках и плечах и ссадины на их коленях. И Зверь только знал, что еще скрывалось под их аляповатыми дешевыми одеждами, единственное предназначение которых было хоть немного сохранять тепло и мгновенно опадать на пол в случае необходимости.

Таково было мое первое впечатление об обитательницах Дома Бархатных Слез. Увидев их в первый раз, я испытала целую гамму эмоций, начиная от страха и отвращения перед тем, что они собой воплощали, и заканчивая извращенным любопытством к их образу жизни. И все же было кое-что, что не давало мне покоя.

— Так значит Йон живет здесь, с вами? — уточнила я, обводя взглядом рассредоточившихся по кухне омег и останавливаясь на лице Ории.

— Мы приютили его, это так, — кивнула она. — Когда мы нашли его, он спал под мостом и выглядел так, словно не сегодня завтра собирается отдать Зверю душу. Стоило определенных трудов убедить его, что, какую бы цель он так рьяно ни преследовал, достичь ее с того света будет сложновато.

— Но вы же… — Я беспомощно махнула рукой. — Как он…

— Мы ему неинтересны, — отозвалась одна из омег — черноволосая, яркая, жгучая. Своей внешностью она напомнила мне ту старую историю о распутной омеге в красном платье и цветком в волосах, что соблазнила благочестивого альфу, служителя закона, и в итоге поплатилась за это своей жизнью, погибнув от его же руки.