Линия ночи - Андрей Павленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну год. Еар. Рик, понимаешь? – я в отчаянии взмахнул руками. – Еар. Ин инглиш. Тайм, манс, еар. Ту саузенд фифтин. Еар. Сприн из грин, самер из брайт, отумн из елоу, винтер из вайт, твою мать!
– Е-ар. – Дэн усмехнулся и потянулся за трубкой. – Бэрса? Эхилэ?
– Ну… да. – Я неуверенно пожал плечами.
– Хм, ммм, – Дэн поморщился. – Бэрса дуи хэджар сэттэри дуи.
Мне это ровным счетом ничего не сказало.
– Не понимаю, – признался я.
Дэн покачал головой и стал растопыривать пальцы.
– Дуи. – Вверх, изображая английскую букву «V», поднялись средний и указательный пальцы.
– Так, два.
– Хэджар. – Дэн развел руки перед собой и покрутил ими. Понятно, тысяча.
Я кивнул.
– Сэт. – К букве «V» прибавилась растопыренная пятерня.
– Что? Семь? – Мне показалось, или я действительно ошибся?
Дэн кивнул.
– Семь? – Снова повторил я, для верности соорудив семерку из пальцев.
Дэн снова кивнул.
– Ну-ну. Давай дальше.
– Дуи. – И два пальца вверх.
– Две тысячи семьдесят два. – Тихо сказал я, и сел по-турецки на пол. – Ту саузенд севенти ту. Ни хера не понимаю… Кэхилэ? Бэрса?
Дэн сходил, принес обрывок газеты и зеленой ручкой стал на полях писать цифры.
Получилось две тысячи девяносто два.
Теперь пришла моя очередь взяться за подбородок. И покачать головой.
Потом подумал, взял у него ручку и стал рисовать палочки. Какие дети рисуют в первом классе.
Десять рядов. От одного до десяти. И цифры.
Дэн кивнул, и попыхивая трубочкой, стал расставлять под ними свои цифры.
Первые четыре почти как арабские, а с пятерки по девятку не похожи.
Пятерка напоминала английскую «зет», шесть – заглавную «Е», семь – девятку с сильно закрученным хвостиком, восьмерка – перевернутое набок зеркальное отражение строчной буквы «п», а девятка – как наша девятка, но в зеркальном отражении.
А ноля-то и нет!
Впрочем, он и не понадобился.
Дэн немного подумал и внизу вывел две тысячи семьдесят два.
Та-ак. Я почесал затылок. Куда там мобильнику вчерашнего бандита! Тут дела творятся покруче.
В голове было мелькнула шальная мысль, что вне деревни, в самой деревне, и у меня на горе время идет иначе, но я ее тут же отмел, как бредовую.
Некоторое время я раздумывал над списком. Дэн подождал-подождал, и вернулся в свое кресло.
Две тысячи пятнадцать или две тысячи семьдесят два? И без того неразрешимая задача усложнилась.
* * *
На автомате нагрузив рюкзак припасами, я медленно пошел домой.
Трудившиеся на полях крестьяне снова смотрели мне вслед, удивленные столь резким контрастом скоростей.
Первым делом, придя домой, я взял свой мобильник и положил рядом с трофейным. Разница в датах пять лет. Ну и в том, что мой телефон выглядел получше. Косвенное подтверждение, и весьма жалкое.
Вытащив из трофейного батарею, я осмотрел потертую маркировку. Две тысячи шестой. Еще лучше.
Шерлок Холмс с его кокаиновым из-под полуопущенных век взглядом на мир сейчас бы мне неплохо помог. Но великий сыщик существовал только на электронных страницах книг, терпеливо ожидавших меня в недрах компьютера.
За ним я и потянулся.
К несчастью, и в ноутбуке не оказалось книг или песен, выпущенных ранее две тысячи десятого года. Это касаемо тех, что были датированы. А в большинстве своем они имели лишь название и автора. Или исполнителя. Свойства файлов мне тоже ничего путного не сообщили.
Как и версия операционной системы.
Я разобрал по деталям ноут и чайник. Чего мне это стоило без отвертки, лучше не вспоминать. Но увы…
«Железная» версия благополучно проваливалась. Как, впрочем, и все остальные.
Включив все свои мысленные резервы, я стал перебирать возможные варианты, и через сорок минут интенсивных размышлений пришел к выводу, что единственная возможность прояснить ситуацию – это путешествие в лоно цивилизации. Что на данный момент практически нереально.
И посоветоваться, блин, не с кем! А одному тут и спятить недолго. За все время здесь, я как-то и не скучал, а вот теперь навалилось, словно компенсация за прожитые в спокойствии годы.
Если верить моим догадкам, до того дня, как я отправлюсь в прошлое, оставалось около ста дней.
* * *
Короче говоря, суммируя происшедшее, можно сказать, что обычный распорядок дня нарушился.
Конечно, в любом случае, независимо от того, узнал бы я о временных петлях или нет, результат не менялся – ждать.
Интуиция подсказывала, что ожидание не затянется.
Но пока все это закручивалось в томительную спираль. И чтобы не сойти с ума, теперь уже от ожидания, я удвоил нагрузку.
Удвоил – это не фигура речи. Именно удвоил. Загнанный в тупик мозг с удовольствием откликнулся на новое задание. А тело…
Телу, как показал опыт, было все равно. Все находится в голове. Именно от нее будет в конечном итоге зависеть, как отреагирует организм на непосильные нагрузки.
Мысли о том, что мое тело благодаря крови Дайрона превратилось теперь в совершенный механизм, упали на плодотворную почву – подсознание тоже поверило в это.
Что там сто подтягиваний – я убедил себя, что и пятьсот это не цифра. И на четвертой сотне сбился со счета!
И продолжая механически сгибать руки – перед собой, за головой, как угодно, понял, наконец-то понял, зачем Дайрон отправил меня сюда!
Чтобы я сам пришел к этому.
Просто благословить меня, положив руку на плечо, и сказать, что я теперь не такой как все – этого не достаточно, даже с учетом переданных сил.
Получить частицу Бога в дар, это значит, в первую очередь, правильно распорядиться этим. Вырастить его в себе, как мать вынашивает ребенка.
Чтобы понять, оценить, и знать, чего ожидать.
Не знаю, с какой целью он это сделал – чтобы кто-нибудь встал с ним рядом, чтобы обрести помощника или товарища, а может, в благодарность. Или же вследствие странной случайности.
Или, что вероятнее всего – истина лежала где-то посредине – в вольной комбинации этих вариантов.
Но цели – это цели. Они не всегда совпадают с процессами.
И дар может стать проклятьем. Если, конечно, это действительно дар, а не способность, данная во временное пользование.
Пять лет это немалый срок лишь для человека. Смертного человека. Бессмертному существу, идущему против стремительного течения времени, все равно. И Боги, существа над людьми, не слишком церемонятся при достижении своих, пусть и благих, одним лишь им ведомым целей.
Если под руку попадается подходящий инструмент, не воспользуется им лишь глупец.
Может быть.
Или все проще. И человечнее. А значит, еще есть надежда.
Где-то через час я разжал пальцы