Моя прелестная роза - Мэри Патни

Незадолго перед тем Стивен помог рабочим сцены натянуть веревки на деревья. Чтобы освоиться с новым местом, наскоро была проведена репетиция. Актеры и актрисы, играющие эльфов и фей, весело раскачивались на веревках. Стивен даже вздрогнул, наблюдая, как быстро соскользнула по веревке Розалинда, но сама она была явно очень довольна. Даже Мария, которая играла Титанию, приняла участие в общей забаве.

Уже нисходили сумерки, сцена с высокими деревьями вместо задника превращалась в таинственный лес, созданный воображением Шекспира. В саду заливисто запел соловей. Понемногу стали собираться и зрители. Женщины в богатых туалетах, элегантно одетые мужчины, проходя в сумерках и весело болтая, рассаживались по местам. Стивен поискал взглядом сестру, но не смог ее увидеть, ибо его поле зрения было ограничено. Может быть, у нее головная боль и она решила пропустить спектакль? Однако вряд ли имеет смысл рассчитывать на такую удачу.

Повеяло запахом роз, подошла Розалинда. Ее взбитые волосы были украшены золотой диадемой. Она была очень хороша в царственном одеянии повелительницы амазонок.

Грим подчеркивал полноту ее губ, длинные темные ресницы придавали глазам соблазнительный вид. Она выглядела молодой женщиной в полном расцвете, необыкновенно привлекательной и желанной.

Он хотел обнять ее, но благоразумие заставило его сдержаться. Он только сунул руку под мантию и обвил ее теплую гибкую талию, уверенный, что никто не сможет этого заметить.

Их тела соединились от плавного изгиба ее бедра до упругой груди. Кровь судорожно запульсировала в его жилах. Раскрыв пальцы, он стал медленно гладить ее, тихо приговаривая при этом:

— Готова ли ты к нашему предстоящему венчанию, моя Ипполита?

Она подняла полуприкрытые веками, затуманенные желанием глаза и ответила:

— Да, я готова, мой дражайший герцог.

И прижалась к нему сильнее.

В нем так и закипела кровь. На какое-то мгновение он дал полную волю воображению. Они бессмертная королевская чета, возлюбленные, неразделимо слившиеся в страсти. Он будет подносить ей бокалы вина, дарить благоухающие розы, и они будут жить вместе в заколдованном лесу, вечно молодые и сильные.

Знакомые колики в животе вернули его к реальности. Что за проклятие! Он был похож на мотылька, порхающего вблизи пламени — волшебного очарования Розалинды. Почему он мучает и ее, и себя?

Да потому, наверное, что даже неутоленное желание, при всей своей мучительности, все же слаще, чем холодные доводы рассудка. И все же он опустил руку и отодвинулся.

— А вы не ставили здесь «Как вам это понравится»? Здешняя сцена как будто нарочно создана, чтобы быть декорацией Арденнского леса.

Резкий переход от чувственного волнения к повседневной реальности на какой-то миг ошеломил ее.

— Мы играли ее здесь в прошлом году, — чуть погодя проронила она. — Я была моей тезкой, Розалиндой.

«Жаль, что мне не посчастливилось ее видеть, — подумал он. — Ее высокая великолепная фигура, вероятно, прекрасно выглядела бы в бриджах». А ему очень хотелось лицезреть ее во всех возможных видах — и прежде всего между двух атласных простыней, под покровом этих чудесных рыжевато-золотистых волос.

Он слегка нагнулся, собираясь поцеловать ее изящное ушко, полускрытое растрепавшимися волосами. Однако в этот момент он увидел, что по сцене прямо к нему идут герцог и герцогиня Кэндовер.

Сердце у него дрогнуло. Напомнив себе, что они никоим образом не могут знать о его присутствии здесь, он сказал сдавленным голосом:

— Видимо, это герцог и герцогиня. Они направляются прямо к артистической уборной.

— Герцог и герцогиня всегда лично приходят, чтобы приветствовать труппу и спросить, все ли готово к началу спектакля, — объяснила Розалинда. — Не правда ли, герцогиня чудо как хороша? Они женаты вот уже несколько лет, но ведут себя так, словно у них все еще медовый месяц.

Герцогиня Марго и в самом деле была очень красива, почти так же красива, как жена Майкла, Кэтрин. И почти так же желанна, как Розалинда.

Проклиная свою одержимость, которая резко ограничивала его кругозор, Стивен поспешно отошел в дальний угол артистической уборной. Войдя, Кэндоверы приветствовали Томаса и Марию как старых знакомых, а затем обратились с дружескими словами и к другим артистам. Стивен оглядывал Кэндовера с непреодолимым интересом. Несколько недель назад и сам он держался как человек, требующий к себе почтения, являя олицетворение властности, граничащей с высокомерием.

Перед тем как окончательно проститься, герцогиня с улыбкой оглядела остальных членов труппы. Ее взгляд на миг задержался на Стивене с его окладистой бородой. Он почтительно наклонил голову, и она отвернулась от него.

После того как они ушли, Томас повелительным жестом воздел обе руки:

— Эту пьесу никогда еще не играли на лучшей сцене, и сегодняшний вечер исполнен таинственного волшебства. Так давайте же сыграем так, чтобы никто никогда не смог забыть этого спектакля.

Все актеры дружно поддержали его.

— О да, сэр! — воскликнул Брайан в костюме Пэка.

Его голос прозвучал звонче, чем все остальные, и это его смутило.

Его отец усмехнулся и жестом пригласил Стивена, Розалинду и играющих с ними актеров выйти на сцену. Под звуки фанфар они вышли в зачарованное царство, созданное Шекспировым воображением. Вечерняя тьма уже сгустилась, и сцена была озарена высокими, трепещущими на ветру факелами. Высоко вверху, на деревьях, словно сказочные звезды, мерцали маленькие лампы.

Они вышли на середину открытой сцены. Величественно повернувшись к своей царственной невесте, Стивен заметил во втором ряду свою сестру.

Клаудия была красивой женщиной с каштановыми волосами, с волевым, как у всех Кеньонов, лицом, которое отнюдь не портило суровое, даже непреклонное выражение. Она сидела рядом со своим спокойным мужем, аккуратно сложив руки на коленях. Любопытно, как сложилась их семейная жизнь, подумал Стивен. Искренне ли любят друг друга Клаудия и Херрингтон, или же их семья устроена на обычный аристократический лад и, в сущности, они — два незнакомца, живущие под одной крышей? Если бы он относился к сестре как настоящий брат, то знал бы это. Стивен поклялся, что выяснит все за то время, что еще отпущено ему судьбой.

Надо было начинать монолог, и Стивен заговорил глубоким грудным голосом, без труда заполняя его звучанием весь амфитеатр. Он великий Тезей. Участвовал в кровопролитных битвах, совершил много героических подвигов и наконец вернулся к своей возлюбленной.

На его слова тут же откликнулась повелительница амазонок, в ее ответе слышалось сладостное нетерпение женщины, которая не может дождаться, когда наконец станет женой своего суженого. Глядя в ее шоколадные глаза, Стивен ответил ей с глубочайшим волнением, вкладывая в слова герцога Афинского то, что не посмел бы сказать герцог Ашбертон.