Князья Хаоса. Кровавый восход норвежского блэка - Майкл Мойнихэн

Когда Вы узнали о его причастности к поджогам?

Первые подозрения зародились у меня после того, как он однажды сказал мне, что, по его мнению, все полицейские — дармоеды, потому что не могут поймать поджигателей церквей.

Когда они сожгли первую церковь, в Асане, мы поехали на уик-энд в горы, но Варг отказался поехать с нами. Когда я разговаривала с ним по телефону, он спросил меня, слышала ли я о поджоге этой церкви. Я ответила, что да, слышала и добавила, что это ужасно. Я спросила, согласен ли он со мной, и он ответил «нет». Он думал, что это здорово, и это прямо-таки огорошило меня. Но, конечно, я даже не могла подумать, что он был одним из тех, кто поджёг эту церковь.

Как Вы думаете, зачем они жгли эти церкви?

Я пыталась добиться от него, зачем они сделали это, и у меня сложилось, впечатление, что за этим не стояло ничего, кроме забавы. Не думаю, что они руководствовались какими-то серьёзными идеологическими мотивами.

Пресса создала Вашему сыну имидж «Графа», но не способствовал ли он сам этому?

Всё это из-за того первого интервью, которое он дал. Всё последующее отношение к нему прессы проистекало из той злополучной статьи. Он сам подстрекал журналистов на это, в попытках представить из себя некую важную фигуру и произвести фурор и сенсацию. Они (Варг и журналисты) заводили друг друга в каждом интервью. Принцип всех этих интервью, статей, был таков; чем хуже — тем лучше. Этот образ теперь пристал к нему. И когда он попытался донести до прессы какие-то другие идеи, это был уже глас вопиющего в пустыне. Его слова проскакивают на страницах газет только если эти пройдохи хотят исказить их смысл.

Вы можете сказать об интервью в Bergeas Tidente?

Она привела меня в замешательство, ведь в ней говорилось о моём сыне! Перед тем, как я прочла эту статью, он сказал мне, чтоб я не воспринимала её очень уж серьёзно, потому что там много чего было преувеличено газетчиками, и что статья мне не понравится. Он добавил ещё, что хочет связаться с теми журналистами, потому что они слишком уж много приврали в этой статье. Но всё равно я не ожидала подобной статьи. Мне кажется, Варг был очень недоволен тем, какую прессу получал его проект, Burzum. Он думал, что эта статья пойдет на последней странице и будет небольшой, но вместо этого она заняла всю первую полосу,

Когда в Варге впервые проявились его расистские взгляды?

Я думаю это началось, когда мы жили в Ираке.

Варг Викернес

Когда ты впервые начал интересоваться всем, что связано со Второй Мировой войной и Третьим Рейхом?

Трудно сказать. Когда мне было три года, моя семья переехала на улицу, которая называлась Odinsvei, "Дорога Одина", и я часто играл во дворе с соседским мальчиком. У него были солдатики-немцы, но он всегда хотел играть «американцами», потому что в его понимании они были величайшими героями всех времён и народов. В конце концов мне досталась роль «фашиствующей» стороны, потому что мальчишка был лет на пять старше меня. А потом я прикипел к своим солдатикам. Дальше больше. У меня появился интерес ко всему немецкому, и когда мы играли с друзьями в войну, я бегал в шлеме СС, с немецкими ручными гранатами и «Шмайссером» со свастикой. В один прекрасный момент мы вдруг задались вопросом; "А что такое эта свастика?" Вот так это и началось; в 15 лет я был скинхедом — этого, кстати, никто не знает! Мне говорят, что я внезапно стал нацистом, но стал я им отнюдь не внезапно. Повторюсь, до этого я был скинхедом. В моём развитии было несколько разных периодов: где-то в 91-м я интересовался оккультизмом, в 92-м меня привлекал Сатанизм, в 93-м — мифология и т. д.

Как Ваша мать относится к Вашим расистским взглядам?

Вы знаете, большинство отцов в душе боятся того, что их дочь в один прекрасный день приведет в дом черномазого ниггера. Так вот, моя мать постоянно раньше боялась, что я приду домой с черной девушкой! Она очень скрупулезна в расовых вопросах. Она выросла в очень религиозной семье, а где-то в 12–13 она заявила своим родителям буквально следующее: "Дева Мария была шлюхой, потому, чтo она даже не знала имени отца своего ребёнка!" Она настолько же моя мать, насколько мой друг.

Как ты относишься к своему отцу?

Я с ним почти что не контактирую. Мои родители разведены. Он ушёл приблизительно 10 лет тому назад. Для меня это не было большим ударом, я был даже рад, что избавился от него — от него исходили одни лишь неприятности, он постоянно меня доставал. В молодости он служил на флоте, поэтому воспитывал нас, как боцман матросов, я только и слышал что приказы и команды. Но, с другой стороны, для меня это был хороший жизненный урок. Дома у меня висел флаг со свастикой, и это приводило его в бешенство. Но он был лицемером — с одной стороны, его убивало присутствие в городе цветных и чёрных, а с другой, ему не нравилось то, что я был нацистом. Он материалист до корней волос, как, впрочем, и моя мать, но это её единственная отрицательная черта. Правда, это тоже имеет свои плюсы — она очень рациональный, трезво смотрящий на жизнь человек, она помогает мне вести дела, а в бизнесе мне нужен человек, которому я мог бы доверять, который умело распоряжался бы моими деньгами. И я доверяю ей полностью, я знаю, что она сделает всё "в лучшем виде".

Ты вырос на Среднем Востоке, не так ли?

В Ираке, в Багдаде. Год я ходил в местную школу. Мой отец работал на Саддама! Они разрабатывали какую-то компьютерную систему, моделирующую экономику Ирака. Он взял с собой семью, когда отправился работать туда.

У тебя сохранились какие-нибудь воспоминания о том времени?

Конечно, и много. Например, я был на развалинах Вавилона, города, который Саддам стёр с лица земли, посетил ещё много исторических мест. Были и очень стрёмные случаи, один раз, например, нас чуть было не покусали бешеные псы.

Что из себя представляет иракская школа?

Я ходил в начальную иракскую школу. В английскую школу я не попал, потому что в ней не было свободных мест и я ходил в обычную иракскую школу. Там я изучил начала английского. Я думаю, это была инициатива моей матери, потому что она не хотела, чтоб мы сидели дома и били баклуши. На улицах было полно бродячих собак, поэтому мы не могли ходить гулять, и она решила отправить нас с братом в школу, чтобы не скисли дома взаперти.

У тебя есть братья или сестры?

Да, брат, он старше меня на полтора года. Он сейчас учится в техникуме и работает охранником. Его фирма продавала сигнализации и противопожарные системы для церквей! Полицейские спрашивали у него: "А вы часом не брат того Викернеса?" После того, как узнали, что он мой брат, его бизнес пошёл в гору!

Когда тебя стали интересовать расовые вопросы?

Когда мне было шесть лет, я сильно разругался с учителем, это было как раз в Ираке. Я подумал тогда "Ты, обезьяна!" А после этого, не долго думая, назвал его обезьяной вслух. Тамошние учителя лупили детей направо и налево, но даже после этого тот козёл не осмелился ударить меня — потому что я был белым.

Тогда, в Ираке, состоялось мое первое знакомство с «цветными». Несколькими годами позже, когда я уже вернулся в Норвегию, они стали обильно появляться и здесь, даже в «высших» слоях общества. В моём родном городе, Бергене, общество более аристократическое, что ли, (к нему принадлежал и я, в основном из-за моей родословной по матери). Я очень мало общался с «цветными». Слава богу, у нас в Бергене подавляющее большинство до сих пор составляют белые, в отличие, например, от Осло, — это просто сточная канава всей Норвегии!

Когда ты впервые заметил эту перемену, произошедшую в соотношении «цветных» и "белых"?

Когда я ещё был скинхедом, «цветных» было сравнительно мало, но было до фига панков — отчасти поэтому я перешёл на противоположную им сторону. Но главной причиной, конечно же, было всё немецкое, атрибутика и т. д.: немецкие эсэсовские каски, «Шмайссеры», «Маузеры» и вообще оружие. Этим оружием они убивали англичан и американцев. Это было клёво! Мы ненавидели американцев!

Со времён второй мировой войны на всё немецкое в Норвегии было наложено табу, поэтому не одно поколение норвежских детей было воспитано на американской культуре. А я рос, впитывая в себя ненависть к этой американской «культуре»! Помню, листаешь какие-нибудь американские или английские комиксы, так в них один американец или британец убивает одним выстрелом толпу немцев. Полный отстой, собачья чушь! Мне и моим друзьям такой подход не нравился. Нам были симпатичны немцы: у них была дисциплина, у них было лучшее оружие, да и выглядели они лучше. Они чем-то были похожи на викингов. А эти янки-добровольцы из комиксов, высокие, стройные, светловолосые, больше походили на тех, с кем они сражались, а не на тех макаронников, провожавших их на берегу. Полный абсурд! Вообще, добровольцы лучшие, умирают первыми!