Бык и копье - Майкл Муркок

И Гейнор исчез, а Корум и Медб поскакали к проломам в стенах. Внезапно они услышали, как за их спинами всхрапнул черный бык Кринанасса. Сначала они подумали, что зверь гонится за ними – ведь они осмелились призвать его, – но тот резко развернулся и врезался в группу бледно-зеленых всадников, которые, увидев Корума и Медб, решили догнать их.

Черный бык Кринанасса, нагнув голову, без промедления атаковал их; кони рассыпались в разные стороны, а всадников он подбрасывал высоко в воздух. Затем, развернувшись, бык напал на гулегов и всех до одного втоптал в землю. Высоко задрав хвост, он развернулся – на каждом из рогов у него висело по дьявольскому псу.

Теперь на поле боя господствовал лишь черный бык Кринанасса.

Он отшвыривал любое оружие, которое могло оставить хотя бы след на его шкуре. С непостижимой скоростью зверь трижды обежал стены Каэр Малода, а Корум и Медб, забытые врагами, с изумлением и радостью смотрели на него. Вскинув Брийонак высоко над головой, Корум громко восславил черного быка Кринанасса и, увидев свободное пространство в рядах потрясенных нападающих, кивком велел Медб следовать за ним. Направив коня к Каэр Малоду, он пролетел сквозь пролом в стене и остановился прямо перед королем Маннахом. Уставший и залитый кровью из многочисленных ран, он сидел на камне, пытаясь остановить кровь изо рта, пока какой-то старик извлекал наконечник стрелы, застрявший в легком.

Когда король Маннах вскинул свою старую благородную голову, на глаза его навернулись слезы.

– Бык пришел слишком поздно, – сказал он.

– Может, он и запоздал, – ответил Корум, – но, по крайней мере, ты увидишь, как он уничтожит тех, кто уничтожал твой народ.

– Нет, – сказал король Маннах. – Я не буду смотреть. Я устал.

Оставив Медб с отцом, Корум обошел стены Каэр Малода, оценивая положение и подсчитывая павших, пока бык занимался врагами снаружи.

Принц Гейнор ошибся. На стенах стояло не тридцать воинов, а сорок. Но под стенами оставалось еще множество псов, несколько эскадронов бледно-зеленых всадников и немалое число гулегов. К тому же к Каэр Малоду подходили сами Фои Миоре, и, наверное, даже у одного из этих богов Лимба хватит сил разрушить город, если он рискнет хоть на несколько мгновений оставить свое затянутое туманом укрытие.

Корум вскарабкался на самую высокую башню стены, частично уже лежавшую в руинах. По раскисшей грязи поля боя бык гонял оставшиеся небольшие группки врагов. Многие без памяти бежали в ту сторону, откуда из-за тумана над лесом доносились грозные гулкие звуки – голоса эти, без сомнения, принадлежали Фои Миоре. Те же, кто не успел кинуться в сторону голосов, были обречены – как и те, кто медлил с бегством; все они уничтожались могучим быком и, не успев сделать нескольких шагов, падали замертво.

Похоже, Фои Миоре не волновало, что они теряют свое воинство, и они ничего не сделали, чтобы остановить бойню, которую устроил черный бык Кринанасса. «Похоже, народ холода все же рассчитывает разрушить Каэр Малод, – подумал Корум, – и, может, даже расправиться с быком».

Наконец все было кончено. Не осталось в живых ни одного гулега, ни одного пса и ни одного бледно-зеленого всадника. Тех, кто не пал от оружия смертных, прикончил черный бык.

С торжествующим видом он стоял среди гор трупов людей, животных и созданий, которые напоминали людей. Бык рыл копытами землю, и из ноздрей его клубами вырывалось горячее дыхание. Вскинув голову, он издал рык, от которого содрогнулись стены Каэр Малода.

Однако Фои Миоре все еще не выходили из тумана.

Никто на стенах не веселился, ибо все понимали, что главная битва еще впереди.

Так что, если не считать торжествующего мычания огромного быка, над полем боя царило молчание. В воздухе висела смерть, и смерть была повсюду – и на поле битвы, и в обезлюдевшей крепости. Смерть ждала в затянутом туманом лесу. Корум вспомнил слова, как-то сказанные ему королем Маннахом, что Фои Миоре следуют по пятам за смертью. Неужели они, как и принц Гейнор, мечтают о забвении? Не это ли для них главное? В таком случае они становятся еще более грозными врагами.

Туман стал рассеиваться. Корум крикнул оставшимся в живых, чтобы готовились. Чтобы все видели, он вскинул над головой копье Брийонак, зажав его в серебряной руке.

– Вот оно, копье сидов! А вон там последний из их боевых быков! Я Корум Ллау Эрейнт. Готовьтесь, люди Каэр Малода, ибо Фои Миоре обрушатся нас со всей силой! Но и мы сильны. Мы полны мужества. Потому что это наша земля, наш мир, и мы должны защищать его!

Корум увидел Медб. Она улыбнулась ему и, задрав голову, крикнула:

– Если нам суждено тут погибнуть, то только так, чтобы о нас рассказывали великие легенды!

Даже король Маннах, опиравшийся на руку воина, который и сам был ранен, похоже, пришел в себя. Здоровые и раненые, юноши, девушки и старики теперь заполонили стены Каэр Малода. У них сжались сердца, когда они увидели, как семь теней в семи поскрипывающих боевых колесницах, влекомых семью странными животными, достигли подножия холма, где стоял Каэр Малод. Туман снова окутал их, его плотная бледная пелена скрыла и черного быка Кринанасса, заглушив победное мычание. Словно туман отравил его, а может, так оно и случилось.

Корум избрал целью первую из замаячивших теней и наметил то место, где должна быть голова, хотя очертания фигуры выглядели размытыми. Скрип колесниц действовал на нервы, и ему хотелось лишь сжаться в комок, но он пересилил себя и метнул Брийонак.

Казалось, копье, медленно уйдя в плывущий мимо туман, попало точно в цель, откуда через мгновение раздался странный крик боли. Затем оно вернулось к нему, но крик продолжал звучать. В других обстоятельствах он мог бы показаться нелепым, но сейчас в нем звучала зловещая угроза. Это был голос бесчувственного животного, тупого существа, и Корум понял, что принадлежит он созданию, почти лишенному интеллекта, но обладающему примитивной чудовищной волей. Именно поэтому Фои Миоре и были столь опасны. Ими руководили лишь слепые инстинкты, они не могли понять своего положения, они не знали, как действовать в таких обстоятельствах, кроме как продолжать военные действия, продолжать их без злобы, ненависти или чувства мести. Они пускали в ход все, что было в их распоряжении, все силы, всех, кто мог служить им в стремлении к недостижимой цели. Да, именно поэтому им почти невозможно было нанести поражение. Их нельзя было убедить, договориться с ними. Их мог остановить только страх, и ясно было, что тот, кто продолжал реветь, испытал страх перед копьем сида. По мере того как Фои Миоре обменивались глухими звуками, передние колесницы начали замедлять ход.