Луна над Лионеей - Сергей Осипов

– Его разорвало на части, – сказала Настя, обращаясь к Армандо. – Как будто он проглотил гранату.

– Я читал отчет, – ответил Армандо.

– В этом отчете не написано, как именно можно было сделать такое с Покровским?

– Нет.

– Когда мы были в лесу, в прошлом году, – сказала Настя, – появился призрак Сахновича, и только тогда Покровский впервые почувствовал эту сеть, проросшую внутри него. Но Сахнович – всего лишь тень, призрак, как он мог повлиять на материальный объект?

Армандо молчал.

– Как? – повторила Настя с толикой отчаяния в голосе. Армандо вздохнул, как делал всегда, собираясь сказать Насте то, что в принципе не должно было достигнуть ее ушей:

– Чтобы понять, что такое этот призрак, что он может и чего не может, нужно его поймать и подвергнуть исследованиям. Только тогда можно будет делать выводы.

– Поймать и подвергнуть? Обеими руками за, потому что призраки действуют мне на нервы, особенно этот конкретный призрак…

– Между прочим, – вдруг заговорил из коридора Ларссон, – наш изолятор оснащен антипризрачными сканерами. Это я на всякий случай.

– Отлично, – кивнула гному Настя. – Просто шикарно. Значит, дело не в призраке. Кто тогда? Агент Леонарда, затесавшийся в команду телевизионщиков? Притащивший с собой какую-то штуку, способную достать Покровского и под землей?

– С приезжими из «Короны» работают, но пока нет никаких результатов. Если не считать результатом полкилограмма марихуаны и некоторое количество антидепрессантов.

– Антидепрессанты? Чувствую, скоро они нам всем понадобятся… Шутка, – улыбка снова ей не удалась, поэтому Настя поспешно отвернулась и принялась разглядывать стены камеры, которая после проведенной уборки стала безликой коробкой, ожидающей следующего постояльца. Армандо спокойно стоял у двери, как будто его совсем не интересовала мысль, зачем Настя притащила его сюда. Настя и сама до конца не была уверена, что ей здесь нужно; наиболее близкое к истине объяснение могло бы звучать как «след Покровского», ибо увиденные ею останки никак не соотносились с настоящим, живым Артемом Покровским, и получалось, что этот человек просто исчез из ее жизни, внезапно, не оставив и следа. Точнее, оставив отвратительный, кровавый и, к счастью, недолго просуществовавший след.

Настя верила братьям Ларссонам и тюремной документации, но ей все же хотелось получить какое-то особое подтверждение, что в этой камере закончились земные дни именно Артема Покровского, который бывал плохим, бывал хорошим, бывал никаким… Который был просто человеком, знать которого Настя имела счастье и несчастье.

– Что он тут делал? То есть у него ведь была куча свободного времени, чем он занимался?

– Разговаривал, – сказал Армандо.

– С кем?

– С кем придется. Поначалу ему очень захотелось выговориться. Когда Смайли уже закончил задавать вопросы, он все равно продолжал говорить. Каждый день в десять утра он требовал, чтобы его вели на допрос. Поначалу Смайли думал, что Покровский может проговориться о чем-то важном. Поэтому он выделял людей для таких допросов. Затем ему надоело. Тогда Покровский стал разговаривать сам с собой. Ходил по камере, задавал себе вопросы и сам на них отвечал.

– Именно так, – снова подал голос Ларссон. – Этим он нас очень беспокоил, но врачи сказали, что все в порядке. Мы выдали ему бумагу и мелки, чтобы он мог записать свои мысли.

– Мелки?

– Карандашом или ручкой он мог пораниться. В его тогдашнем расстроенном состоянии…

– И он писал?

– Да, очень много.

– И все это…

– У Смайли, – сказал Армандо. – Там нет ничего интересного. Все то же самое. Как он продал Леонарду свою душу. Как Сахнович стал призраком, про Лизу… Да, и очень много про Бромберга.

– Кого?

– Бромберга. Это была его идея фикс – отомстить Бромбергу.

– Кто такой этот Бромберг?

– Один врач. Работал у Леонарда. Покровский решил, что именно Бромберг заразил его этой вещью. Под видом прививки или еще чего-то.

– Доктор… – Настя машинально откинула постель и села на нее. Кое-какие воспоминания явились к ней темным облаком; нехорошие воспоминания из тех, что не рассеиваются с восходом солнца. – Значит, доброго доктора звали Бромберг… Я бы тоже хотела сказать ему пару ласковых.

Армандо никак не отреагировал на это заявление, и Настя восприняла это как намек: предаваться мрачным воспоминаниям можно где угодно, а уж если забралась в изолятор Северного крыла, то…

– Ладно, – сказала Настя. – Давай подумаем: какой смысл убивать Покровского, когда он уже полгода отсидел в этом изоляторе и рассказал все, что только мог рассказать?

– Значит, раньше не было возможности, – ответил Армандо.

– Я не про возможность, я про то, что это уже не имело смысла. Надо было убивать его еще прошлым летом, а теперь…

Настя случайно пересеклась взглядами с Ларссоном – тот смотрел на Настю так, словно она произнесла что-то неприличное.

– Пытаюсь понять логику убийцы, – сказала она в свое оправдание. Ларссон вздохнул и продолжил прогулки по коридору.

– Логика убийцы, – повторила Настя, обращаясь к Армандо. – У него ведь есть логика, так?

– Не всегда.

– Нуда, только ведь мы сейчас говорим не про убийство в порыве страсти и не про убийство из самозащиты. Мы говорим про тщательно спланированное…

– Не надо этого делать, – сказал Армандо.

– Не надо делать чего?

– Того, что ты сейчас пытаешься сделать.

– Раскрыть преступление?

– Нет, не раскрыть преступление. Ты пытаешься компенсировать побег Дениса.

– Я не очень… Я совсем тебя не понимаю.

– Ты помогла Денису и его девушке сбежать. Ты знаешь, что королю это очень не понравилось. Теперь ты пытаешься загладить этот поступок. Ты думаешь, что если раскроешь убийство Покровского, то король простит тебя. Так вот, не надо этого делать.

– Ух ты, – только и могла сказать Настя. А потом она рассмеялась, легко, беззаботно и совершенно неожиданно даже для себя самой. В дверном проеме тут же возник Ларссон, он осуждающе покачал головой и снова исчез из виду.

– Что смешного? – спросил Армандо.

– Я поняла, что в тот момент, когда ты объясняешь мне мотивы моих поступков, я сижу на этой вот кровати, и все это похоже на сеанс у психоаналитика. Ну, понимаешь, кушетка и все такое… Продолжайте, доктор Армандо, – она вытянулась на кровати, которая без матраса оказалась достаточно жесткой, и уставилась в потолок. – Расскажите мне еще что-нибудь. Про мои детские психологические травмы, про…

Внезапно ей расхотелось улыбаться.

– Действительно, ничего смешного, – сказала она и села на кровати. – Так ты думаешь, что я не должна компенсировать свои ошибки?