Луна над Лионеей - Сергей Осипов

– Мы приняли решение, – негромко произнес граф Дитрих.

– Что за решение?

– Смерть Марата для нас неприемлема.

Сказав это, Дитрих опустил голову и замер, вытянув руки вдоль тела. Утер некоторое время молча смотрел на посла, а потом сообразил, что это какой-то особый жест, а стало быть, в словах Дитриха есть некий важный смысл, а это, в свою очередь, значит, что он, король Утер, чертовски устал и не в состоянии понять суть происходящего с первого раза.

Но он был король Лионеи, не меньше и не больше, поэтому он вздохнул и сказал слегка разочарованным тоном, содержавшим закодированное напоминание о том, что король в Лионее один, а послов много; а значит, Утер имеет право просто пропустить слова графа Дитриха мимо ушей:

– Что вы хотите сказать, граф? Говорите проще. У меня был тяжелый день, тяжелая ночь, да и утро, судя по всему, будет не лучше.

– Приговор Марату будет оспорен, – сказал посол, все еще не поднимая глаз.

– Где вы будете его оспаривать, граф? – с усталой укоризной проговорил король Утер. – В Гаагском суде? Приговор нашего суда окончательный и…

Тут он снова задумался. После свадебных торжеств, после исчезновения Дениса, после нескольких смертей, после других радостных и тревожных событий, а также с учетом некоторого количество выпитого алкоголя Утеру потребовалось слишком много времени, чтобы сообразить, о чем, собственно, идет речь.

– Вызов? – произнес он простое слово и почему-то закашлялся. – Если Марата приговорят к смерти, вы бросите мне вызов?

– Да, – не очень уверенно сказал Дитрих.

Король посмотрел на посла тяжелым взглядом из-под сведенных бровей, зная, что навести ужас или вогнать в дрожь он сейчас не в состоянии, и сообщая этим взглядом не гнев, а скорее упрек по поводу несвоевременности замечательной идеи детей ночи. Как ни странно, Дитриха проняло и это. Он снова уставился на носки своих черных туфель и пробормотал, что не он принимает решения; он, граф Дитрих, всего лишь посол, он всего лишь передает чужие слова по назначению.

– Ладно, – махнул рукой Утер и неожиданно для самого себя засмеялся тяжеловесным смехом, от которого графу Дитриху стало еще более не по себе. – Хватит оправдываться. Первый вызов за сколько-то там лет – историческое событие. Давайте войдем в историю, граф.

– Давайте, – сказал посол, подозревая какой-то подвох, но король Утер всего лишь разбудил своего секретаря и поручил ему записать слова графа Дитриха со всей возможной точностью, а сам же отправился спать, предварительно попросив посла и приказав секретарю не распространяться об имевшем место разговоре. Утер представлял, что за сумасшедший дом начнется после официального предъявления вызова, и ему хотелось насладиться хотя бы несколькими лишними днями покоя, прежде чем все полетит к чертовой матери. Или не полетит. В любом случае, ему нужно было выспаться и потом уже заново обдумать ситуацию, которая очень напоминала ловушку.

Когда он проснулся, то не смог сразу оторвать голову от подушки, настолько тяжелой она оказалась. Утер даже решил, что это продолжение путаного и странного сна, но пульсирующая боль в височной области не оставила сомнения в своей реальности. Постепенно к нему возвращались воспоминания о случившемся за последние сутки; как будто автомобильные дворники мерными движениями очищали грязное лобовое стекло, позволяя разглядеть предстоящий путь во всех подробностях. Эти подробности вкупе с головной болью совсем не обрадовали Утера, но странное дело, он не мог избавиться от ощущения, что ему, королю Утеру, предстоит какое-то очень приятное занятие. Это было почти предвкушение праздника, как если бы Утер был ребенком и сегодняшний день был его днем рождения, и проснуться означало начать праздник, который будет продолжаться до позднего вечера и где будут подарки, сладости и все прочие радости мира…

Утер никак не мог понять, что же внушило ему такое радостное ощущение, смотрел в потолок и заново перебирал события прошлого дня, находя лишь поводы для грусти или не слишком приятных хлопот. Он вновь потерял сына, он утратил доверие к невестке, его старшая дочь подозревает его в ужасных вещах. И еще Смайли, и еще труп в одиночной камере Северного крыла, и еще королева-мать…

И еще возраст, о котором ему продолжала напоминать головная боль, хотя выпито вчера было всего ничего.

С чего бы тут радоваться и что тут предвкушать? Можно было, конечно, порадоваться, что вчерашний день наконец-то закончился, но день сегодняшний вряд ли будет лучше, потому что посол детей ночи…

И тут Утер понял, что же наполнило его неосознанной радостью в первые же минуты после пробуждения. Он дождался вызова. Он должен будет с оружием в руках отстоять наследие предков. Он встанет в один ряд с героями прошлого. Многолетнее ожидание закончено, наступило время действовать, пусть даже повод для действий не столь грандиозен, как у древних героев. Дети ночи не стремились истребить людей или поработить их, они всего лишь хотели сохранить жизнь одному из своих, но это было против правил Большого Совета, и Утеру предстояло защитить эти правила.

Король кое-как приподнялся и сел, свесив ноги с постели. Боль стучала в висок безумным дятлом, угрожая расколоть королевский череп на сотню мелких осколков. Утер подумал о том, что мечты имеют обыкновение сбываться в самый неподходящий момент, и его случай – именно таков. Почему этот вызов не случился пять лет назад, когда Утер был на пять лет моложе и на пять лет сильнее, а главное – за спиной у него стояли двое сыновей? Почему этот вызов случился именно теперь, когда за спиной у короля лишь глупые девчонки, вообразившие о себе бог весть что?! И как вообще могло случиться, что за спиной у короля Утера Андерсона, Защитника человечества и Хранителя священных заветов, за спиной оказались лишь Анастасия, Амбер и – об этом было даже странно думать – Алиса? Было это результатом заговора или же к этому привела серия несчастливых совпадений и ошибок? Что бы сказали те великие старые короли, основоположники Династии, создатели Большого Совета? Их семьи были похожи на армии, всегда готовые к бою; они, как правило, не доживали до возраста Утера, но при этом успевали обзавестись десятком сыновей и тремя дюжинами внуков, из которых опять-таки мало кто доживал до шестого десятка.

Потом все изменилось. Жизнь стала спокойнее, поединки и войны перестали быть обыденным делом, превратившись в редкие исключения из правил. Андерсоны стали жить дольше, но как будто для достижения вселенского равновесия рождаться их стало меньше, а среди причин смерти встречались уже не удары меча, не ожоги от драконьего огня или стрелы гномьего арбалета, но злокачественные опухоли и болезни сердца, а иногда и кое-что похуже. Два младших брата Утера, Артур и Леон, были близнецами. Когда Артуру было двадцать два, он погиб в автокатастрофе; Леон впал в депрессию и через год покончил с собой, что в семье Андерсонов было делом совершенно невиданным. Принцев готовили к священной битве во имя Лионейского престола, во имя согласия между Великими Старыми расами, и в каком-то смысле жизнь молодого человека из династии Андерсонов принадлежала не ему самому, а династии. Поэтому растрата этой жизни была позорным преступлением, ввергнувшим династию не в траур, но в шок, смешанный со стыдом.