Легионер. Век Траяна - Александр Старшинов

Отец Авла когда-то содержал крошечную лавчонку, торговал тканями, в основном дешевой некрашеной шерстью и немного льном. Но отец рано умер, лавку пришлось продать, Авл в семье остался за старшего, хотя и числился как несовершеннолетний под опекой дяди. Вместе с Авлом перешли под дядин присмотр его мать и младшие братья с сестрами. Авл так и не закончил школу грамматики — пришлось уйти из-за драки. Смешно сказать — из-за драки с учителем. Однажды в жаркий день, когда от духоты в школьной пристройке учеников клонило в сон, Авл услышал за спиной странный шепот. Он оглянулся, уже заранее зная, что делать этого не стоит, но не в силах сладить с любопытством. Учитель, склонившись над хорошеньким мальчиком лет двенадцати, облизывал тому щеку и шарил рукой у паренька под туникой. Мальчишка краснел, что-то бормотал, делая слабые попытки отстраниться… Авл не мог отвести глаз от этих двоих, пальцы сами собой сжали острый бронзовый стиль.

«Такая жара… — пробормотал учитель, выпрямляясь, и направился прямиком к Авлу. — Ты весь течешь, малыш…»

Он наклонился и слизнул каплю пота с шеи Авла. В тот же миг мальчишка всадил бронзовый стиль грамматику в бедро. Учитель взревел, будто бык, получивший слишком слабый удар жертвенным топором. Авл вскочил и бросился вон из ученической пристройки.

Так закончилось его обучение. Что делать дальше, было неясно. Искать богатого покровителя и таскаться с раннего утра в дом к патрону, вымаливая подачки, Авл категорически не желал. Тогда-то и предложил ему дядя-ланиста работу в гладиаторской школе в провинции. Авл поехал. Как выяснилось, обманул хитрец-опекун, никакой школы у дядюшки не было, имелась шайка плохо обученных рабов, которые дрались в провинциальных амфитеатрах, а скудные доходы дяди едва превышали расходы на кормежку «школы» и покупку новых рабов. Авлу вообще доставались крохи, отложить хотя бы пару золотых монет было недостижимой мечтой. Авл был чем-то вроде секретаря в дядюшкином предприятии — записывал имена и прозвища купленных рабов, кто сколько выиграл и сдал на хранение наградных денег, расплачивался с булочниками, торговцами маслом и лекарями, заказывал оружие, кандалы, кремацию и дешевые надгробия из песчаника погибшим бойцам. Два года провел Авл в беспрерывных странствиях. Кое-как предприятие сводило концы с концами, пока в Сирии не случилась катастрофа. Когда они прибыли в город, то увидели на стене первой же таверны намалеванное объявление о том, что вечером в амфитеатре ланиста Силан выставляет самых лучших гладиаторов империи. Их опередили! Оставалось одно — попробовать договориться с Силаном и устроить на арене сражение — его гладиаторы против бойцов дядюшки Эмпрония. Но стоило Авлу и его дяде увидеть гладиаторов Силана, как все надежды Эмпрониев рухнули. Силан выводил на арену девчонок: либо белокурых и белокожих уроженок Германии и Галлии, либо черных и гибких, как пантеры, нумидиек. Почти что голые, в одних набедренных повязках, они не столько дрались, сколько визжали, царапались, кусались, таскали друг друга за волосы по песку. А потом, опомнившись, кидались друг на друга с мечами, и, в конце концов, непременно одна из красоток оставалась мертвой на песке. Тогда на арену являлся здоровяк-нумидиец, эбеново-черный и блестящий, намазанный маслом, с прикрытыми крошечным лоскутом оранжевой ткани чреслами. Нумидиец поднимал тело убитой, срывал обрывок ткани и проносил мертвую девушку по арене, демонстрируя зрителям нагое тело, и только после этого уносил мертвую в сполиарий.[76]

— Вообще-то, — рассказывал дядюшка, — Силан прежде был циркулатором, то есть хозяином бродячего цирка. Возил по провинциям фокусников с огненными факелами, обвешанных колокольчиками дрессированных свиней и собак, а с ними двух заморенных и беззубых старых львов. В базарные дни они выступали прямо на улице, а Силан, надрывая легкие, зазывал зрителей на представление. Потом львы сдохли, собак продали какому-то местному богачу, а свиней попросту съели. Силан скупил в лупанариях бабенок, которые истаскались и вышли из возраста или которых посетители изуродовали так, что они уже ни на что не годились, откормил их, быстренько обучил кое-каким приемам и выпустил на арену. Главное, в этих девках была такая злость, какую не у каждого убийцы, приговоренного к арене, встретишь. Зрители приняли новое представление с восторгом. Так Силан сделался ланистой.

Договариваться с Силаном Авл отправился вместе с дядей.

— Устроим представление в двух актах, — предложил старший Эмпроний. — Сначала твои девочки немного побесятся, потом выйдут мои парни и покажут, что такое настоящие бои.

Силан ответил не сразу, он медленно катал по столу пустой оловянный бокал и поглядывал на Авла. Мальчишке очень не понравился этот взгляд — такими же маслеными глазами смотрел на своих учеников грамматик в школе.

— Идет, — сказал наконец женский ланиста. — Но пусть мальчишка поучаствует в моем представлении.

— То есть как? Это мой племянник.

— Да брось! Какой племянник… знаем мы этих племянников, — понимающе подмигнул Силан.

Авл ожидал, что дядя возмутится и врежет подонку промеж глаз, потом плюнет в его мерзкую рожу, и на этом переговоры закончатся. Римский мир велик, везде найдется место для выступления даже самым захудалым бойцам.

Но дядя промолчал.

— Послушай, я не собираюсь убивать парня, — ухмыляясь все шире, продолжал Силан. — Просто сначала мои девицы изобразят сценку — будто разъяренные менады напали на певца Орфея.

— Менады в конце концов прикончили Орфея, — напомнил Авл.

Силан расхохотался, погрозил Авлу пальцем:

— Сразу видно, в школе хорошо учился. Это вредно для таких ребят, как ты. Обещаю, убивать не будут, — сказал он, отсмеявшись, — просто мои девки тебя немного пощиплют, потаскают за волосы. Потом поднимут на руки и унесут с арены. Зрители обожают, когда перед ними разыгрывают какой-нибудь миф.

— Купи убийцу-смертника, пусть девчонки его потреплют и прикончат, — предложил Авл.

— Уже приценивался. Есть в городской тюрьме трое. Но все такие уроды, что за Орфея вряд ли сойдут. К тому же здоровые, девкам ни одного из них не поднять. Я же так хорошо придумал — чтобы твоего красавчика с арены на руках уносили. Да и потом… я ж говорю… это представление на затравку, без крови. Пятьдесят процентов сборов ваши. Если нет — то нет. Возьму кого-нибудь из моих охранников.

— Да иди ты! — Авл вскочил.

Но дядюшка удержал его за руку и сказал:

— Идет.

Авл растерялся. Это же предательство! Опекун отправляет его на арену, как последнего раба.