Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне - Константин Закутаев

Ни Али, ни Сулейман не повели бровью. Секунду помолчав, Али, цокнув языком, отрицательно помотал головой.

— Мы дыля выс в гостэвом домике всё приготовили, — взяв Рябинина под руку, повёл его Сулейман ко второму, под тип дачного, дому, — атдахнёте с дороги, паспите, видэо пасмотритэ… Жэнщины пока чай-май прыготовят… К вэчеру баранину прыготовят…

Домишко оказался уютным. Чистенький и аккуратный. Из-за широких оконных проёмов его комнаты, залитые солнечным светом, казались курортными номерами. Косте же этот дом напомнил летнюю дачу — две небольшие комнаты и, что-то типа гостиной с широкоэкранным телевизором, располагали к ленивому времяпровождению. А дурманящий аромат вишнёвого сада, создавал фон мирного и беспечного выходного дня. Опера замешкались при входе, не зная разуваться или нет. Ковры, пусть и не персидские, выстилали свежевымытый пол.

— Прахадитэ, прахадитэ… Можна нэ разуваться, — заметив заминку, сказал Али, — жэнщины убэрутся патом…

Сулейман, поручив распорядительные функции сыну, откланялся.

— Вот тут, кароч, фильмы всякие, — Али похлопал по стопке видеокассет в телевизионной тумбочке, — «Гыладиатор», там, «Шафт»…

— В халадильнике, — перешёл он на другую половину гостиной, — минэралка, сыр, там, зэлень…

— Пятизвёздочный уровень, — после серых бетонных стен, увешанных оружием и железных двухярусных коек, покрытых армейскими одеялами, Костю, как и всех остальных умиротворила обстановка гостевого дома.

— Если жарко будэт — окна, двэри аткрывайте, — продолжал Али, — во дворе пагуляйте, пакуритэ… Там у нас скамэйка и стол… Я пайду схажу, что с чаем узнаю.

Али ушёл. Бес, прислонив автомат к стене, первым делом, заглянул в холодильник.

— Погорячился ты, Катай, с пятью звёздами… Бухла нет…

— Вечером будет, — Рябинин прошёл через комнату и встал у окна, выходящего на коттедж Сулеймана, — приём у них всегда хлебосольный.

— Как бы нам это гостеприимство поперёк серёдыша не встало, — несмотря на радужный фон, Костя не мог избавиться от ощущения опасности.

Положение всё-таки неоднозначное, лично он ни Али, ни Сулеймана не знает, до ближайшего блокпоста далеко. Немного успокаивало наличие прямой связи с «Визирём».

— Серый, рация не сядет? — на всякий случай уточнил он.

Рябинин, отвернувшись от окна, добродушно усмехнулся:

— Не сядет, прекращай гонять. Я в Сулеймане уверен, подставы здесь не будет… Да и походу наши друзья, Саламбек с Турпалом у него гостят до сих пор… Такая постанова, пока мы солдат не получим. Он всегда так работает, не напрягайся.

Долгов, не поддаваясь катаевским настроениям, вовсю перебирал кассеты:

— Про Максимуса будем смотреть? Или про что? — повернулся он к вольготно развалившемуся на диване, Бесу и, всё ещё мнущемуся на пороге с автоматом в руках Катаеву.

На крыльце послышался негромкий детский смех. Костя обернулся и увидел двух крепышей лет пятишести, с любопытством таращившихся на него угольками чёрных глаз.

— Спэцназ, да? — самый смелый ткнул пальчиком в набедренную кобуру с ПээМом.

— Нет, из детской комнаты милиции, — а вы местные авторитеты, да? Мальчишки снова прыснули.

— Костя, — солидно, по-взрослому, протянул руку Катаев.

Немного смущаясь, пацанята один за другим пожали руки. Одного звали Турпал, другого Магомед. Осмелев, Турпал прошел в дом и встал рядом с сидящим на корточках перед тумбочкой, Долговым.

— Шяфт, Шяфт паставьте, — с невыразительным, вызывающим улыбку, акцентом посоветовал он.

Магомед, подбежав вторым номером к телевизору и поддёрнув спортивные штанишки, заявил:

— Лучше Максимуса? Он сильней Шяфта!

Пока дети выясняли кто же сильней, Долгов, усмехнувшись, посмотрел на Катаева, затем на Рябинина. Сергей, состроив выразительную мину, глазами указал на пацанов. И Катаев и Долгов поняли, для того чтобы опера не думали о хозяевах неправильно, Али прислал своих детей, типа гаранта.

Шафт в конце концов победил и кассета проглоченная жадной прорезью видеомагнитофона, завертелась. Мальчишки сели, как это всегда делают дети, прямо на пол перед телевизором и уставились на экран. Уходить они явно не собирались. Рябинин и Бескудников вышли во двор покурить, а некурящие Долгов и Катаев остались наблюдать за похождениями Шафта в исполнении Самюэля Джексона. Турпал, очевидно менее усидчивый, чем Магомед, а может видевший фильм не один раз, залез на диван и начал искоса постреливать на стоящие у стены автоматы и сидящий в кобуре ПМ.

Бронежилеты и разгрузки, грудой сваленные у входа, его не интересовали.

— Хочешь посмотреть? — Костя вытащил пистолет и, выщелкнув обойму, протянул оружие пацану.

— Я у папы видэл! — гордо с детской непосредственностью «сдал» папу сын, но пистолет с загоревшимися глазами, взял. Тут же на диване очутился Магомед.

— Кх! Кх! — изобразил выстрел, почти профессионально взявшись за рукоятку двумя руками, Турпал.

Костя заметил, что пацанёнок, автоматически как любой, привыкший к обращению с оружием человек, ствол в сторону людей не направляет. Плюс палец-контроль. Посмотрев на Саню и увидев улыбку, Костя понял, что манера обращения с оружием не ускользнула и от него.

Чуть позже Али позвал их на улицу, женщины принесли чай, варенье, домашний пирог. Костя и пацаны, решив досмотреть фильм до конца, остались в доме. Долгов ушёл чаёвничать.

Если бы не мозолившие глаза, оружие и боеприпасы, Костя подумал бы, что коротает выходной день на даче у своих школьных друзей, рано женившихся и обзаведшихся детьми ещё в студенчестве. Топится банька, замариновано мясо, на улице кто-то неспеша беседует за жизнь. Но вынырнувшая картинка пустой Сашкиной кровати вернула его к реальности.

— Наигрались? — протянул он руку за пистолетом.

С явной неохотой, но, не выказав никакой капризности, Магомед вернул оружие.

— Как досмотрим, автомат дам поиграть, договорились? — Катаеву нравилось общаться с детьми, тем более с пацанами.

Сам всё детство в войнушку играл, их правда настоящая коснулась, но детская чистота, невольно вызывая улыбку, заставляла сделать что-нибудь хорошее.

Досмотрев фильм до конца, Костя вышел во двор. Пацаны куда-то убежали, не дождавшись «кых-кых» из автоматов. Под ветками растущей во дворе яблони, за столом расположились Али, Долгов, Рябинин и Бескудников. В центре стола лежал порядком истерзанный пирог, большой фарфоровый чайник давно остыл. Сев с краю и налив чаю, Костя прислушался к разговору между Али и оперативниками.

Тема разговора, поднятая Али, оригинальностью не отличалась. Рассказывал он, как бедно живётся в республике, ничуть не стесняясь своих скромных «Картье». Во многих семьях, мол, нечего есть, поводил он мощными плечами, явно с диетой не знакомыми. Из его рассказа, Костя понял, что в домике, который им отвели под ночлег, до войны жили русские, после её начала вынужденные уехать. Сулейман, по словам Али, купил у них этот дом, дав правильную цену. Поругал Али и местного мэра — женщину, вместе со всей её роднёй. Особенно досталось белому «Хаммеру» — служебной машине градоначальницы.

Потом разговор плавно перешёл на охоту, большим любителем которой был Серёга Рябинин. Здесь Али удивил всех рассказами о местных способах охоты. Чеченцы, являясь мусульманами, не едят свинину, поэтому на кабанов не охотятся. А их в предгорьях расплодилось великое множество. Кабаньи семьи гектарами вытаптывают поля. Особенностью чеченской охоты на кабанов, так сказать «ноу-хау», была постановка «растяжек» на кабаньих тропах при подходе к полю. За ночь бывает два-три кабана подрывается.

— А мясо куда? — осторожно спросил Бес.

— Если кабаниха или поросята — то на шашлыки для продажи, — невозмутимо ответил Али, — а если кабан, закопаем в яму и всё…

Так постепенно за разговорами наступил вечер. Рябинин отметился «Визирям» по рации, что всё в норме. Али в это время индеферентно смотрел в сторону. Неслышными тенями две женщины, одна молодая, вторая постарше унесли чашки и чайник, взамен уставив стол зеленью, сыром, соленьями и маринадом. Закончился парад жратвы двумя огромными блюдами с дымящимся мясом.

После испарившихся женщин пришёл Сулейман. Был он не один, с ним вместе за стол присел старший сын Лом-Али. Али значит младший, отметил Костя, прикольно получается, Зита и Гита. Лом-Али, в отличие от младшего, был худощав с несколько помятым лицом, выдававшим любителя выпить. Он и поставил на стол пару бутылок водки. Али с хрустом свернул пробку с одной из них и разлил по стопкам. Всем, кроме отца и себя.

— Я, рэбята, послэдние лэт двадцать только чай пью, — опережая вопросы, объявил Сулейман, — ни воду, ни водку, ни компот… Только чай. В дарогу всэгда тэрмос бэру.

— Али ты тоже на чай подсел? — не смог без ехидного вопроса Бескудников.