Психология проклятий (СИ) - Либрем Альма

— Что это? — прошептала она. — Ты… Ты посмела отравить своих родителей? Ты действительно ради денег подсыпала, подмешала отцу своему страшный яд? Ты пожелала нам смерти?!

— Это лекарство от наглости, вам поможет.

Отец скорбно взвыл под столом. Мать шмыгнула носом и посмотрела на дочь так, словно та только что кинжал всадила ей в сердце, а после и сама полезла вслед за мужем. От её странного таланта и привлекательности не осталось теперь и следа — какой бы мужчина посмотрел на эту женщину?

Котэсса вышла. Дверь от туалета, прицепленная теперь в её доме, превратилась в пепел — ещё одно наказание за пьянство. Последняя монета стипендии, ещё сохранённая мамой на завтрашнее утро, выскочила из закромов — остальное Котэсса не тронула. Может быть, отец заработал.

Мама — ни за что. Она попросту не умела этого делать.

Сагрон ждал на улице. Он явно наблюдал за всем этим в окно, но до этого не проронил ни единого слова — посмотрел на неё, обнял за талию, притягивая к себе, поцеловал в висок, словно пытаясь успокоить.

Котэсса не стала вырываться. Она ответила на объятия, мягко улыбнулась, а после тяжело вздохнула.

— Ради спиртного…

— Ты правда прокляла жидкость? Яд? Что там было?

— Какой яд! Нас на уроках целительства научили, у меня это было самое лучшее и самое любимое заклинание. Я курсач по нему писала. Превращает спиртное в жидкость для очищения организма от токсинов. Полезная вещь для тех, кто борется с пьянством, — вздохнула Котэсса. — А зелёное потому, что надо же было их как-то напугать.

— А откуда ж тогда тошнота? — удивился Сагрон. — Я пил эту жидкость, меня не тошнило…

— Зачем пил?

Сагрон хмыкнул.

— Токсины не только в спиртном.

Она кивнула. Настойка была целебной для всех, она помогала избавиться и от ядовитых испарений, что заседали в лёгких, и от табака — ведь можно не самому курить, но просто оказаться рядом с курильщиком. С какой стороны не посмотреть — ну всяко полезная вещь!

— Я тогда, — пояснил Сагрон, — был на одном заводе на практике, ещё студентом, надышался — пришёл в НУМ, мне там и дали. Довольно большую дозу. Но я под стол не лез и за живот не хватался, напротив, сразу легче стало. Хорошая ведь настойка. Конечно, добытая магией она не так действенна, как та, что на подорожнике, на настоящем, но всё равно — полезная же…

— Это, — промолвила она, — психология проклятий. Они не прокляты — но полагают…

Сагрон вздохнул.

— Домой?

— В столицу? — поинтересовалась она. — Да. Домой. Не вернусь сюда больше — толку?

— Ну, — отметил мужчина, — тебе ещё не показали жениха?

Котэсса только мрачно указала в сторону парня, направлявшегося к ним — такого кругленького, всего в прыщах, с тремя кольцами — свидетельство о том, что брак не удался ни с первого, ни с второго, ни с третьего раза, — на жирных пальцах, зато в дорогой рубахе и штанах, что никак не хотели сходиться на пузе, поэтому он расстегнул ремень, но постоянно подтягивал их. Зато в сапогах. В красных.

— Увы, — покачала головой Котэсса, — но сельский гламур, — новомодное столичное слово само по себе скользнуло на язык, — мне как-то не по вкусу…

Деревня с нею, может, и не желала прощаться, но вот в том, что Котэсса с нею расплевалась уже очень давно, теперь Сагрон даже и не сомневался.

Глава 11

Первый пожелтевший лист сорвался с Древа Сезонов, что росло как раз в самом центре внутреннего дворика НУМА, и, описав полукруг, приземлился на подоконник. Порыв ветра затолкал его в открытое окно — лист, гонимый магией Сезонов и простыми погодными катаклизмами, скрываясь от дождя, мокрым лопушком плюхнулся прямо на лысину профессору Куоки.

Профессор Хелена кашлянула в кулак, упорно сдерживая смех. Доцент Ойтко покачала головой, низко склонила голову, чтобы кудри её закрыли лицо, и только тогда улыбнулась. Сагрон сделал вид, что смотрит куда-то в сторону, Ролан стыдливо отвёл взгляд и теперь внимательно изучал собственные ногти…

Все, кто только мог, сделали вид, что листика на лысине не заметили. Профессор Куоки, кажется, был единственным, что и вправду не узрел этого сигнального знака осени у себя прямо на лбу, поэтому, почесав затылок и не обратив внимания на то, как грязные дождевые капли стекают с его выдающегося носа, довольно заулыбался.

— Итак, господа Коллеги, — он всегда особенно явственно выделял это слово, будто бы пытался подчеркнуть, что у него на самом деле коллег нет, он тут главный, и никто с ним конкуренции не выдержит, — господа коллеги, у меня к вам маленькое обращение…

Профессор Хелена демонстративно закатила глаза. Она сидела от Куоки по правую руку и отчаянно кривилась — очевидно, заведующий немного выпил, так что теперь от него несло перегаром, а женщине вдыхать сии испарения было не так уж и приятно. Но зато он её не видел, не наблюдал за мимикой, а значит, можно было сделать вид, что она слушает, а можно было и не морочить себе голову по этому поводу. Никто не наябедничает на первого проректора НУМа, даже её собственному заведующему, потому что, фактически, она выше.

Аспиранты, самые несчастные зале заседаний, сидели прямо напротив Куоки, поэтому деваться им было некуда. Но Элеанор, в отличие от своих коллег-парней, держалась очень стойко. Очевидно, этому она научилась от матери — преданность, пылавшая в её взгляде, не имела к Куоки совершенно никакого отношения, но зато он видел, как она внимательно слушала его речь, и от этого получал невероятное удовольствие. По крайней мере, подобные чувства отражались у него на лице.

Сагрон вздохнул. Он сидел сбоку — и тоже вынужден был делать вид, что внимательно смотрит на заведующего. Он сконцентрировал взгляд у мужчины на переносице, чуть пониже того самого рыжего осеннего листка, что приземлился ему на лоб, и попытался выглядеть максимально сосредоточенно и серьёзно.

Речь обещала затянуться надолго.

— Доцент Сагрон, как вы полагаете, я прав? — полюбопытствовал Куоки, поворачиваясь к нему.

— Совершенно правы, господин профессор, — отозвался Сагрон.

Капелька болотистого цвета теперь катилась по подбородку. Старые губы шевелились, морщинистое лицо, напоминающее чем-то орешек, теперь скривилось пуще прежнего. Куоки облизнулся, словно пытался представить себе что-нибудь вкусное, а после продолжил занудную, надоевшую уже всем присутствующим речь.

— Как там у тебя со студенткой Арко? — склонившись к нему, спросил сидевший рядом Ролан. — Я слышал, она теперь живёт в нашем общежитии. Ты только не обижай девочку, пожалуйста. Она хорошая и совершенно не виновна в том, что случилось. Старательная студентка, и если ты её погубишь…

Куоки заговорил чуть громче. Ролан недовольно посмотрел на него, но, кажется, даже и не подумал, что это он мешал заведующему, а не тот ему.

— Нет, я не собираюсь никого губить, — покачал головой Сагрон. — У нас было просто замечательное лето. Девочка подрабатывала в деканате, — он скосил взгляд на Ойтко, — и переделала за это лето столько дел, что им не справиться, наверное, ещё за много лет. Ты прав, она действительно невероятно талантливая в плане волшебства. И, к тому же, она мне нравится.

— Но проклятье…

— Нет. Проклятье всё ещё на месте.

Ролан как-то загадочно улыбнулся.

Сагрон промолчал. С Котэссой они, казалось, всё время танцевали вокруг одного и того же. Ему казалось после той прогулки в парке, что она практически оттаяла — но стоило только вернуться из деревни, как Тэссу будто бы подменили. Она схватилась за возможность работы, выбросила из головы родителей и работала, будто бы проклятая — только на труды, а не на верность.

И всё ещё опасалась посмотреть в глаза профессору Хелене, хотя мужчина был уверен в том, что на девушку она зла не держала. Жодор… Будто бы он в первый раз приставал к молоденьким девочкам. Разумеется, Тэсси испугалась, не могла дать ему отпор — или боялась, что заклинанием со зла впечатает в стену, думала, что может навредить. Просто была слишком осторожна. Всяко же бывает.