Сыновья Большой Медведицы. Книга 2 - Вельскопф-Генрих Лизелотта

— Ты один, Харка — Твердый Как Камень?

— Один.

У Матотаупы была охотничья добыча, и Харка с удовольствием разделил с ним завтрак. Он снял мокрую одежду и развесил ее просыхать. На плечи он набросил бизонье одеяло, на котором были изображены героические дела его отца, военного вождя рода Медведицы.

— Я не один, — сказал Матотаупа, как только они поели. — Мы живем с Джимом в пещере. Там мы в безопасности. Дакота считают нас духами и покинули эти места.

— Они считают духами и лошадей?

— Наших с тобой мустангов — конечно, нет. Возможно, бродит здесь мустанг и Тачунки Витко. Но я его пока не видел. Почему ты Джиму не сказал, кто ты?

«Значит, отцу известно о схватке!»

— Мы встретились в темноте. И Джиму ничего не надо в пещере?.. Только укрытие?..

— Никто других мыслей ему не давал. Я сам ему предложил на зиму остановиться здесь. Тебя выбросил водопад?

— Хау.

— Джим тяжело ранен. Я его перевязал, но пройдет времени не меньше чем полная луна, восстановятся его силы. Хорошо, что теперь мы втроем. Почему ты покинул палатки сиксиков?

— По той же причине, что и ты, отец. Ты убил режиссера цирка Эллиса. Для белых я — сын убийцы, и до тех, пор, пока я не воин, они могут меня, по их законам, схватить.

— Ты не должен был говорить старому Бобу в Миннеаполисе, что мы уходим к сиксикам. Он предал нас полиции.

Харка насторожился. Ему было тяжело справиться с собой, когда приходилось противоречить отцу, подчинение которому он считал своим долгом. Но голос его прозвучал сухо и твердо:

— Я молчал. Старый Боб ничего не знал. Есть только один человек, который мог нас предать… Это — Джим…

— Замолчи! Он мой белый брат, и никогда он меня не предаст.

Харка сдержался и не произнес ни слова, но в нем все кипело.

Отец и сын еще несколько минут молча сидели друг против друга каждый со своими мыслями. Возможно, это случайность… А может быть, и нет, но они сидели на том же самом месте, где когда-то находился очаг палатки вождя рода Медведицы. И казалось, что земля сама начала говорить, когда люди сидели молча. Все прошедшее точно ожило. Матотаупа ждал встречи с сыном. И Харка пришел. Харка покидал родину, дважды следовал за отцом. И вот этот разговор…

— Харка — Твердый Как Камень, — сказал медленно Матотаупа. — Ты знаешь, что я доверяю тебе. То, что я сказал тебе два лета тому назад, должно свершиться. Ты должен знать тайну пещеры. Ты один. Как мой отец доверил тайну мне, так я доверяю ее тебе. И эту тайну ты не должен предавать. Никогда!

— Никогда, отец!

Снова наступило молчание. Беспокойство Харки улеглось. Он не потерял доверия отца. Должен же наступить такой день, когда ложное представление о белом человеке рассеется. Спокойно и осторожно нужно Харке держать себя до тех пор, пока в его руках не будет такого доказательства коварства Джима, которое убедит отца. Отец принадлежит ему, а не этому белому человеку.

— Идем, — сказал Матотаупа и поднялся. — Мы пойдем к тайне пещеры, а потом — к Джиму.

Харка тоже поднялся.

— А кони?

— Предоставим их самим себе.

Харка пошел за отцом.

Скоро мальчику стало ясно, что Матотаупа не собирается воспользоваться известным ему входом. Они были уже значительно выше его и ушли далеко в сторону. Гораздо дальше, чем этого требовала бы самая большая предосторожность. Матотаупа остановился на каменистой площадке. Деревья здесь были низкорослые, скрюченные стволы их обросли мхом. Тонкий слой снега местами растаял. В надвинувшихся со всех сторон скалах было что-то угрожающее.

Матотаупа осмотрелся и, ступая по камням, чтобы не оставлять следов, направился к большой скале. Он осторожно отвернул моховой покров, который точно сращивал камни с землей, приподнял довольно крупный камень, и Харка увидел два маленьких камня, которые поддерживали этот большой камень, не давая ему плотно прижаться к земле. А когда Матотаупа полностью поднял камень, открылась темная дыра.

— Здесь мы войдем.

Спуск начинался узким входом, но затем становился довольно удобным. Оба маленьких камня, которые были у Харки, Матотаупа, как только они оказались внутри, подложил под камень так, что тот снова стал на свое место.

Матотаупа опустился вниз, и Харка без особого труда последовал за ним, так как за выступы стены можно было держаться. Двигались ощупью. Они прошли довольно далеко, пока не оказались на перекрестке. Матотаупа свернул в известный ему проход. Затем остановился и стал рассказывать:

— Путь, по которому мы двигались, ведет вниз к водопаду, но еще раз разделяется. И одно из разветвлений, по которому мы сейчас пойдем, имеет выход наружу под корнями огромного дерева. Туда я тебя не поведу, но ты должен об этом знать. Недалеко от водопада в узком проходе есть ниша…

— Я знаю ее.

— Хорошо. Итак, до сих пор тебе дорога известна. Но мы пройдем с тобой еще один небольшой ход, который никто не знает, кроме меня, и никто не узнает, кроме тебя.

И Матотаупа стал карабкаться по новому проходу. Здесь продвигаться было значительно труднее. Легко крошились каменные сосульки. В одном месте проход, казалось, был совершенно завален, и Матотаупе пришлось осторожно убирать обрушившиеся камни, прежде чем они с Харкой пролезли дальше. Становилось душно. Харка чувствовал растущую усталость.

Скоро они оказались в большом помещении. Харка глубоко вздохнул: здесь воздух был свежее. Матотаупа присел. Харка придвинулся вплотную к отцу, который возился с огнивом. Полетели искры, и Матотаупа поджег немного сухого бизоньего помета, который индейцы часто применяли для раскуривания трубок. Пещера была значительно больше, чем Харка предполагал в темноте. При свете пламени Харка различил разбросанные вокруг сухие кости. Лежали два огромных медвежьих черепа, гораздо больших, чем череп обычного гризли. Большинство костей были очень старые, давным-давно высохшие, полуистлевшие. Взгляд Харки невольно остановился на проломанном человеческом черепе.

Матотаупа закурил свою трубку и потушил огонь. Наступила темнота. Была полная тишина, такая, что даже чувствовался вес собственного тела и уши воспринимали малейшее движение суставов.

— Здесь тайна пещеры, — прошептал Матотаупа. — Никто не видел Большой Медведицы, но она живет здесь, в этой горе, с незапамятных времен. Ее сын был человек. Он — прародитель рода Медведицы, мой и твой прародитель. — Матотаупа сделал паузу. — Здесь, — шептал он, схватив за руку Харку, точно собираясь вести его, — здесь лежат зерна золота. Песок пещеры — золотой песок. Я возьму немного песка с собой. Мы — потомки Медведицы, и нам принадлежит любая часть того, что принадлежит ей. В этой горе — золото. Оно и здесь, и у истоков водопада, куда я хотел провести тебя два года тому назад. Там, в небольшой нише, где начинается один из источников, ты можешь взять золотые зерна, просто протянув руку… Ну, теперь ты знаешь достаточно.

— Золотые зерна в нише стены я нашел, — сказал Харка.

Матотаупа резко повернулся к сыну. Харка почувствовал в темноте это движение. Он чувствовал и взгляд отца.

— Ты… — сказал Матотаупа тихо и оборвал фразу; в наступившей тишине из недр горы донесся звук, от которого Харка задрожал: это было глухое, злое, угрожающее рычание, многократным эхом повторенное в проходах пещеры. — Харка!

Точно преследуемый духами, заторопился Матотаупа по проходу, по которому они только что пришли с сыном. И Харка поспешил за отцом. Проход был слишком тесен для медведя, но страх, охвативший мальчика, пересиливал его желание оставаться хладнокровным. Снова удушающий воздух сдавливал грудь и тело покрывалось потом. Движения их были быстры и не всегда осторожны, камни из-под ног летели вниз. Но вот и выход. Матотаупа остановился, резко нажал на камень, закрывающий его, и повернул камушки, его поддерживающие. Харка увидел бизонью шкуру — одеяло, которое он оставлял здесь, и оба вылезли наружу… Свет, ветер, тающий снег. Скрюченные деревья снова окружали их.

Когда Харка и Матотаупа установили на свое место камень, прикрывающий вход в пещеру, и тщательно уложили мох, пот стекал у них со лба и с плеч.