Застой. Перестройка. Отстой - Евгений Степанов

– Ах, это Жарков его отмазал, – закричала Шульман, – понятно. Ну ничего, ничего, разберемся.

Она выбежала к себе в кабинет, а на следующий день сама написала заявление на отпуск – на две недели.

Все перекрестились. Какое счастье – Шульман на две недели умотала в отпуск. Что может быть прекраснее! Это как будто всю фирму отправить на Канары.

На радостях мы поехали с женой и дочкой на выходные в Питер, остановились в небольшой уютной гостинице. Гуляли в основном по Невскому проспекту. Петербург, по-моему, мог бы стать самым красивым городом в мире. Сейчас он не слишком импозантный. Величественные имперские здания, аристократические особняки. И – обшарпанные, некрашеные стены. Грязь, нечистоплотность как сущность.

Питер – это пришедший на бал странный милорд. Он увешан жемчужными колье, у него драгоценные перстни и… полинявший парик, стоптанные башмаки и грязная рубашка.

Особый разговор – пресловутые питерские дворы.

Настюшка вошла в один из таких “колодцев”, достала камеру и сказала:

– Внимание, мотор, начинаем съемку фильма ужасов…

Мы пробыли в Питере два дня, успели даже съездить в Петергоф. Там восхитительные фонтаны, можно нажать ногой на шланг – и польется вода. Шалили с Настюшкой – обливали маму, она ласково ругалась…

Когда вернулись домой, позвонил по мобильному отец с дачи. Долго и восхищенно рассказывал:

– Видел снегиря. Он ходил по кормушке, красивый и важный, как боярин.

А на работе события продолжали развиваться бурно и непонятно. Аметистова все-таки ушли. Вместе с ним покинули компанию практически все топ-менеджеры, в том числе и Петушков, и Альтшуллер, и Овечкин, и Мелков… Однако не по воле Шульман.

В компанию пришли совсем другие люди. Даже не из Министерства… Пришли молодые богатые менеджеры – представители банковского и нефтяного бизнеса.

Все были взволнованы, в том числе и я, и Шульман.

Она позвонила мне и пригласила зайти.

– Они не посмеют меня уволить, – залепетала Елена Владимировна. – Не посмеют. За мной стоит Министерство! Министр! Лично Министр! За мной стоит Татарстан! Я им не девочка для битья! Я тебе, Жарков, доверяю. Мы с тобой здесь единственные приличные люди. Что ты сам-то думаешь об этих переменах?

– Я ничего не понимаю, – честно сказал я

Я стал обреченно ждать, когда прояснится ситуации – ходить по новым начальникам было бессмысленно.

По меткому выражению писателя Валерия Казакова, сезон смены руководства в чиновничьем мире называется “межлизень”. Это пора, когда царит полная неразбериха, еще неизвестно кому придется в дальнейшем лизать жопу, и можно суетиться и искать эту самую задницу, а можно спокойно ничего не делать.

В этот “межлизень” меня не трогали целый месяц. Я только ходил на общие еженедельные планерки топ-менеджеров, где меня даже хвалили. Еще бы – ведь я ничего не делал, а значит, не ошибался. Вообще, в крупной конторе сделать карьеру легче, если ты ничего делать не умеешь. Если ты в работе беспомощен, тебе ничего и не поручают. Не поручают – не ошибаешься и не переходишь никому дорогу. Нет конфликта интересов. А нет конфликта интересов – значит, со всеми ладишь. Вот такого и повысят. Хорошего повысят – с меньшей доли вероятности.

…Несмотря на некоторую сумятицу, компания все-таки работала. Начальники решали какие-то глобальные, уму непостижимые вопросы, подчиненные бегали по коридорам офиса, как наскипидаренные муравьи. Хотя что мы, страховщики, делали, понять было сложно. Сотрудники “Страхуй” ничего не производили. Мы предоставляли людям услугу по страхованию. Еще точнее, собирали взносы, а когда наступал страховой случай, старались не выплатить страхователю (пострадавшему) ни рубля. Для этого в “Страхуй” работал мощнейший Юридический департамент во главе с опытнейшим Константином Сергеевичем Андреевым.

Деньги “Страхуй” также зарабатывал за счет Департамента инвестиций, который размещал поступившие взносы в ценные бумаги, в различные банки под выгодные проценты. Любая страховая компания – это фактически банк или филиал банка.

Наш отдел рекламы деньги не зарабатывал, а тратил. Именно поэтому всегда находилось много желающих им поруководить.

Заказы, как правило, отдавались на сторону. А мы, сотрудники отдела, только контролировали процесс. Девяносто процентов времени в нашем отделе уходило не на работу, а на интриги и пустую болтовню. Так было и так, наверное, будет всегда в крупной государственной компании.

…Я зашел в отдел. Сотрудники сидели в комнате, болтали о Шульман и о грядущих переменах. При мне разговоров не прекратили – не стеснялись.

Белкина возмущалась:

– Она же абсолютный ноль. Ненавижу. Ничего не может. Скоро ее уберут.

Лера продолжала:

– Воровка. Только воровать способна. А вообще, пиздец котенку. Больше срать под окнами не будет, сука.

При этом женщины посмотрели на меня – ждали одобрения.

Я, улыбаясь, немного послушал их – и ничего им не стал говорить. Меньше говоришь – дольше работаешь. Я пошел к себе. Залез в Интернет. Мой приятель, сотрудник ОМС и по совместительству поэт Юра Пересветов присылал мне смешные перлы из Сети.

Я читал их и смеялся.

Ищу мужчину, который готов употреблять в обиходе местоимение мы, не имея в виду “мы с мамой”. Несмотря на мой легкий вес со мной бывает тяжело. Обладательница черного пояса по минету ищет хотя бы чемпиона Европы по кунилингусу. Ищу МММ (мужчину моей мечты). Очень влюбчива, единственное что люблю – деньги. Умею создать комфорт на период пика вашей карьеры. Согласна на деграданта (обеспеченного).

Пока я читал эти объявления, у меня зазвонил телефон. Меня вызывал один из новых боссов – сорокалетний, побитый оспой бывший нефтянник и банкир Арон Геннадиевич Гальпер.

В своем кабинете он спросил довольно велеречиво:

– Как вам работается?

Не зная, что ответить, сказал правду. Рассказал о своей вечной борьбе с Шульман.

Гальпер слушал внимательно, потом спросил:

– Сколько вам нужно времени, чтобы отдел рекламы опять нормально функционировал, в частности, заработал бы сайт и был бы налажен бесперебойный выпуск корпоративной газеты?

– Две недели.

– А что вам для этого необходимо?

– Необходимо сделать так, чтобы вы стали – официально! – председателем редакционного совета газеты, а Шульман перестала бы мной руководить. То есть, чтоб вы напрямую курировали отдел рекламы.

– Ты сможешь подготовить такой приказ?

– Сегодня вечером он будет лежать у вас на столе.

Приказ я подготовил.

Согласно ему я полностью выходил из-под опеки Шульман и переходил в прямое подчинение к первому заместителю Генерального директора Гальперу.

Приказ подписал новый Генеральный директор, молодой тридцатидвухлетний финансист армянских кровей Рубен Арменович Аванесян.

А Шульман вскоре все-таки уволили.

Я опять был героем в глазах моих великовозрастных девушек.

Надюшка принесла мне таз (точно таз, не меньше!) яблок, пирожки с вишней из Макдоналдса и смотрела на меня влюбленными глазами, пытаясь угадать мои сокровенные желания, точно спрашивая: “Евгений Викторович, в какое место вас поцеловать?…”

Все изгнанные “страхуевцы” пошли, как ни странно, на повышение. Аметистов устроился начальником Департамента в правительство, Шульман – в аппарат Совета Федерации. Петушков (он взял с собой Альтшуллера и Мелкова) возглавил крупнейшую кэптивную компанию “ГАЗСО”. О нем – особый разговор.

Через месяц Андрей Николаевич освоился на новом месте, понял что к чему. Решил слить воедино два дочерних общества, провести другие административные реформы…

Через два месяца… Он приехал к себе на дачу – киллеры уже поджидали. Выстрелили. Петушков побежал, попытался спрятаться за деревьями. Но пули его настигли. Убили и водителя. Андрею Николаевичу шел тридцать первый год, его водителю, Марату, исполнилось двадцать восемь.

Эту тему все мы, “страхуевцы”, потом очень долго обсуждали в офисе, не могли прийти в себя. Жалко ребят, жалко. Всем стало понятно, какие деньги крутятся в страховом бизнесе.

Потом в прессе появилось много догадок и версий об этом заказном убийстве.

Многие эксперты считали, что Петушкова убили за прежние дела, а не за деяния в “ГАЗСО”… Работая в “Страхуй”, он был активным игроком на фондовом рынке, принимал участие в разорении многочисленных крупных заводов и фабрик в регионах России.

Петушков банкротил предприятия, “Страхуй” их за копейки покупал, а потом за миллионы долларов перепродавал. Это была часть агрессивной и в деталях продуманной финансовой политики Аметистова, которую воплощали в жизнь его верные финансисты – Петушков и Альшуллер. Не обходилось здесь и без помощи пиара (антипиара), но к таким операциям Аметистов меня не приобщал – работу выполняли могучие профессиональные агентства по так называемым связям с общественностью.