Тупик - Александр Кулешов

Занятия начинаются в тот же день.

Могу вас заверить, что пришлось нам попотеть изрядно, даже мне, а я все-таки тренированный спортсмен, хотя последнее время в спортзал и не ходил, да и к бутылке стал чаще прикладываться. (Интересно, я заметил, что, несмотря на разрешение начальника, никто почти в лагере не пьет — то ли из-за жары, то ли по необходимости постоянно быть в форме.)

И еще одно. У женщин, а их немало здесь, нагрузка такая же, как у мужчин. Причем мне показалось, что они тренируются с большим энтузиазмом, чем мы. Во всяком случае, Рика однажды сказала:

— Гораздо интересней учиться подкладывать бомбы или выпрыгивать из автомобиля на полном ходу, чем сидеть за пишущей машинкой.

А? Как вам это нравится? Наш теоретик, эта журналистка, предпочитает размахивать бомбой, а не пером. Кто ж тогда будет подводить теоретическую базу под всю нашу благородную деятельность?

Чему мы учились? Многому. Стрелять из десятков различных моделей автоматов, пистолетов, винтовок, пулеметов ночью, в темноте, с обеих рук, в падении, прыжке, по нескольким мишеням сразу; учились изготовлять самодельные бомбы, начинять взрывчаткой автомобили, незаметно подбрасывать и подкладывать бомбы в поездах, в квартирах, в учреждениях и в общественных местах; производить взрывы на расстоянии; блокировать машины, догонять и уходить от преследования, водить мотоцикл, трактор, вертолет, автомобили всех марок, а заодно и открывать их дверцы и заводить моторы без ключей. Учились вскрывать сейфы, подделывать документы, переодеваться, менять внешность, притворяться мертвым; учились убивать голыми руками. Тут я со своим каратэ, конечно, преуспел, но оказалось, что есть и другие системы, не менее эффективные.

Ну были, конечно, и ненужные «дисциплины», скажем, ползанье в песке, грязи, болоте, преодолевание реки, проволочных заграждений, минных полей. Зачем нам это? Может, кубинцам — противникам Кастро (их тут тоже хватало) это нужно, но нам-то зачем? В городах болот и минных полей не бывает...

Но мне сказали, что курс общий и нечего манкировать.

По вечерам чем нам оставалось заниматься? Хотя были тут и наши соотечественники, но, памятуя рекомендацию начальника, мы избегали общаться. Все в лагере делились на маленькие группы вроде нашей, замыкались в них.

В свободное время я играл на гитаре, читал детективные романы, занимался любовью с моей то пугавшей меня, то нежной и ласковой Гудрун. А что еще? Тоска и лень...

Так жили мы два месяца, показавшиеся нам годом. Мы загорели до черноты, похудели (у Гудрун, по-моему, только нос остался), но мышцы стали железными. Расстояния и упражнения, которые вначале казались нам непосильными, теперь давались легко. А главное — появилась жажда деятельности.

В конце концов там, за океаном, на нашей родине, наши единомышленники, наши товарищи по борьбе, солдаты «Армии справедливости», вели благородную борьбу с этим прогнившим обществом потребления, унавоживали почву, на которой должно было расцвести новое, справедливое общество, а мы тут прохлаждаемся под пальмами на берегу Тихого океана. Там гремят настоящие взрывы, свистят настоящие пули, настоящая смерть настигает наших товарищей. Пора в дорогу!

И однажды нас вновь вызвал начальник лагеря.

Ну что, подзакалились, получились? В зеркало смотрелись? Приехали белоручками, а теперь бойцы, солдаты! Вернетесь, ваши друзья из «Черного порядка»...

Мы из «Армии справедливости», — перебиваю.

Ах да., извините, вас тут столько, что запутаешься. Словом, завтра уедете. Маршрут вам подготовлен. Желаю удачи.

Спасибо, — говорим. — Мы вас не забудем.

А вот это зря, — хмурится. — И меня и лагерь забудьте навсегда. Но все, чему научились здесь, всегда помните.

Наутро, еще не рассвело, прикатил за нами все тот же мужчина в маскировочном комбинезоне на том же «лендровере», и наш путь повторился, только в обратном направлении: машина, вертолет, самолетик, самолет и роскошный «Боинг-747», перебросивший нас в Париж.

На этот раз покоя в самолете я не чувствовал, с тревогой думал о том, что меня ждет впереди.

На аэродроме «Шарль де Голль» мы просидели целый час, а затем перелетели в наш родной город. Выходили со страхом, скрывать не буду, оглядывались по сторонам. Когда протягивали паспорта (новые, нам их дали еще в лагере), руки дрожали. Но все прошло благополучно.

С аэродрома поехали прямо на тайную квартиру в центре города, между прочим, в двух шагах от главного полицейского управления.

Опять весна, на улице теплынь, солнце греет вовсю. Люди заняты сзоими делами, дети играют в скверах, влюбленные обнимаются у всех на виду, работают банки, магазины, фирмы...

Ничего, мы вернулись, солдаты «Армии справедливости», мы вернулись, и скоро вашей безмятежной жизни настанет конец!

Глава VIII

СУД

Пока Ар, Гудрун и Рика совершенствовались далеко за океаном в своей специальности, их коллеги, оставшиеся в Европе, не бездельничали.

Как сообщали газеты, в ФРГ существовало 140 неонацистских групп, в которых состояло почти 20 тысяч членов; в Испании действовали около ста ультраправых группировок; во Франции имелась еще без малого сотня; в Финляндии тоже собралось вокруг новоявленного фюрера Синтойнена тысяч двадцать нацистов. Были такие и в Австрии, и в Дании, и в Бельгии, и в Португалии, и в Италии, и в Норвегии, и в Англии... И конечно же, у Ара на родине.

Занимались ли они своим «коричневым» делом на основе родившегося за океаном пресловутого документа «ФМ 30-31», где прямо говорилось о необходимости использовать «террористические движения в дружественных странах», или действовали по собственной инициативе, кто знает?

Документ, например, рекомендовал «создание полувоенных подрывных группировок, участие провокаторов в манифестациях с целью организации беспорядков и столкновений с полицией, акции, направленные на дискредитирование юридической власти и полиции, за про никновение в государственный аппарат, организацию взрывов, на убийства полицейских...».

Почти каждые десять часов происходят провокации, которые газеты дружно приписывают «левакам», «красным», а то и прямо «левым силам».

— Революцию не планируют, ее делают! — говорит своим подругам Ар.

И вся тройка активно включается в «революционную борьбу». Взрываются две наполненные динамитом машины — одна у ворот американской военной базы, другая у здания городского комитета коммунистической партии; через несколько дней убивают председателя городского суда, еще через неделю взрывается бомба на почтамте, потом убивают генерального прокурора; через месяц покушаются, правда неудачно, на президента крупнейшего банка, убивают полицейского комиссара, лидера правящей политической партии, начальника полиции, директора конфетной фабрики... Взрывают, стреляют, похищают... А всего в стране за десять лет с небольшим было совершено 13 тысяч актов политического терроризма, 312 человек убили и 1075 ранили.

Однажды вечером, когда Гудрун, Рика и Ар отдыхали от своей бурной деятельности, с увлечением наблюдая по телевизору рекламу новой непотопляемой морской яхты, раздался условный стук в дверь.

Это был Франжье. Хоть связь с ним они поддерживали все время, воочию он предстал перед ними после их возвращения впервые.

Франжье казался постаревшим и усталым.

Рад вас видеть, голубки, — сказал он со слабой и тут же слинявшей улыбкой, — вы отлично выглядите и за последнее время неплохо поработали. Как самочувствие?

Самочувствие можете определить по нашим делам, — заметил Ар.

Ну, судя по ним, оно великолепное. Но сейчас нам предстоит осуществить очень сложную акцию. Очень.

Он замолчал.

Его «подопечные» впервые видели своего шефа таким озабоченным. Видимо, дело действительно предстояло серьезное. Ар выключил телевизор. Рика принесла из кухни бутылки с виски, пивом, ликерами, но Франжье даже не взглянул на них. Он посмотрел на часы, потом на дверь. И, словно в стандартном детективе, в ту же секунду раздается условный стук.

Ар, Гудрун и Рика мгновенно занимают боевые позиции.

—Откройте, это ко мне, — говорит Франжье.

Входят двое: парень со спутанными волосами, неровно подстриженными усами и плотная черноглазая девушка с длинными густыми черными волосами, спадающими по плечам.

—Знакомьтесь, — говорит Франжье, — Карл и Ирма. А это Ар, Гудрун, Рика. Садитесь. — Он уже, как всегда, деловит и энергичен. Итак, предстоит новая, очень, подчеркиваю, очень важная, а главное —трудная акция.

Наступает напряженная тишина. Лишь с улицы доносятся обычные звуки — гул проезжающих машин, детские крики, хриплый лай собаки.

Речь идет вот о чем, — Франжье делает паузу, кажется, он никак не может решиться приступить к делу. Наконец заговорил сухо, лаконично, без лишних подробностей: — Предстоит похитить вожаков двух враждебных нам партий: коммунистической и главной оппозиционной — либеральной. Эстебана и Ларсона.