Тупик - Александр Кулешов

Уж не потому ли, что у иных высоких прокурорских, судейских чиновников сходные взгляды? И не потому ли гибнут от рук террористов как раз те немногие честные следователи и прокуроры, которые пытаются выполнить свой гражданский долг? И не странно ли, что все эти террористические банды при всем различии их лозунгов действуют одинаково и целятся в одну мишень. Право, создается впечатление, что у всех у них одно начальство...»

Репортеры бросились по адресам обоих арестованных. Однако дом Ларсона полиция охраняла еще тщательней, чем прежде, и проникнуть за высокую каменную стену им не удалось. Зато в скромную квартирку Эсте бана набилось такое количество журналистов, фоторепортеров, телевизионщиков с камерами и прожекторами, что матери Эстебана, и без того подавленной похищением сына, стало совсем плохо, и ее пришлось увезти в больницу.

Руководство поисками взял в свои руки комиссар Лукас. Его высокая фигура не сходила с экранов телевизоров.

Журналисты потребовали у него интервью.

Скажите, комиссар, как, по-вашему, — «Армия справедливости» действует самостоятельно или она связана с другими аналогичными организациями?

Думаю, что террористической деятельностью в нашей стране руководит единый центр.

Вы считаете, — не унимался журналист, — что это своеобразный союз?

Да, трагические факты последнего времени показывают, что террористы, не замкнутая группа из нескольких человек, ведущих вооруженную подпольную борьбу. Они являются частью более крупной разветвленной организации. Поддерживая постоянные контакты посредством легальных организационных форм, они проникают во все основные структуры государства.

Скажите, комиссар, ведь террором занимаются и фашисты, и нацисты, и левацкие «красные» группировки, и «Армия справедливости». У них, по их заявлениям, разные цели, разные программы, разные платформы. Методы же одни. Как вы это объясняете?

А, — отмахнулся Лукас, — все они лишь марионетки в чьих-то могущественных руках.

В чьих именно, комиссар?

Ищите ответ на этот вопрос сами, а я еще дорожу своим местом, — под общий хохот ответил комиссар.

В распоряжении Лукаса имелись значительные силы. Специальная группа ГПТ-10 по борьбе с терроризмом — эффективное оружие. Это отряд, набранный исключительно из добровольцев — крепких, спортивных ребят. Мастера каратэ, дзюдо, айкидо, снайперы, способные попасть в монетку с трехсот метров и потушить ночью сигарету с двухсот. Они безошибочно поражают цель ножом с расстояния 25 метров. Могут спускаться с вертолета по канату, подниматься на десятиэтажную высоту с помощью башмаков и перчаток с присосками. Им ведомы десятки способов убивать, не пользуясь ору жием. Они могут вести машину одной рукой со скоростью 200 километров в час.

На вооружении ГПТ-10 пуленепробиваемые жилеты и каски, автоматическое оружие всех видов, шоковые и другие гранаты, инфракрасные прицелы, особые радиосредства, винтовки «валькирия», стреляющие световыми вспышками, что вызывает у противника потерю ориентации, даже гусеничные роботы, которые умеют подниматься по лестнице, открывать любые двери, вскрывать подозрительные упаковки. На роботе есть телекамера, водяное ружье, управляется он на расстоянии.

Еще более эффективными были специально созданные полицейские группы, состоявшие отнюдь не из суперменов, а из бородатых, хиппиобразных очкариков, знатоков психологии, социологии, политических наук. Их задача — внедряться в различные студенческие и другие «потенциально опасные» организации, изучать причины возникновения анархизма, неонацизма, маоизма и других «измов», участвовать в дискуссиях, манифестациях, в бунтах.

Правда, очень быстро эти «академики» превратились в обыкновенных провокаторов и осведомителей, слившись со множеством других доносчиков из числа уголовников и тех, у кого по какой-либо иной причине рыльце в пушку.

Но все эти средства и люди пока не приносили успеха комиссару Лукасу. Тысячи полицейских и агентов службы безопасности прочесывали город и окрестности, опрашивали портье отелей, владельцев баров и ресторанов, привратниц в домах. Тщетно.

Тем временем «процесс» над Ларсоном и Эстебаном продолжался.

Немного утешал Ларсон, оказавшийся порядочным трусом. Насколько громовыми, яркими и блестящими были его речи в парламенте, настолько жалкими и невнятными были они перед «судом». Родственники, полиция, либеральная партия, различные организации объявили о крупных денежных наградах каждому, кто поможет отыскать Ларсона. Это было скрытое предложение выкупа.

Но «Армия справедливости» не шла ни на какие компромиссы. Наконец она сообщила, как всегда с помощью анонимных звонков, что процесс закончен, оба обвиняемых за свои тяжкие преступления приговорены к смерти, но что им дано право апелляции. К кому апеллировать, правда, не указывалось. И что в случае признания своих заблуждений наказание, возможно, будет смягчено.

Обо всем этом было сообщено и «подсудимым».

Эстебан только усмехнулся. Режим его теперь ужесточили, держали постоянно в наручниках, хуже кормили, свет не зажигали.

Ларсон, промучившись и провздыхав целую ночь напролет, заявил наконец, что все пережитое и передуманное, все услышанное от «граждан судей и прокурора» заставило его на многое взглянуть иными глазами и пересмотреть некоторые свои позиции. Начался длительный торг: уточнялись «некоторые позиции». В конце концов был согласован и принят документ, подписанный Ларсоном, в котором он доводил до сведения своей партии, правительства и «всего народа», что, тщательно ознакомившись с программой «Армии справедливости», он, хотя и с некоторыми оговорками, признает правомерность этой программы и право «Армии справедливости» на существование. Кроме того, проанализировав собственные действия как политического деятеля и руководителя либеральной партии, он признает, что совершено много ошибок — недостаточно оценена роль молодежных студенческих организаций, игнорируется право пролетариата на революцию и вообще на свержение насильственным путем правительства, не предусматривается борьба с коммунистической опасностью...

К официальному заявлению Ларсона, опубликованному наутро во всех газетах, было приложено неофициальное письмо премьер-министру (его террористы переслали вместе с заявлением, но в запечатанном конверте, который редакторы, конечно, тут же вскрыли).

В этом письме Ларсон писал, в частности:

«Надеюсь, Вы не забыли важнейшее положение нашего законодательства «не допускать, чтобы одно преступление повлекло за собой другое, еще более тяжкое». Надеюсь, Вы сознаете, какую потерю понесет политическое руководство страной (понимая это в широком смысле) в случае гибели одного из самых преданных демократии и родине сынов. А потому не сомневаюсь, что Вы сделаете все необходимое, чтобы не препятствовать моему освобождению. Мне бы не хотелось поплатиться за деятельность, ответственность за которую несут другие лица. Не сомневаюсь, что, как благородный человек, Вы не опуститесь до мести людям, быть может и заблуждающимся в своих методах, но проявляющим гуманность в решающий момент».

Это туманное и двусмысленное послание содержало тем не менее прозрачный намек: не преследуйте террористов, и они меня выпустят.

Вечером Гудрун дала Ларсону таблетку снотворного, и он сразу же заснул мертвым сном. Проснулся в машине.

Когда машина остановилась, Ар приказал:

—Выходи!

Пыхтя и кряхтя, тот выкарабкался из машины.

—Не оборачиваться, — приказал Ар, развязал Ларсону глаза и, усевшись за руль серого фургончика, уехал.

А Ларсон еще долго не решался обернуться. Наконец робко осмотрелся. Он оказался в безлюдном парке. Далеко-далеко на аллее, по которой его, наверное, привезли, был виден удаляющийся грузовичок.

Ларсон вскочил и, смешно семеня короткими ножками, побежал в обратную сторону. Вскоре он встретил молодую няньку с ребенком.

— Где я? — хрипло спросил Ларсон.

Испуганно заслонив ребенка от подозрительного человека с безумным взглядом, в мятом костюме, заросшего щетиной, нянька стала громко звать на помощь. Подбежал полицейский, оказавшийся поблизости.

Вскоре ошалевший от счастья Ларсон уже проводил пресс-конференцию у себя дома. Сначала, правда, приказал секретарю заказать бронированные машины себе и охране, удвоить охрану, установить в доме самые усовершенствованные электронные средства защиты и в заключение добавил:

И приобретите мне, жене и детям пуленепробиваемые жилеты.

И детям? — переспросил удивленный секретарь.

—Да, и детям! И себе тоже. Можете за мой счет...

Однако те два часа, что длилась пресс-конференция, оказались последними счастливыми часами в жизни Ларсона.

Уже скоро по тону вопросов и реакции журналистов на его ответы он понял, что пощады не будет. И не ошибся.