Знаменитые авантюристы XVIII века - Автор неизвестен Биографии и мемуары

— Все это так, почтеннейший отец, — отвечал ему Казанова, — и все это я знаю не хуже вас. Я знаю, что мы попадаем в замкнутое пространство, но я и не собираюсь выйти через двери. У меня составлен особый, совершенно законченный план, от вас же я требую только аккуратности в его исполнении. Постарайтесь обдумать, каким бы путем передать вам мое долото через посредство тюремщиков так, чтобы не возбудить в них ни малейшего подозрения. А пока велите купить себе картин с изображениями святых штук сорок, так чтобы можно было закрыть ими весь потолок и стены вашей кельи. Эти картины не возбудят подозрений в Лоренцо, а между тем помогут вам скрыть вашу работу. Вам, чтобы пробуравить потолок, придется работать несколько дней подряд; каждый день утром, когда входит Лоренцо, вы будете прикрывать дыру в потолке картиной, и он ничего не заметит. Вы, быть может, скажете мне, почему я сам этого не сделаю в своей камере, но ведь вы знаете, что я после моей первой попытки нахожусь под подозрением.

Казанова тщательно и напряженно обдумывал разные способы для пересылки своего долота к Бальби. Он остановился, наконец, на таком плане: велел Лоренцо купить новое, очень большое издание Библии, которое только что перед тем было выпущено в свет. Он надеялся, что долото как раз поместится в отгибе корешка этого громадного тома. Лоренцо купил Библию, но, увы, книга оказалась все-таки мала: долото выставлялось из-под корешка почти на два дюйма.

Между тем Бальби уведомлял его, что картины куплены и вся камера уже сплошь покрыта ими. Казанова, в свою очередь, сообщил ему о своих расчетах на Библию, которые так плачевно провалились. Тогда Бальби захотелось блеснуть своею сообразительностью. Он даже упомянул о «бесплодии воображения» у Казановы, затем предложил свой гениальный план передачи долота: завернуть его в лисью шубу Казановы и послать эту шубу с Лоренцо, якобы просто посмотреть, полюбоваться. Тупой Бальби был почему-то уверен, что Лоренцо так и понесет шубу свернутою в ком. Казанова же был убежден, что тюремщик развернет шубу просто ради того, чтобы ее легче было нести. Но, чтобы доказать на деле, что он прав, Казанова сделал вид, что принимает план Бальби и пошлет долото в шубе. Шуба совершила путешествие; конечно, без долота. На другой день Бальби рассыпался в поздних сожалениях о своей недогадливости; не найдя долота в шубе, он вообразил, что Лоренцо дорогою выронил его, что оно теперь пропало и что с ним вместе пропали и все их надежды. Казанова поспешил его успокоить: долото цело, а шубу он посылал только ради того, чтобы Бальби сам убедился, что несущий шубу непременно ее развернет, потому что так легче нести. Казанова не упустил случая подать монаху добрый совет: вперед не соваться со своими предложениями, а беспрекословно исполнять только то, что прикажет Казанова.

Он вновь принялся раздумывать над своим долотом и над передачею его при помощи Библии и, наконец, придумал прием, на который можно было положиться. Однажды, именно в день св. Михаила, он объявил Лоренцо, что хочет сделать сюрприз своему корреспонденту, отблагодарить его за книги, послав ему целое блюдо макарон, которое он сам намеревался изготовить и заправить сыром и маслом. Он просил, чтобы Лоренцо принес ему самое большое блюдо, какое у него есть, и кучу разваренных макарон на жаровне, чтобы они были совсем горячие. Лоренцо с удовольствием взялся доставить просимое и тут же заявил, что Бальби просит прислать ему посмотреть ту книгу, «за которую заплачено три цехина», т. е. эту самую Библию (об этом, конечно, Казанова с Бальби заранее условились).

— Прекрасно, — сказал Казанова, — с удовольствием. Я ему пошлю эту книгу вместе с макаронами. Пусть будет ему сразу два сюрприза.

Тем временем Казанова обернул свое долото в бумагу и вставил его под корешок Библии, выпустив оба конца поровну с каждой стороны. Бальби, конечно, был уведомлен обо всем подробно; ему особенно было рекомендовано — принять из рук Лоренцо обе вещи непременно вместе, отнюдь не снимать блюда с Библии.

Наступил решительный момент. Лоренцо явился с жаровнею, на которой клокотали макароны, и с громадным блюдом. Библия была уже снаряжена и лежала раскрытая. Как только появился Лоренцо, Казанова взял у него блюдо и положил его на раскрытую Библию; громадное блюдо совершенно закрыло собою книгу, долото можно было бы заметить, разве только наклонившись и заглянув под блюдо снизу. Затем он выложил макароны на блюдо, приправил их сыром, потом растопил масло и облил им макароны так, что слой масла доходил почти до краев блюда. Тогда он попросил Лоренцо вытянуть руки и принять на них книгу и блюдо. Он просил тюремщика быть как можно осторожнее, чтобы не разлить масла на книгу. С замиранием сердца Казанова следил за выражением лица тюремщика и с удовольствием убедился в том, что все его внимание сосредоточилось на переполненном маслом блюде. Лоренцо вначале запротестовал; он хотел отнести макароны отдельно, а потом уж передать книгу. Но Казанова начал умолять его, чтобы он нес блюдо вместе с книгою, что ему так хочется, что вся его проделка пропадет, если нести блюдо отдельно, что не будет никакого эффекта. Лоренцо сдался на это искусно разыгранное ребячество скучающего арестанта. Он покорно вытянул руки, взял драгоценную ношу и поспешил отнести ее по назначению. Казанова ждал ни жив ни мертв. Прошло несколько мучительных мгновений… Наконец, он вздохнул с облегчением: раздался условный кашель Бальби, давший ему знать о том, что Библия и блюдо сняты с рук Лоренцо и что все обошлось благополучно. Тотчас появился и сам Лоренцо доложить, что все исполнено. Самая замысловатая часть плана удалась как нельзя лучше. Нечего и говорить, как ободрила наших заговорщиков такая решительная удача.

Бальби немедленно принялся за дело. Через неделю он уже уведомлял Казанову, что потолок его камеры пробуравлен и что в проделанное отверстие свободно можно пролезть человеку. Дыра тщательно и очень удачно закрывалась картиною, которую Бальби прилеплял хлебным мякишем. 8 октября Бальби покончил с потолком и взялся за стену, разделявшую вплоть до кровли обе камеры, которые, сколько можно судить из повествования Казановы, находились рядом, одна около другой. Бальби жаловался на чрезвычайную прочность этой стены: за целую ночь каторжной работы ему удалось выломать из нее только один камень. По-видимому, монахом начинало овладевать некоторое разочарование; в своих письмах он высказывал опасение, что работа будет обнаружена и что заговорщики только ухудшат свое положение. Казанова старался ободрить его и писал, что непоколебимо уверен в успехе. «Увы, — признается он в своих записках, — я ни в чем не был уверен; но надо было или выказывать эту уверенность, или все бросить». Опыт жизни научил его, что во всяком крупном и решительном деле надо не рассуждать, а неуклонно и упрямо идти к цели, отнюдь не оспаривая у судьбы ее права распоряжаться по-своему во всех людских предприятиях. Между тем дело у Бальби, к счастью, скоро поправилось; трудно было содрать с места первый камень, а дальше работа пошла гораздо легче: через несколько дней Бальби известил Казанову, что ему удалось вынуть с места уже 36 кирпичей. Наконец, 16 октября утром Казанова, сидя у себя в камере за работою, вдруг с замиранием сердца услыхал над своею головою шорох и затем три условленных удара. Он тотчас подал ответный сигнал, чтобы Бальби знал, что он не ошибся. Казанова слышал возню у себя над головою целый день, а на другой день Бальби написал ему, что если его потолок состоит только из двух рядов плах, то он надеется окончить всю работу в тот же день. Он долбил в потолке круглую дыру, достаточную для того, чтобы в нее мог протиснуться человек, но оставил в ней тонкий слой на дне, чтобы на потолке камеры Казановы не было ни малейшего следа тайной работы. Вместе с тем это тонкое дно в решительный момент можно было пробить несколькими ударами долота. Не имея никакого повода откладывать дело, Казанова порешил, что бегство должно совершиться на следующую же ночь. Теперь весь план, задуманный Казановою, станет понятен, если мы добавим его последнюю часть. Казанова, выбравшись из камеры на чердак, рассчитывал пробить или отодрать один из свинцовых листов крыши дожеского дворца, вылезть через отверстие на крышу и потом так или иначе спуститься на землю и бежать.