Победитель остается один - Пауло Коэльо

Игорь чувствует озноб.

— Если какой-то психопат зарезал нескольких ни в чем не повинных людей, весь мир в ужасе. Но кому есть дело до интеллектуального насилия, творящегося в Каннах?! Наш фестиваль творит убийства во имя диктатуры! Речь уже не о том, какой фильм будет признан лучшим, а о преступлении против человечества, когда людей заставляют покупать товары, которые им совершенно не нужны, забывать про искусство в угоду моде, бросать съемки ради обедов и ужинов. Вот истинное зверство! Я здесь, чтобы…

— Заткнись, — отвечает ему кто-то. — Никому не интересно, зачем ты здесь.

— Я здесь, чтобы призвать вас: сбросьте рабское ярмо желаний! Вы давно уже ничего не выбираете сами! Выбор навязан вам лживой рекламой! Почему вас занимает резня в Токио, а не пытки, которым подвергается уже целое поколение кинематографистов?!

Он замолкает на миг, словно бы пережидая бурные овации, но в баре не наступает даже раздумчивая тишина: вновь раздается приглушенное жужжание голосов. Все посетители вернулись к прежним разговорам, оставшись безразличными к только что прозвучавшим выкрикам. И кричавший садится на место, стараясь сохранить достоинство, хотя сердце у него рвется в клочья из-за смехотворности положения, в которое он себя поставил.

«За-све-тить-ся, — думает Игорь. — Это самое трудное. Все дело в том, что никому ни до чего нет дела».

Теперь уже он оглядывается по сторонам. Ева живет в этом же отеле, и, за столько лет успев наизусть выучить ее привычки и вкусы, он может поклясться, что сейчас она пьет чай или кофе где-нибудь неподалеку от него. Она получала его сообщения и сейчас наверняка ищет его, зная, что он тоже должен быть где-то поблизости.

Он не видит ее. Но, как одержимый, не в силах о ней не думать. Ему вспоминается тот поздний вечер, когда, возвращаясь домой в машине, которую вел его бывший однополчанин, выполнявший у него обязанности охранника — в Афганистане они были вместе, однако судьба оказалась к нему не столь благосклонна, — он попросил остановиться возле отеля «Балчуг Кемпински». Оставил на сиденье телефон и документы, а сам поднялся в бар, находившийся на террасе — вот как здесь, в Каннах, только там было почти пусто, близилось время закрытия. Пообещав «не обидеть», он попросил бармена и официантов поработать еще часок.

Именно там он понял все. Нет, он не остановится ни через месяц, ни через год, ни через десять лет. У них с Евой никогда не будет дома в сельской глуши, о котором они так мечтают, и детей. В ту ночь он спрашивал себя: «Почему?» — и находил только один ответ.

Путь к власти — это дорога с односторонним движением. Назад не повернуть. Он навсегда останется рабом своего давнего выбора, и если бы вправду осуществил свое намерение все бросить, немедленно вслед за тем впал бы в глубокую депрессию.

Почему же он выбрал этот путь? Из-за тягостных воспоминаний о войне и о том, каким был когда-то — юным, испуганным, исполняющим навязанный ему долг и вынужденным убивать? Из-за того, что никак не может забыть свою первую жертву — афганского крестьянина, появившегося на линии огня? Из-за тех многих и многих людей, которые сперва не верили ему, а потом насмехались над его убежденностью: будущее мира заключено в сотовой телефонной связи — когда он искал инвесторов для своего первого проекта? Из-за того, что поначалу ему пришлось иметь дело с мафией, которая через его фирму отмывала свои преступные деньги?

И ему удалось тогда вернуть долги, не прося об отсрочке и не поступаясь собой. Он сумел сохранить собственный свет, общаясь с темными личностями. Сумел понять, что война осталась в далеком прошлом и надо жить дальше. Сумел найти женщину своей жизни. Сумел работать в сфере, всегда его привлекавшей. Сумел разбогатеть — очень разбогатеть — и обезопасить свои капиталы на тот маловероятный случай, если коммунистический режим возьмет реванш: большая часть его денег находилась за границей. Он поддерживал связи со всеми политическими партиями. Он создал фонд, опекавший детей тех, кто погиб во время советского вторжения в Афганистан.

Но в ту ночь, сидя в одиночестве у окна кафе, откуда виднелись кремлевские башни, и зная, что может сидеть здесь хоть до утра — никто и слова ему не скажет, — он вдруг понял.

Понял, что то же самое происходит с его женой, которая постоянно колесит по свету, а если находится в Москве — приходит домой поздно и сразу бросается к компьютеру. Понял, что вопреки расхожему мнению большинства, абсолютное могущество оборачивается рабством. Тот, кто попал в этот мир, уже не хочет покидать его. За покоренной высотой открываются новые вершины. И всегда будет конкурент, которого надо одолеть. Вместе с еще двумя тысячами человек он входит в самый элитный клуб, члены которого собираются лишь раз в году — в швейцарском Давосе, на Мировом экономическом форуме. И все они — люди, наделенные огромным могуществом и деньгами — работают с утра до ночи, желая достичь еще больше и пройти еще дальше. И говорят они только об одном — о тенденциях рынка, котировках, состоянии акций. О деньгах, деньгах, деньгах. И работают они не потому, что нуждаются в чем-то, а потому, что сознают огромную ответственность перед своими правительствами, партнерами и сотнями тысяч служащих. Работают, ибо искренне считают, будто помогают миру. Что ж, может быть, так оно и есть, но за эту помощь мир взимает с них высокую плату — их собственные жизни.

И на следующий день Игорь сделал то, к чему раньше относился с презрительным недоумением: сочтя, что с ним творится что-то неладное, нашел психотерапевт. И доктор объяснил ему: он страдает недугом, довольно распространенным среди людей, выбившихся из общей массы, достигших чего-то такого, что превосходит возможности обычного, среднего человека. Оказалось, что он — «трудоголик», как с недавних пор стали во всем мире обозначать этот вид расстройства.

Такие исступленно работающие люди, сказал доктор, стоит им отрешиться от проблем и вызовов, постоянно встающих перед их компанией, подвергаются риску тяжелой депрессии.

— Природа этого невроза пока не изучена, он связан с неуверенностью в себе, детскими страхами, нежеланием принимать действительность… Знаете, возникает зависимость ничуть не менее пагубная, чем от наркотиков. Но в отличие от наркомана, чья продуктивность убывает день ото дня, трудоголики весьма способствуют приращению национального богатства. А потому никто не заинтересован в том, чтобы помочь таким людям.

— Каковы же последствия?

— Я не стану их скрывать от вас, потому что вы для этого и ко мне обратились. Самое серьезное — это разрушение семейной жизни. В Японии, где это психическое расстройство проявляется чаще, чем где-либо еще, и приводит иногда к фатальному исходу, научились разными методами справляться с подобной одержимостью или хотя бы контролировать ее.

Игорь не помнил, чтобы за последние два года кто-то внушал ему большее уважение, чем этот усатый, очкастый человек, сидевший сейчас напротив.

— Значит, можно надеяться, что есть выход…

— Если трудоголик обращается к психотерапевту за помощью, он внутренне уже готов лечиться. Только один человек из тысячи отдает себе отчет в том, что нуждается в помощи…

— Мне нужна помощь. И у меня хватит денег, чтобы…

— Все правильно — слова типичного трудоголика. Я знаю, знаю, что хватит… Я узнал вас — видел ваши снимки в фоторепортажах с благотворительных ярмарок, конгрессов и даже те, где вы запечатлены рядом с нашим президентом… У него — замечу мимоходом, — симптомы того же порядка. Так вот, одних денег тут недостаточно. Хочу понять, хватит ли у вас воли.

Игорь подумал о Еве, о доме в горах, о семье, которую ему бы так хотелось создать, о сотнях миллионов долларов, лежащих на его счетах. И еще подумал о своем престиже, о достигнутом могуществе и о том, как трудно будет расставаться со всем этим.

— Я вовсе не предлагаю вам бросить то, чем вы занимаетесь, — будто читая его мысли, сказал психотерапевт. — Задача в том, чтобы вы стали воспринимать свое дело как источник радости, чтобы не были одержимы им, а забота о нем не превратилась в навязчивую идею. И в чем же главная причина того, что вы рискнули обратиться ко мне? В конце концов, люди вашего склада и уровня получают удовольствие от того, что делают, и ни один из ваших друзей, находящихся в том же положении, не признается, что ему нужна помощь…

Игорь опустил голову.

— Ну, так в чем же? Молчите? А хотите, я отвечу за вас? В том, что ваша семейная жизнь дала трещину.

— Да нет, дело еще хуже. У моей жены — те же самые симптомы. После нашей поездки на Байкал она стала отдаляться от меня. А если есть на свете человек, ради которого я готов снова убивать, то…

Он осекся, поняв, что говорит лишнее. Но психотерапевт по ту сторону стола и бровью не повел.