Внеклассное чтение. Том 2 - Борис Акунин

— Идет! — сразу же откликнулся Олег Станиславович. — Принято: десять тысяч баксов.

Ника, хоть и подозревал, что это не шутка, испугался несильно. И так было ясно, что живым он не выпутается. Детей бы спасти.

А Жанна всё изучала его прищуренным взглядом гурмана.

— Просить ни о чем не будет, — спрогнозировала она. — Плакать тем более. Вообще не произнесет ни слова, сочтет ниже своего достоинства. Глаза закроет или посмотрит в небо. В общем, красиво умрет. И за это, Николай Александрович, я вас потом поцелую. Я всегда так делаю, когда человек красиво умирает.

Вот тут, представив себе этот посмертный поцелуй, он испугался до судороги. И злобно подумал: плакали твои десять тысяч — нарочно буду орать благим матом.

— Ладно, киска, хватит, — сказал Ястыков. А то перестараешься. Человек уже проникся, осознал. Ведь прониклись, Николай Александрович?

— Проникся, — ответил Фандорин, и ему самому понравилось, как сухо, иронично это прозвучало.

— А по-моему, не очень. — Жанна потушила сигару прямо о клеенку — противно запахло химией. — Давай, котик, еще пари на его татарочку заключим.

Николас Фандорин в жизни (во всяком случае, с ясельного возраста) не бил женщину и даже не предполагал, что способен на такое, а тут с утробным, совершенно нецивилизованным рычанием потянулся, чтоб схватить подрядчицу за плечи и вытрясти ее черную душу. Но Жанна легко, словно играючи стукнула его ребром ладони по запястью, и правая рука сразу онемела, безвольно опустилась, так что пришлось схватиться за нее левой.

Олег Станиславович поморщился:

— Всё-всё, иди, отдохни. Мы с Николасм Александровичем поговорим тет-а-тет.

— Как-нибудь после додеремся, ладно?

Профессионалка послала Николасу воздушный поцелуй, заказчику просто кивнула и вышла из кухни.

Мужчины проводили ее взглядом. Потом Ястыков сказал:

— Не берите в голову, Николай Александрович. Если исполните свою работу чисто, ничего с вашей семьей не случится.

А со мной? — чуть было не смалодушествовал Фандорин, но удержался. Ответ был и так ясен. Разве они оставят в живых такого свидетеля?

Поэтому ограничился кивком.

Ястыков отлично понял смысл паузы.

— Приятно иметь дело с выдержанным человеком. Излагаю суть проблемы. Сразу же по завершении операции мы связались с Куценко, объяснили ему расклад. Он, естественно, потребовал разговора с дочерью. Хочет убедиться, что она цела. Нормальная родительская реакция. Но штука в том, что девчонка заупрямилась. Ей суют трубку — сжала губы, и ни звука. Когда Куцый понял, что телефонного разговора с дочерью не будет, у него даже голос задрожал. Последний раз я слышал, как у него дрожит голос, в пятом классе, когда я его на переменке промокашкой кормил. Если Мират вообразит, что девчонку угрохали, начнется третья мировая война. Он хоть и шахматист, но от воспаления отцовских чувств может утратить адекватность… Скажу честно, я был за то, чтобы хорошенько надрать паршивке уши, но Жанна отсоветовала. Говорит, что девчонка крепкий орешек и что лучше прибегнуть к вашей помощи.

Олег Станиславович повертел бриллиантовый перстень на мизинце, рассеянно полюбовался игрой света.

— Сказала, поболтаем с ним немножко, постращаем. Станет как шелковый. Но я, знаете ли, тоже психолог, и вижу, что с вами нужно начистоту, по-честному. Как говорится, у вас товар, у нас купец. Убедите вашу воспитанницу поговорить с папашей. Что именно она будет нести — не важно. Главное, чтобы он услышал ее голос.

Фандорин хмуро сказал.

— Она думает, что я ее предал. Не захочет со мной говорить.

— А это уж не моя проблема. Или у вас есть товар, или нет. Если нет, придется платить собственной плотью. Знаете, как у Шекспира.

Разговор с Мирандой был тягостным. Собственно, разговором это назвать было нельзя, потому что говорил один Фандорин, а его ученица сидела на кровати, подобрав ноги, и смотрела в стену. Николасу был виден ее профиль: сверкающий ненавистью глаз, закушенная губа. Рука Миры сжимала тонкую щиколотку. Один раз девочка отняла руку, чтобы почесать локоть, и Николас увидел на щиколотке белую полосу — так бешено стискивала она пальцы.

Он ужасно волновался. Сам понимал, что несет путаную галиматью, поверить в которую совершенно невозможно. И Мира, разумеется, не верила. А скорее всего, даже не слушала. Просто смотрела в стену и всё.

— Я виноват перед тобой… Перед всеми вами. Я идиот, клюнул на приманку… Но я тебя не предавал, честное слово, — пробормотал он совсем уж жалким тоном. — Поговори с отцом, прошу тебя. Если ты откажешься, они тебя убьют. У них не будет другого выхода…

В ответ Мира шмыгнула носом, но, похоже, не от сдерживаемых слез, а от ярости.

Упавшим голосом, уже ни на что не надеясь, Николас сказал:

— Неужто какой-то там химкомбинат стоит дороже жизни? Обычная сделка. У твоего отца будут и другие, не менее важные. Не понимаю…

Не оборачиваясь, она процедила:

— Где уж тебе.

Он встрепенулся. Слава богу, заговорила! И быстрей, быстрей, пока она снова не спряталась в свою раковину:

— Да что тут понимать? Твоему отцу нужны барыши, Ястыкову тоже. Конечно, Мират Виленович несколько разборчивей в средствах, но тоже не ангел. Ты ведь не маленькая. И не слепая. Твой отец предприниматель, который делает деньги, и большие деньги. А в наших джунглях делать большие деньги без острых клыков, да еще заботясь о чистоте рук, совершенно невозможно.

— Не в деньгах дело, — отрезала Мира.

— А в чем же тогда?

— Своему нож в спину не втыкают. Так Роберт Ашотович говорил. Папа ждал, надеялся, а теперь из-за меня всё псу под хвост? Да я лучше сдохну!

Она снова зашмыгала носом, но теперь уж точно от слез — рукавом вытерла щеку, потом еще и еще.

Николас подошел, сел рядом, протянул свой платок.

— Ты для него во сто крат важнее всех комбинатов, — сказал он тихо. — Что ему все деньги на свете, если он тебя потеряет?

Она закрыла лицо руками. Плечики сотрясались от рыданий, и Николасу захотелось их обнять, погладить девочку по голове, прижать к груди.

Не стал — побоялся, что оттолкнет.

— Ты так говоришь, потому что о своих детях заботишься! — всхлипывая, выкрикнула Мира. — А на папу тебе наплевать! Только соври, что это не так!

Она впервые повернулась к нему. Блестящие от слез глаза обожгли Фандорина неистовым пламенем, и он смешался, опустил голову.

— Ну то-то. — Миранда высморкалась. — Ладно, не трясись. Скажи этим козлам: поговорю.

Телефонный разговор состоялся в третьей комнате, такого же нежилого вида, как две остальные, но побольше размером и с телевизором. У стен — диваны, на них разложены портативные рации, еще какая-то аппаратура непонятного назначения, два короткоствольных автомата со складными ручками. Ясно — помещение для охраны.

У стола, на котором посверкивал огонечками замысловатого вида аппарат, стояла Жанна, прослушивала что-то через наушники. Выходит, не отдыхала, хотя из кухни была отправлена в комнату именно за этим. Да нет, сообразил Фандорин. Это у нее с Ястыковым с самого начала было уговорено: злой следователь исполняет свою арию и уходит, оставив запуганного арестанта со следователем разумным и понимающим.

— Смотри, Ника, если эта будет молчать, расплачиваешься ты, — предупредила Жанна, а на Миру даже не взглянула.

Николас оценил точность этого психологического приема.

— Поехали.

Ястыков надел вторые наушники, и Жанна быстро набрала номер. На пульте задергались зеленые и красные индикаторы — должно быть, подавление локализации звонка, подумал Николас.

— Господин Куценко? — Тембр у Жанны изменился. Стал металлическим, неживым, как у офисного автоответчика. — С вами будет говорить дочь.

Сунула трубку Мире не глядя, словно нисколько не сомневалась в ее покорности.

Та взяла, набрала воздуху и дрожащим голосом пролепетала:

— Папа, это я… Прости меня. Я так тебя подвела…

Поскольку Николасу наушников не выдали, он слышал лишь половину диалога и почти ничего в нем не понимал, тем более что говорил в основном Куценко, Мира же односложно отвечала.

— Нет, — сказала она вначале. — Всё нормально.

Потом, мельком взглянув на Нику и секунду поколебавшись:

— Он в порядке.

Фандорин надеялся, что правильно истолковал значение этой фразы — подозрение в предательстве с него снято.

— Да. И он, и она, — сказала затем Мира, покосившись на Ястыкова с Жанной. И после этого уже ничего не говорила, потому что к беседе подключился Олег Станиславович.

— А ты думал? — хмыкнул он. — Конечно, слушаем. Ну что, Куцый? Как будем работать?

Долгая пауза.

— Нет, не пойдет, — заявил Ястыков. — Давай лучше…

Не договорил. Очевидно, Мират Виленович его перебил.