Как опасно быть женой - Дебра Кент
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я стою, улыбаясь как идиотка.
– Ну же, Джулия. Интересно, как это выглядит.
Я беру Эвана за запястье, медленно поворачиваю его руку внутренней, нежной стороной вверх и твердо вдавливаю ноготь большого пальца левой руки: раз и два. Получается овал.
– Вот.
Эван рассматривает метку, проводит по ней пальцем и улыбается мне во весь рот. Теперь он готов идти на прогулку, но я передумала и заявляю, что у меня слишком много работы и мало времени, мне не следовало его беспокоить. Он говорит, что все понимает. Он стоит всего в нескольких дюймах от меня и не сводит глаз с моих губ. Потом медленно приближается ко мне. У меня горят щеки. Я могу попятиться или отвернуться, но губы сами тянутся к его губам. Он обхватывает мое лицо и целует меня так нежно, и его дыхание – как апельсиновый чай со специями. Сама не сознавая, что делаю, я кладу руку на его затылок и крепко прижимаю Эвана к себе, целуя в ответ. Мой язык проскальзывает ему в рот, сперва робко, затем все более дерзко. Если быть до конца откровенной, меня сильно подстегивает образ Эдит Берри, вставляющей сигарету в губы моего мужа. Он стирает все сомнения и несет меня вперед, как цунами. Эван тихо стонет от удовольствия. Когда поцелуй заканчивается, я едва не теряю сознание. Все это время я задерживала дыхание, и теперь у меня кружится голова, бросает в жар. Свершилось. Я поцеловала чужого мужчину, не Майкла.
– Ты здорово целуешься, – улыбается Эван.
– Ты тоже, – отвечаю я.
– Было хорошо, – говорит он.
– Спасибо.
– Я пойду? – спрашивает он.
– Конечно. Надо же мне все-таки поработать.
Я умираю от желания поцеловать его снова.
Я тысячу раз мысленно проигрывала этот момент и теперь потрясена: все вышло совсем не так, как я себе представляла. Я думала, что буду сопротивляться. И не сопротивлялась. Что буду сожалеть о содеянном. Не жалею. Думала, буду клясться себе, что такое никогда, никогда не повторится. Ничего подобного. Я просто сижу одна в кабинете, и у меня кружится голова. Я звоню мужу, но он не берет трубку.
глава десятая
Размышляя об ужине с родителями Майкла, я говорю себе, что это не может быть хуже рентгена с барием, который куда болезненнее, чем роды. Даже если вспомнить мучения с Люси, двадцать семь часов адской боли в спине, когда ее огромная башка настойчиво била меня в позвоночник, а я умоляла врача о кесаревом. Но бариевый рентген, который мне назначили, чтобы выяснить происхождение хронических болей в животе, был намного хуже: в мой несчастный кишечник накачали холодного воздуха, и рентгенолог, спрятавшийся за непроницаемым стеклом, с помощью дистанционного управления крутил меня в воздухе, как свинью на вертеле. Теперь, с ужасом ожидая какого-то события, я утешаюсь сознанием, что оно все равно лучше контрастного рентгена. Советую вам тоже как-нибудь попробовать.
– Мы пришли! – кричит Кэтлин, переступая порог. – С подарками!
Кэтлин Флэнеган одевается лучше всех, кого я знаю. И всегда старается представиться удачливой распродажной охотницей. Непременно расскажет, что заплатила два доллара за розовый замшевый ремень с бахромой в “Маршалле”, пять долларов за сапоги в “Ти Джей Макс” и девятнадцать – за пальто в “Нордстроме”.
Конечно же она врет. У моей свекрови куча денег – ее отец запатентовал три медицинских прибора, а она была единственной наследницей, – но ей не хочется, чтобы об этом знали. Она не стесняется пользоваться пенсионной карточкой на скидки, любит дешевые ранние завтраки в ресторанах и утверждает, что все ее вещи, от новой дорогущей сумки до туфель на шпильках от Гуччи, стоят не больше шести долларов. Топазовое кольцо? Вы удивитесь: четыре девяносто пять. Бархатная сумочка от Кейт Спейд? Два доллара на дворовой распродаже! Я, например, не могу припомнить, когда в последний раз покупала что-нибудь за два доллара. Даже журнал. А уж туфли?
– Ты не поверишь, как мне повезло. – Кэтлин показывает гигантскую торбу с надписью “Луи Вуиттон”, которая, наверное, обошлась ей в сумму не меньшую, чем взнос за наш первый дом. – Двадцать семь долларов на аукционе в Интернете. – Она лезет внутрь и достает три ярких свертка. – А где дети? Бабуля принесла подарочки!
Я зову детей. Они привыкли не ждать от бабули многого. Кэтлин не жалеет денег на себя, но становится жуткой скрягой, когда речь заходит о других. Люси она купила (а может, отрыла в мусорном баке) толстовку с изображением диснеевского персонажа, который родился и умер задолго до появления на свет моей дочери. При ближайшем рассмотрении оказывается, что персонаж даже не диснеевский, а какой-то подражательный, блеклый и нечеткий. Ему явно не хватило харизмы для проникновения в массовую культуру.
– Ну разве не прелесть? – курлычет Кэтлин, прикладывая толстовку к груди. – Я ее как увидела, сразу поняла: это для моей любимой внучки!
Кейтлин получила пушистого заводного цыпленка (она перекрутила завод, и игрушка тут же сломалась), а счастливца Джейка одарили тремя парами носков с эмблемой “Харлей-Дэвидсон”. К чести бабушки надо сказать, что она сама вспомнила об интересе внука к мотоциклам. К сожалению, на бирке указано, что носки – женские, размер 9—11. По-видимому, Кэтлин отхватила их на блошином рынке за доллар. Дети мрачно взирают на обретенные сокровища.
– Что мы скажем ба-а-абушке? – намекаю я.
– Спасибо, бабуля, – звучит заученный ответ.
– Не за что, не за что! – машет руками та. – Вы же знаете, бабуля обожает своих внучат!
Конечно, грех жаловаться. Майкл часто дает понять, что его родители, по крайней мере, не забывают о наших детях. Моя мать материализуется у нас один раз в год, обычно по дороге куда-то еще, и требует, чтобы ее называли Тина. “Никаких “бабушек” и “бабуль”! Нечего напоминать мне о возрасте”. Словом, я стараюсь быть благодарна родителям Майкла.
– Слушай, знаешь анекдот про польскую лесбиянку? – интересуется Джим.
– Нет, па, не знаю.
– Она любила мужчин. Поняла? Любила мужчин!
Я оглядываюсь на детей. Но они дружно ушли в гостиную смотреть передачу про змей, бросив бабушкины подарки на журнальном столике.
– Ой, Джулия, до чего ты серьезная! – вопит свекор. – Побольше бы вам легкомыслия, юная леди.
“Мне уже говорили, – думаю я. – И вы не представляете, насколько его у меня прибавилось”.
Майкл качает головой и бросает в мою сторону сочувственный взгляд.
– Оставь ее, пап.
В начале знакомства я была очарована родителями Майкла. У моего предыдущего молодого человека родители были тихие, как монахи, зато эти горлопанили вовсю. Мне нравился и грубоватый остряк Джим, и стильная Кэтлин, и то, что она советовалась со мной, как с равной. “Джулия, – говорила она, выволакивая откуда-то громадные альбомы с образцами тканей, – мне нужно твое компетентное мнение. Что тебе нравится больше? Цветочки или полоска? Хоть я, конечно, не могу себе позволить сменить обивку”. Мы сидели на диване, листали альбомы, Майкл с отцом смотрели телевизор, и я была польщена, потому что Кэтлин как будто действительно интересовало мое мнение.