Семейные тайны (СИ) - Казьмин Михаил Иванович

После меня слово взял отец, поделившись с матушкой намерением побеседовать с коломенским градоначальником. А затем своё слово сказал и дядя. Не став скрывать, что для Левских породнение с Бельскими имеет серьёзные выгоды, он всё-таки выразил, пусть и не в самой категоричной форме, желание прояснить странности в поведении княжеской семьи прежде, чем будет окончательно условлена свадьба.

— Сразу надо было мне всё сказать, — пожурила нас боярыня Левская. — Впрочем... — она ненадолго призадумалась, — вот что, Филиппушка. Поеду-ка я в Коломну с тобой. И даже не спорь, — взмахом руки матушка отмела любые возражения, — ты с градоначальником поговоришь, а я с его супругою. Уж вряд ли он без неё княжескую чету с новорожденной ходил поздравлять.

Я мысленно аплодировал. Вот это матушка правильно подметила! И в этой моей затее иметь матушку на своей стороне тоже хорошее подспорье, да и вообще, в делах брачно-семейных женская наблюдательность и умение говорить с другими женщинами многого стоят. Что ж, потихоньку укрепляю свои позиции...

...В Ундоле мы провели ещё полторы седмицы. Назвать их отдыхом, к сожалению, в полной мере не получилось бы при всём желании. Нам пришлось принимать гостей — соседей и семьи, проводившие лето чуть поодаль, и совершать ответные визиты. Тут, правда, имела место и некоторая польза в виде представления любителям охоты наших ружей и карабинов под револьверный патрон. Новинки охотники оценили, что-то, понятно, пришлось им тут же и подарить, заодно научив пользоваться машинкой для переснаряжения патронов и пообещав продавать патроны по почтовой выписке. То есть к осени следовало ожидать заказов от тех, кто увидит новые ружья у наших соседей. У нас в семье охотой как-то никто особенно не увлекался, но пришлось разок и выехать, чтобы уважить соседей. Самим пострелять удалось ещё дважды, на чём патроны и закончились, потому как на одной из стрельб к нам присоединилось семейство дворян фон Бланкенов, где у главы фамилии, отставного майора и кавалера, имелось аж шестеро сыновей и каждому надо было дать сделать хотя бы по несколько выстрелов. Но ничего, нашлось время и поездить верхом, и искупаться в озере, и устроить то, что с недавних пор стало модным именовать смешным словечком «пикник», с верченым, [5] выпивкой и закусками.

И всё же к концу этого отдыха меня потихоньку начала одолевать скука. Оказалось, что жизнь без сыскных дел, без попыток прояснить тёмные вопросы с предстоящей женитьбой, без забот об оружейном производстве назвать полноценной у меня никак не получалось. В итоге, когда назначили день отъезда, я испытал самое настоящее облегчение. Наконец, все вещи собрали и упаковали, Митька смирился с тем, что до возвращения в Москву никаких пострелушек больше не будет, Оленька торжественно вручила мне картонную укладку со своими рисунками, коих за это время изрядно прибавилось, и мы отъехали. Васька с Анной на нашей карете двинулись в Александров, а мы с отцом и дядей на дядиной карете направились в Москву.

[1] Феска — восточный головной убор, фетровая шапочка без полей в форме усечённого конуса, обычно со свисающей кистью.

[2] Гросс — единица счёта мелкого штучного товара в розничной торговле и домашнем хозяйстве. 1 гросс = 12 дюжинам = 144 штукам. То есть полгросса, это, соответственно, 72 штуки. Татьянка явно преувеличивает...

[3] Увал — вытянутый в длину холм

[4] 1 сажень = 2,13 м

[5] Верченое — старое русское название шашлыка, как, впрочем, и иных кушаний, приготовленных на вертеле

Глава 19. Подарки и известия

— О, Алексей Филиппович! Здравствуйте, рад вас видеть! А у меня для вас подарок! — после всех этих приветствий мы уселись за стол и старший губной пристав Шаболдин подвинул ко мне тоненькую стопочку из нескольких листов бумаги. Взяв те листы, я принялся их просматривать.

Так, это у нас касательно Евдокии Ломской и Мариинских акушерских курсов. Евдокия Ильинична, стало быть, на тех курсах преподавала. И что мы тут имеем? Прошение о приёме в должность наставницы... подано... рассмотрено... удовлетворено... уволена от должности по собственному прошению... Что ещё? О, вот: «Наставницею показала себя дельною и требовательною, однако же с некоторыми ученицами своими имела недопустимое приятельство, за что ей неоднократно ставилось на вид». Интересно, с кем именно... А вот и список учениц. Есть! Видяева Анфиса Демидова, принимавшая в Коломне роды у княгини Бельской, училась у Ломской! Заверена справка была подписью уполномоченной попечительского совета игуменьи Марфы, подписей никого из чинов губного сыска или губной стражи не имелось. Ну да, стало быть, Шаболдин отдаёт мне просто справку от акушерских курсов, а не служебную бумагу губного сыска. Что ж, всё чисто. Чисто и грамотно. Узнать бы ещё, не входила ли та Видяева в число учениц, с коими Ломская имела то самое «недопустимое приятельство», но, боюсь, это слишком сложно. Свой интерес мне раскрывать ни перед губным сыском, ни перед попечителями курсов не хочется, а начни я интересоваться сам или подначивать к тому Шаболдина, интерес этот будет виден сразу...

— Я, Алексей Филиппович, пока вас в Москве не было, вот ещё чем озаботился, — продолжил Шаболдин. — Порылся в целительских делах Ломской и обнаружил прелюбопытнейшее явление, — видом своим пристав напоминал довольного кота.

— И какое же? — довольство пристава подсказывало, что сейчас я услышу нечто действительно интересное. И правильно подсказывало!

— В течение одна тысяча восемьсот восьмого года все княгини и княжны, коих до того пользовала Ломская, от её услуг отказались. А в течение двух последующих лет изрядно поуменьшилось среди пациенток Ломской и число боярынь с боярышнями. Ума не приложу, в чём тут дело, но вот же — что есть, то и есть...

Хм-хм... С восьмого, значит, года? С восьмого, с восьмого... И почему мне это кажется понятным? Что же такого в одна тысяча восемьсот восьмом-то году случилось?..

— А Ломский что о том говорит? — поинтересовался я, когда так и не смог вспомнить, чем же был знаменателен названный год.

— Говорит, не знает, дескать, в дела супруги не вникал, — развёл Шаболдин руками.

— Что-то не верится, — проворчал я. Жаль, отец Роман в монастырь вернулся... О, да есть же и другой способ прояснить вопрос! У кого проще всего узнать, что такое произошло среди боярского сословия, из-за чего его представительницы вдруг принялись отказываться от услуг известной целительницы? Правильно, у товарища председателя Боярской Думы! Вот и узнаю...

— А у меня, Борис Григорьевич, для вас тоже подарки имеются и даже целых два, — перешёл я к тому, с чем и явился в губную управу и от чего меня пристав отвлёк своими новостями. — Только один из них вам, боюсь, совсем не понравится, так что, если не возражаете, с него и начнём?

Шаболдин возражать не стал, поэтому я изложил ему свои соображения относительно сроков отсутствия мужа дворянки Поляновой, а под конец добавил:

— Насколько я помню, Московская городская управа ежегодно уточняет списки домовладений и домовладельцев...

Заканчивать фразу я не стал, Борис Григорьевич не дурак и сам всё сообразит. Вот, уже и сообразил, судя по изменившемуся выражению лица — довольство куда-то исчезло, и его сменила гримаса отвращения и досады. Ну да, я же предупреждал, что ему не понравится. А как иначе-то, если придётся эти списки сверять и выискивать, в каком дворянском домовладении кто и сколько отсутствовал за последние лет этак... Кстати, а сколько именно? И потом, сработать такая сверка может в том лишь случае, если речь идёт именно о московских дворянах, хотя, насколько я помнил, никаких сведений о длительных выездах Ломской из Москвы не имелось, так что за вымышленными Поляновыми наверняка скрываются дворяне именно из Москвы.

— Да уж, Алексей Филиппович, такое мне и правда не нравится, — Шаболдина аж скривило. — Однако же, иного способа установить истинную личность Поляновой, или как там её, я тоже не вижу. Надеюсь, второй ваш подарок окажется лучше этого?