Притяжение страха - Анастасия Бароссо

— Спасибо… — прошептала она, отважно глядя на него через плечо, — пойдем дальше?

Неужели это прозвучало так двусмысленно? Он странно смотрит на нее. Словно удивлен и на что-то решается.

Резкий порыв ветра срывает нежные цветки с вьюна, оплетшего внутреннюю стену замка. И Юлия с Карлосом оказываются, вдруг, осыпанными дождем из шелковистых ало-красных лепестков. Луна в разрывах облаков все чаще возникает ослепительной золотой брошью.

Когда он смотрит туда — неясная мука накрывает тенью его лицо. Страдание и… гнев. Будто он хочет взглядом испепелить, взорвать, уничтожить живописный южный небосклон. Юлия давит в себе нелепое желание спросить — не она ли причиной таких разрушительных эмоций. И тут происходит нечто ужасное.

— Я провожу тебя до отеля.

Оказывается, так бывает. Чтобы одновременно земля ушла из-под ног, а небо рухнуло на голову со всей тяжестью рока.

Она молчала, потому что не могла говорить — горло сдавили стыд, разочарование и что-то еще, похожее на горе. Она просто стояла и смотрела на него, не в силах ни ответить, ни спросить.

— Я забыл сказать. У меня сегодня еще одно важное дело в Барселоне.

— Дело? — наконец выдавливает она. — Но ведь сейчас… ночь?

— Мои дела не связаны со временем суток…

— И ты, вот сейчас, поедешь в Барселону?!

— Ничего, — он беспечно пожал плечами, — я все равно никогда не остаюсь здесь на ночь… Предпочитаю спать в своей домашней постели.

— Ты… каждый вечер едешь отсюда домой? Но ведь это километров сто!

— У меня быстрая машина.

— Да, не сомневаюсь…

Ветру, в конце концов, удалось разметать упрямую облачность. И теперь лишь жалкие остатки ее рваными клочьями висели по краям неба. В середине его безраздельной хозяйкой властвовала сверкающая, как огромный новенький серебряный кулон, почти полная луна.

— Так я провожу?

Как ему, однако, не терпится свалить отсюда.

— Нет, спасибо.

— Но это вовсе не трудно — даже по дороге. Моя машина рядом с отелем…

— Я пока не хочу в отель.

— Но… сейчас ведь — ночь.

— Да. И у меня по ночам не бывает никаких важных дел.

— Ты предпочитаешь остаться здесь?

— Я еще погуляю. Мне тут понравилось, спасибо за увлекательную экскурсию.

Он растворился в темноте так же стремительно, как и вчера. И это было просто отлично. Еще секунда — и он увидел бы, как недопустимо позорно меняется Юлино лицо.

Глава 13

ЗАМЕНА

Как это назвать — облом? Шок? Или просто — ужас?

Одно ясно. Она опять неправильно себя вела. Так что же — теперь он испугался ее мнимой доступности? Боже, что за дура?!! Какой нужно быть идиоткой, чтобы мужчина, которому ты, вроде как, даже нравилась, оставил тебя вот так, без объяснений и извинений? Оставил со всеми твоими глупыми надеждами, прозрачными планами и невыполнимыми желаниями. Желаниями, которые стали вдруг так сильны — вероятно, от своей невыполнимости, — что пережить это практически невозможно. Бывают моменты, когда даже выпивка не помогает.

В растерянности, граничащей с оторопью, Юлия спускалась по пологой дорожке, оставляя за спиной таинственное очарование замка. Как хотелось забраться туда, на вершины башен! Стоять там вместе с ним, ощущая себя единственной женщиной в мире. Теперь это казалось жизненно важным. Эти башни манили, как недостижимое счастье, которого она недостойна. Мучительное ощущение. Да, недостойна — она понимает это. Но еще понимает, что жить без этого уже не имеет никакого смысла…

Юлия стала переходить узкую дорожку между замком и тротуаром, озираясь вокруг невидящим взглядом, как потерянный ребенок.

— А-а!! Мама!!

Не удивительно, что чуть не угодила под колеса.

Спасибо Богу и этому мотоциклисту, который умудрился вильнуть в сторону в самый последний момент. Не сбил ее с ног, зато сам с треском впаялся в каменную напольную вазу с торчащими в ней шишечками карликовых пальм.

Из ближайшего к вазе ресторанчика выбежал, громко ругаясь и размахивая руками, встрепанный управляющий, а мотоциклист… О, Боже! — Юлия мысленно застонала. Сейчас он станет на нее орать. Потребует денег или полицию. Может, даже побьет — и правильно сделает. Надо было вообще ее задавить на фиг. Чтоб не мучилась.

Мотоциклист соскакивает с седла, не успев толком припарковаться. Срывает черный блестящий шлем с головы. Волосы темными волнами падают на тонкое, бледное лицо…

— Антонио!!

Они бегут друг к другу, не обращая внимания на редкие машины, вопли управляющего и толпу зевак, медленно собирающуюся вокруг места происшествия.

— Julia!!

Они бросаются в объятия друг другу, словно единственные люди на земле, выжившие после вселенской катастрофы.

— Julia, te he encontrado… Те he encontrado… Mi angel…[14]

Они, словно встретившиеся после долгой разлуки возлюбленные супруги, целуют друг другу плечи. Она смеется и, кажется, сейчас заплачет. Он, кажется, тоже. Прохожие невольно замедляют шаг, смотрят на них так, словно это какой-то невиданный перформанс. «Красивая пара!» — слышится за спиной восхищенно-завистливый шепот какой-то русской туристки.

— Iremos,[15] — говорит он, совсем как тогда.

И берет ее за руку. И ведет куда-то, поминутно заглядывая ей в лицо, будто не верит своим глазам. Каждый раз, когда он это делает, Юлия начинает счастливо смеяться. Наверное, он думает, что она помешалась. Впрочем, так оно и есть.

Когда он делает это в следующий раз — они уже в темных переулках городка, в злачном месте, напоминающем в миниатюре Готический квартал Барселоны.

Здесь, совсем мало прохожих. А те, что есть — такие же, как они. Юные, шальные и ничего не видящие, кроме самих себя… И поэтому Юлия вдруг останавливается. И берет в руки его взлохмаченную голову и пытается поверить в то, что с ней происходит не сон, обрывчатый, тревожный и дико возбуждающий.

Антонио стоит, привалившись спиной к прогретой солнцем стене. Юлия припала к его высокому телу, положив ему руки на худые плечи, а он обнял ее за спину под джинсовкой, крепко притиснув к себе — как тогда на «Мерсе».

— Ti mi salvamiento… Quiero vivir… Vivir! No quiero morir! Gracias ti…[16]

Она охотно отвечает ему — раз он говорит, что приходит в голову, не заботясь о том, знает она испанский или нет, то она тоже будет! Зачем сдерживать себя? К тому же он все равно ничего не понимает. А потому не подумает, какая она дура или распущенная, или еще что-нибудь. С ним не нужно дрожать за каждую мелочь, за каждый жест и взгляд. Он хочет ее такой, какая она есть. Это стало абсолютно ясно, когда он, опустив ладони, сильно прижал ее бедра к своим.