Кровь героев - Александр Зиновьевич Колин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но она кончилась. Неожиданно.
Германская сталь не выдержала отчаянного удара испанского булата. Клинок Анслена сломался у самого эфеса. Рыцарь в отчаянии бросил бесполезный обломок на пол.
Увидев серебряное изображение совиной головы на рукоятки меча брата, Жильбер расхохотался.
— Рановато ты обратился к ювелиру, братец Анслен, — сказал он, кривя рот и утирая рукавом, камзола потный лоб. — Лучше бы подумал о гробовщике. Настоящая сова сожрет тебя, как мышонка.
Младший брат стоял слишком далеко от своих воинов, чтобы кто-нибудь мог кинуть ему другой меч. В зале наступила звенящая тишина. Посланец Филиппа выхватил висевший на его поясе кинжал и, точно лишившись рассудка, бросился на ненавистного брата. Теперь кольчуга Анслена не выдержала стремительного удара. С распоротым окровавленным боком рыцарь рухнул на одно колено, даже и в эту секунду стараясь достать соперника своим кинжалом. Жильбер отскочил, не позволив брату ранить себя, и, когда тот, не выпуская из рук оружия, оперся тыльной стороной ладони о холодный камень пола, шагнул вперед, поднимая высоко над головой принесший ему победу клинок.
Солдаты, пришедшие со своим предводителем в замок Совы, тревожно посмотрели на своих командиров, те же, впиваясь глазами в коленопреклоненного Анслена, ждали от него хоть какого-нибудь знака, который они могли бы истолковать как повод вмешаться.
Однако младший сын славного крестоносца Генриха, прозваного за угрюмую внешность Совой, подняв голову, смотрел в лицо старшего брата. Внезапно солдаты Филиппа увидели нечто такое, что заставило их невольно попятиться. И гости за столом, и стоявшие за их спинами дружинники Анслена, парни отнюдь не робкого десятка, с волнением отступили, оглядываясь назад. Некоторые из дам упали в обморок, на что их кавалеры, поглощенные созерцанием ужасного зрелища, даже не обратили внимания.
Прямо на их глазах исчезла кольчуга, точно растворившаяся в меняющем форму теле Анслена, которое буквально за считанные секунды покрылось густой серой шерстью.
Жильбер отшатнулся, с изумлением глядя на оскаленную волчью пасть, столь невероятным показалось ему превращение брата.
«Неужели это правда?! — молнией пронзила сознание де Шатуана дикая мысль. — Оборотень? Как наш скандинавский предок Эйрик, сын Вотана? Да разве возможно такое? Он ведь умер все четыреста лет назад! Поговаривали, что и Харальд, и Рольф были берсерками[16]. Харальда, кажется, даже с детства звали волком…»
Все эти мысли пронеслись в мозгу Жильбера с огромной скоростью. Он замешкался всего лишь на долю секунды. Свет в зале вдруг померк, точно догорели разом все свечи на столах и факелы на стенах. Раздался громкий радостный рык бросающегося на жертву зверя-охотника. Со звоном отскакивая от каменных плит пола, упал испанский клинок де Шатуана. Волчьи челюсти впились в горло барона, с наслаждением разрывая ненавистную плоть умирающего врага.
Когда все было кончено, под низкими сводами зала раздался одновременно душераздирающий и ликующий, тоскливый и радостный, торжествующий и скорбящий волчий вой.
Наступившая следом тишина нарушалась лишь шипением факелов, вдруг разгоравшихся с новой силой.
Склонившийся над обезображенным трупом брата, Анслен медленно, как будто во сне, поднялся и окинул тяжелым затуманенным взором своих солдат. Затем рыцарь повернулся и посмотрел на бледных напуганных гостей. Краешком глаза Анслен заметил, что Клотильда без сознания сидит откинув голову на высокую спинку стула. Молчание становилось тягостным, напряженным, густым, точно воздух перед грозой в летнюю жару.
— Помогите госпоже Клотильде, — хриплым скрипучим голосом произнес теперь единственный сын Генриха Совы. Никто не отозвался на призыв Анслена, и тот повторил свою просьбу-приказ. Служанки захлопотали, приводя госпожу в чувство.
Анслен повернул голову, следя за действиями слуг, и в это время кто-то из сидевших за столом громко и четко произнес:
— Братоубийца.
Рыцарь, буквально прошивая глазами гостей, окинул их взглядом.
— Дьявол! — закричал мессир Жоффруа де Брилль. — Дьявол! Сам сатана, восставший из ада! Я вижу хвост и рога! Дьявол! Дьявол! Настал день Суда! Трепещите, грешные! — вопил отец Клотильды, тыча пальцем в сторону окровавленного рыцаря.
Тот выплюнул кровавый сгусток и, утерев рукой губы, бросил, обращаясь к солдатам:
— Мишель, Кристиан. Убейте его.
Командиры тревожно переглянулись, но выполнять приказ не спешили.
— Вы слышали, что я сказал? — усталым голосом спросил Анслен своих помощников и, когда те кивнули, произнес: — Тогда выполняйте.
Солдаты зашевелились, но никто не сделал ни шагу в направлении смельчака. Даже стороживший барона Андре попятился.
Хотя Анслен отдавал приказания негромко, все сидевшие за столом прекрасно слышали его.
— Тебе не сойдет это с рук, Анслен! — выкрикнул один из них.
— Король Филипп Август разгневается и прикажет казнить тебя! — пригрозил другой. — Он велит отрубить тебе голову!
— Кроме суда мирского существует высший суд — суд Божий! — завопил де Брилль. — Вечное проклятие ляжет на тебя и род твой, рыцарь.
— Все сказал? — насмешливо спросил Анслен, поднимая с пола испанский клинок брата и не спеша приближаясь к мессиру Жоффруа. Солдаты, стерегшие сидевших на ближней скамье гостей, точно по команде, расступились, давая возможность Анслену забраться на стол как раз напротив отца Клотильды. — Или охота и дальше язык чесать?
— Не подходи ко мне, сатана! — взвизгнул де Брилль. — Ты проклят Богом и низвержен в ад, зачем ты явился?!
— Заткнись! — рявкнул рыцарь и, обращаясь к солдатам, приказал: — Возьмите его под руки и поднимите.
Андре и еще один ражий детина с обезображенным оспинами лицом в точности выполнили приказ командира и подняли упиравшегося и изрыгавшего проклятия мессира Жоффруа.
— Последний раз говорю тебе, чтобы ты заткнул свою, пасть, старик, — с металлом в голосе проговорил Анслен, поднося острие своего клинка к горлу де Брилля. — Замолчи, если хочешь жить сам и не желаешь, чтобы я приказал убить остальных. Это говорю тебе я — барон Анслен де Шатуан.
— Гори в аду, братоубийца! Ты и потомки твои пусть будут во веки веков прок… — Испанская сталь клинка вошла в плоть отца баронессы де Шатуан, как нож в теплое сливочное масло, оборвав недосказанное проклятие.
Кровь хлынула из горла старика, когда убийца выдернул свой меч и с быстротой молнии пронзил им живот жертвы.
— Убейте всех! — страшно сверкая глазами, завопил де Шатуан, воздевая руки к потолку, и, обернувшись к обступившим Мишеля и Кристиана солдатам, закричал: — Вперед, мои герои, утопите их в крови, пусть они искупаются в ней, пусть они захлебнутся ею!
Солдаты не колеблясь кинулись убивать сидевших за столом гостей, приехавших на свадьбу и угодивших на собственные похороны. Пока у ног его кипела кровавая бойня (некоторые