Судьбы вещей - Михаил Рабинович

Прошло еще несколько десятилетий, и поверхность изразцов стали покрывать зеленой глазурью. Теперь излюбленными стали изображения птиц, фантастических зверей, цветов. Наконец еще позже каждую часть рельефа стали покрывать глазурью разных ярких цветов – белого, желтого, зеленого, синего, коричневого и т. п. Теперь вся поверхность печи выглядела как пестрый и яркий ковер. На стенах зданий и наличниках окон изображали вьющиеся виноградные лозы с листьями или огромный яркий бутон цветка в фигурном обрамлении; его называли «павлинье око».

И для всей этой красоты нужны были «образцовые печати» из дерева и обожженной глины. Как же попали эти инструменты, которые вряд ли могли долго сохраняться, в музей?

Есть в Москве такой район, где подобные находки совсем не редкость. Он находится на устье реки Яузы, позади высотного здания, что на Котельнической набережной. Там проходит улица Гончарная. Гончарными же назывались и некоторые прилегающие к ней переулки и часть набережной Москвы-реки. Если пойти по этой улице от высотного дома к Таганской площади, на левой стороне окажется маленькая, как будто бы ничем не примечательная церквушка. Но что за изразцы на глухой ее стене, выходящей в переулок? Птицы клюют экзотические фрукты, какие не всегда найдешь в наших широтах. А прежде вся церковь была сплошь облицована изразцами. На ней и сейчас есть целые иконы, составленные из изразцов. Эта церковь называется «Успенье в гончарах». И неудивительно, что она украшена изделиями живших в окружавшей ее Гончарной слободе гончаров.

Гончарная слобода… Уже лет двести, как не существует ее. Сейчас тихая уличка, переулки и набережная застраиваются новыми большими домами. Но почти каждый день напоминает о себе древняя Гончарная слобода. Роют ли котлован для фундамента дома, проводят ли водопровод или газопровод, ремонтируют ли дорогу – всегда находят изделия, инструменты, остатки мастерских гончаров, где делали и изразцы, и кирпич, и черепицу, и посуду, и детские игрушки. Так однажды в саду дома, где жил мой приятель, рыли для чего-то траншею между деревьями. И вдруг из стенки траншеи вместе с землей посыпались маленькие глиняные фигурки. Здесь были и человечки и зверушки. Мужчины в подпоясанных рубахах, в сапогах с загнутыми кверху носами, в шапках разного фасона, иногда в какой-то верхней одежде, похожей на плащ. Женщины в длинной, до полу, одежде. Музыкант, играющий на дудке, всадники, упряжные лошади, ручные медведи в намордниках, собака с загнутым «баранкой» хвостом. Траншея попала на место древней мастерской гончара и разрушила его горн – обжигательную печь, оказавшуюся доверху наполненной игрушками. Гончар сделал их и успел даже обжечь, но по какой-то причине не выгрузил из горна, да так они там и пролежали около трехсот лет. Потом, когда на этом месте произвел раскопки Б. А. Рыбаков, в этом саду оказался не один, а целых три горна.

Неподалеку мы раскопали другую мастерскую с большим горном, с помещением, где лепили посуду, домом мастера. Этот гончар делал, в основном, посуду и изразцы. Неподалеку от его горна оказались ямы, куда он сбрасывал бракованную посуду. Ведь не всякий вылепленный из глины горшок выдержит обжиг в горне при высокой, 700—900 градусов, температуре. Некоторые дают трещины или коробятся. Такие сосуды, конечно, в продажу не шли, их попросту выбрасывали.

Но то, что выбросил как ненужный хлам гончар триста лет назад, сегодня – настоящий клад для ученого. И не только для археолога или историка, которые узнают, какой формы сосуды делали тогда, каков был набор общеупотребительной столовой посуды, но и для специалиста по изготовлению современных изделий из обожженной глины – керамики, как их называют. Керамист заинтересуется, почему дали трещины эти изделия, какая ошибка была допущена при обработке сырья, при формовке или при самом обжиге. Поэтому-то наши раскопки постоянно посещал руководитель Лаборатории керамики Академии архитектуры Алексей Васильевич Филиппов. Он заинтересовался, например, как делали в Гончарной слободе из красной глины посуду черного цвета, и провел в своей лаборатории целый ряд опытов, чтобы восстановить в деталях этот древний процесс производства, который может пригодиться и сейчас для изготовления различных декоративных вещей. И особенно интересовался Филиппов производством древних изразцов, черепицы и кирпича. Не только потому, что в это время он работал над восстановлением кровель кремлевских башен, покрытых черепицей, и куполов одной старой кремлевской церкви, украшенных цветными изразцами, но и потому главным образом, что многие строившиеся тогда станции метро облицовывались изнутри фигурными изразцами. И для этой важной работы Лаборатория керамики дала ряд ценных рекомендаций, к которым она пришла, между прочим, в результате изучения приемов работы древних мастеров-керамистов.

Можете себе представить, как обрадовался Филиппов, увидев среди наших находок тот самый круглый штамп с изображением птицы, о котором уже говорилось. Этот штамп мы нашли среди пережженных и полопавшихся сосудов в яме, куда гончар выбрасывал брак. Конечно, он не выбросил бы «образцовую печать», если бы ею еще можно было работать. Но ручка отломана и на плоскости штампа у самой головы птицы также отколота часть, так что этим инструментом работать было уже нельзя: он давал неправильный оттиск. Так и угодила «образцовая печать» в яму вместе с бракованной посудой. А теперь она водворена в музей, и рядом лежит обожженная керамическая плитка с оттиснутой этим штампом фигурой птицы. Но, чтобы никто не принял эту плитку за древнюю, на обороте ее стоит клеймо Лаборатории керамики Академии архитектуры, где она изготовлена.

А другую, квадратную «образцовую печать» с цветком-розеткой нам принесли рабочие. Тогда шло строительство одного из корпусов будущего высотного здания на Котельнической набережной. Рыли котлован для его фундамента. И, конечно, как везде, в районе бывшей Гончарной слободы, находили множество изделий московских гончаров. Археологи часто посещали строительство, объясняли рабочим значение находок. И рабочие, заинтересовавшись историей этого места, стали сами собирать находки и приносить их археологам, не упуская при этом случая поподробнее расспросить обо всем, что касалось каждой найденной вещи.

Как же изготавливали «образцовые печати»? Конечно, чтобы изготовить форму для изразца из дерева, необходимо было вырезать на доске нужное изображение, для чего требовалось немалое искусство. Но глиняный штамп можно было изготовить гораздо проще. Достаточно было оттиснуть в сырой глине какое-либо готовое изделие, например изразец, чтобы получилось то обратное изображение, которое могло уже само служить формой для изготовления изразцов. Нужно было только обжечь его, чтобы глина затвердела. Иногда при изготовлении «образцовых печатей» бывали забавные ошибки. Нужно помнить, что при оттискивании получается как бы зеркальное отражение узора штампа. А ведь каждый знает, что у нашего отражения в зеркале правая рука становится левой, а левая – правой.

Глиняными штампами обрабатывали не только изразцы, но и посуду. Недавно в Кремле был найден сосуд, на дне которого рельефное изображение Китовраса. Как вы уже знаете, Китовраса изображали похожим на мифических кентавров Древней Греции – получеловеком-полуконем, но в короне и обычно со скипетром, натянутым луком или мечом. Вот и Китоврас на найденном нами сосуде изображен в зубчатой короне, с крыльями и мечом, который он обнажает. Но почему Китоврас тянет рукоять меча левой рукой, а ножны меча придерживает правой? Конечно, не потому, что он левша, а потому, что изображение это оттиснуто неверно сделанным глиняным штампом. Резчик, готовивший «образцовую печать», наверное, по ошибке вырезал фигуру с обычным положением рук, не рассчитав, что на оттиске его Китоврас окажется «левшой». Ошибка, видимо, не считалась в те времена такой уж значительной, и гончар употреблял штамп для выделки дорогой посуды. На днище сосуда с обратной стороны остались даже отпечатки пальцев мастера, видимо прижимавшего сосуд очень сильно.

«Образцовые печати» очень ценились гончарами. Недаром мастер, выпуская ученика, должен был снабдить его не только одеждой, но и дать ему три «образцовых печати», чтобы было с чем начать дело. И, даже отслужив свой срок, эти инструменты занимают почетное место в наших музеях.

КУВШИН «ДОБРА ЧЕЛОВЕКА»

Повадился кувшин по воду ходить – тут ему и голову сложить!» – говорит старая русская пословица.

Как это понять?

У нас кувшины по воду не ходят. По воду ходят ведра. И, чтобы их нести, есть особое приспособление – коромысло. По воду ходят (вернее, ездят) бочки – их везут на колесах или на санях лошади. Да что говорить – у нас теперь обычно по воду не ходят и не ездят: она сама приходит в наши дома. Не только в городе, но все чаще – в деревне. И все же обычными сосудами для воды у нас уже давно считаются ведра. Раньше даже всякие большие количества воды измерялись обычно ведрами. Например, в цирке бывали «водяные феерии» – представления с водопадами, кораблями, морскими боями и водными играми, – во время которых арена превращалась в бассейн. Тогда в афишах писали: «На арене три тысячи ведер воды!» – или что-нибудь в этом роде.