Великий диктатор (СИ) - Alex Berest

- Святой Отец, допишите вопрос об их религии. А то мало ли, вдруг они православные. Кто их тут окормлять будет?

- Вот! Не даром я тебя позвал! То всевышний направлял мои мысли! Если они православные, то и мы им помочь не сможем. Нас общество не поймёт, - и он принялся азартно что-то дописывать.

Дописав, промокнул текст и, вложив его в маленький конверт, позвонил в бронзовый колокольчик, стоявший на столе. На его звон в кабинет заглянул Орто Мякинен, мой одноклассник, который в свободное от уроков время и по выходным был служкой в церкви.

- Орто, отнеси нашему телеграфисту и дождись ответа. И бегом сюда. Это очень важно! Понял меня?

- Да, святой отец! - и Орто, схватив конверт, пулей вылетел из кабинета, не забыв кинуть на меня заинтересованный взгляд. Ой, чувствую, в школе меня замучают вопросами.

Ждать ответа пришлось недолго. Церковь, как и почта с управой, располагались в центре села. Так что, уже через десять минут, запыхавшийся и разрумянившийся на морозе мальчишка принёс нам ответ. Всё это время, каждый был занят своими, какими-то наверное очень важными делами. Отец что-то просматривал в своей записной книжке, пастор перебирал книги на книжной полке, а наш участковый листал тонкую брошюрку. А я считал трещинки в побелке.

- Так. Самое главное, - священник впился в текст ответного послания. - Ага. Хорошо. Обе семьи — протестанты. А уж общий язык с детьми нашего наставника Мартина Лютера мы найдём, - и он мелко перекрестился.

Я с отцом и дядей Раймо перекрестились вслед за ним.

- А числом их. Две старшие семьи и три младшие. Девять мужчин, одиннадцать женщин и, на момент отъезда Обрама, двенадцать детей разного пола. Записал? - спросил он у меня. - Что дальше?

- Нельзя давать им просто так деньги или дарить подворья, - я всё же рискнул и сказал прямо что думаю. - Мало ли у нас в селе семей ютится в тесноте. Чужим вы поможете, а наши спросят — а мы?

- Мал ещё нам тут… - начал было выговаривать мне отец, но был тут же заткнут пастором.

- Господин староста! Мы как с вами договаривались? Вы уже забыли? Пусть ваш сын выскажется полностью. Прошу, продолжай, Матти.

- Ну. Я, как бы, о том, что надо подворья прикупить. Они общине всегда пригодятся. Погорельцев переселить или карантин устроить. А с приезжими договор надо заключить на аренду домов. Пусть и без оплаты. Допустим, лет на пять. За пять лет-то можно на свой дом скопить, я думаю. А то, мало ли, заложат дома в банк, получат денежки и удерут. И опись составить перед вселением, чтобы взыскать, если они за пять лет что-то повредят или разрушат.

- Матху! Такое ощущение, что я сейчас твоего отца, дядю Кауко слушаю. Тот тоже про банки, аренду, описи и взыскания любит поговорить. Как будто твой мелкий у него учится, - первым высказался дядя Раймо.

- Так он у него и учится. Как наследник.

- Не понял! Он же младший. Какой из него наследник?

- Ну, так получилось. Теперь Матти наследник, - смущенно ответил отец, понимая что сболтнул лишнего.

А он у меня кремень, однако. Надо же, несколько лет молчал. Я думал, что он про это уже всем проболтался.

- Господин старший констебль, потом у друга всё и узнаете. Давайте заканчивать наше собрание, а то скоро уже служба будет. Матти, спасибо тебе огромное за помощь. Ты высказал очень зрелые и важные в этом вопросе суждения. Скорее всего мы их и примем как основные. А сейчас можешь ступать.

- Святой отец! А там, в тех средствах, что на покупку подворий пойдут, не найдётся немного лишних? - решил я понаглеть и попытаться закрыть ещё один вопрос, который меня волновал. - Это для общины. Вернее, для всех людей. Ну, как бы… - я неожиданно стушевался под тремя взрослыми взглядами. Хрен их знает, как они отреагируют на моё предложение.

- Ну. Смелее, Матти. Говори что хотел, - подбодрил меня пастор.

- Люди. Из нашей губернии, когда едут в Улеаборг и из него, ночуют на обочине тракта и в туалет ходят куда попало. Может, построить уборные, навесы для телег или саней, а, может, и постоялый двор с трактиром для проезжающих. Можно и торговые места. Будет доход для общины, - почти пулемётом протараторил я, опасаясь, что меня прервут и высмеют.

- Вот! Смотрите, господа! - священник развернул мою тушку лицом к отцу и дяде Раймо. - Вот оно! Наше будущее! Будущее нашей страны! Тот, кто думает не только о себе, но и о всех людях! А вы патроны покупаете! Нет, чтобы все деньги мне принести! - пожурил эту хитрую парочку отец Харри. Ой, чувствую я, что дома мне достанется.

И я, почти угадал. Получил выволочку от отца за то что отдал свою идею о постоялом дворе. Хорошо, что мне на помощь пришел дед, который осадил сына.

- И кто бы этим занимался? У нас кирпичный завод не достроен, я там днюю и ночую. Ты что ли? Так займись. Ещё не поздно. У общины на всё денег не хватит.

…..

Но вскоре, произошли события, которые полностью затмили наши маленькие семейные неурядицы, проблемы села и поставившие всю Финляндию с ног на голову.

Пятого февраля все финские газеты вышли с манифестом Николая II с интригующим названием «Милостивое объявление Его Императорского Величества», в котором говорилось об ограничении действия финской конституции и превалирования имперского законодательства над местным. И об ограничении власти финского сената.

Всё местное общество было очень возмущенно этим манифестом. Газеты печатали статьи с чуть ли не революционными призывами, и генерал-губернатор Бобриков начал их закрывать. На месяц даже закрыли «Ежедневную газету» (Päivälehti), в литературном приложении которой и публиковали моего Мумми-Тролля. Ээро Эркко был вынужден уйти с поста главного редактора, передав его Текле Хултин. Что вызвало волну восторгов среди политически активных женщин княжества — первый главный редактор-женщина.

В начале марта от Леопольда Мехелина пришёл денежный перевод и телеграмма о аренде на несколько дней, всего кемпинга. Отец с дедом даже обрадовались подобному и внезапному доходу, так как весна выдалась ранняя, и лёд на озере уже не мог держать рыбаков.

Причины этой аренды стали нам известны из рассказа Ээро Эркко, приехавшего в составе почти всех представителей политических сил Финляндии. Он на нашем семейном ужине рассказал, что голосовавший в сенате за публикацию манифеста глава финской партии Юрьё Коскинен обиделся на исключение его из партии, которое ему устроили однопартийцы и сдал Бобрикову место проведение общефинского совета глав всех партий.

Совет должен был состояться в особняке финского генерала Якоба Юлиуса аф Линдфорса, но генерал-губернатор сыграл на опережение и отослал генерала по каким-то надуманным делам в Санкт-Петербург. Вот тут Леопольд Мехелин и предложил собраться в надежном и проверенном, месте. В нашем кемпинге.

Так как почти все силы наших наёмных работников были брошены на строительство кирпичного завода, то мне, в компании с кузеном Микки, пришлось поработать истопником и доставщиком дров в домиках, арендованных гостями. А заодно, я развесив уши, слушал последние политические новости и споры о выходе из создавшегося положения после манифеста царя.

В отличие от летних приездов, когда к нам приезжали представители только финской и либеральной партий, в этот раз, приехали руководители всех партий с немалым количеством сторонников. Леопольд Мехелин, который и организовал этот съезд, представлял либеральную партию. От финской партии, были Ээро Эркко, Хейкки Ренвалл и Пер Свинхувуд. Адольф фон Бонсдорф — глава шведской партии.

И если представителей финской партии, приезжавших к нам, я уже всех знал в лицо и по именам, то остальных даже и не старался запомнить. Выучил только имена и фамилии глав партий. На всякий случай.

За время их съезда дед Кауко успел переговорить с Мехелином о моей скрепке, финский патент на которую мы уже получили. Идея главному нокиевцу понравилась, и он согласился выпустить пробную партию изделий. На этот раз никаких привилегированных акций мне не досталось, а в договоре, заключённом между дедом и Леопольдом Мехелином при помощи Хейкки Ренвалла, который оказался юристом, значились десять процентов на всё. На прибыль и на перепродажу патента. Деньги, естественно, пойдут на мой счёт в финский коммерческий банк.