Дваждырожденные - Дмитрий Морозов

Этот голос ( «войди мыслью в поток противника, мысль бросается змеей, выпуская жало — конец меча. Меч подтягивает тело. А несвязанный дух парит невозмутимо») подобно священной мантре пробуждает самые сокровенные силы, открывая путь победы.

— Не слабым кулаком из мяса и костей поражают врага опытные бойцы.

Поток брахмы, вырвавшийся из ножен плоти, способен пробить даже щит из кожи носорога. Но для того, чтобы ощутить хотя бы тонкую струйку брахмы, вы должны научиться пребывать в полной неподвижности… Не опускать руки! Не шевелить ногами! Вас мотает? Голова кружится? Это сила начинает оживать в теле, рвется по его каналам, набирает мощь. Освободите ей пути, иначе она разрушит перегородки. Научитесь управлять ее потоком, и тогда ваши руки и ноги станут неотразимым оружием, мечи превратятся в продолжение ладоней, а стрелы полетят прямо вслед за мыслью…

Обузданное сознание йога можно сравнить со светильником, находящемся в безветренном месте. Пламя всегда устремленно вверх. Сознание воина — огонь на ветру. Мантра воина — гимн Агни.

Поставь же нас пряно для странствий и для жизни.Защити нас, о Агни, от ракшасов!Защити от вредящего и от убийцы,О ты с высоким лучом, касающимся неба!

Воин, овладевший силой брахмы, подобен огню, — продолжал Крипа, — он может пластаться у земли под напором врага, но все же устремляться к небу. Он сияет доблестью и виден издалека, но его нельзя схватить или сломать. Он бывает жгуч и ласков, он убивает и спасает… Вы освоите это со временем, — уже совсем иным, буднично деловым тоном произнес Крипа, — пока же я постараюсь «поставить вас прямо». Вообще, воинское искусство начинается со стойки.

Мои ноги до сих пор начинают трястись от одних воспоминаний о муках, которые я пережил, стоя в полной неподвижности с вытянутыми вперед руками. Омываясь то холодным, то горячим потом, мы пытались потерять ощущение тела, сосредоточившись на чистом ощущении потока по внутренним каналам. Постепенно мы научились застывать на довольно значительное время. Тогда я, наверное, впервые ощутил, что мое внутреннее существо не тождественно телу. Плоть воспринималась как удобный доспех, гибкий панцирь. Из его уютной глубины сквозь отверстия глаз душа спокойно наблюдала за тем, как длинные утренние тени втягиваются под деревья. (Вот что имел ввиду Крипа, говоря что время обретет качество глины и безграничность океана.)

Питались мы в эти дни так же скромно, как во времена ученичества в ашраме. Крипа уверял, что это необходимо для очищения каналов брахмы. Но чистым я себя не чувствовал — только голодным и слабым.

— Разве такая пища положена кшатриям? — возмущался Митра.

Конечно, — ответил Крипа. — В Сокровенных сказаниях описывается путь постижения брахмы одним царем-кшатрием. Крипа начал распевно повторять строки сказаний: «Государь чтил гостей лесными плодами и топленым маслом, а сам питался остатками их пищи и занимался сбором колосьев. Тридцать лет он пил одну только воду, обуздав свою речь и мысли. Целый год он питался только воздухом. Затем царь подвергал себя истязаниям между пятью огнями»…

Но ведь это же путь аскетов! — воскликнул Митра.

У воинов и аскетов один путь, — ответил Крипа. — Путь покорения плоти и обуздания чувств.

Чувство голода лучше всего обуздывать едой, а усталость — долгим отдыхом, — отважился заметить Митра. За это Крипа заставил нас снова застыть в неподвижности под палящими лучами солнца. Я смиренно пытался обратить его внимание на то, что возражал лишь Митра, и было бы справедливым не делить наказание на двоих. Но Крипа добродушно ответил:

Вы так тесно связаны друг с другом, что, если один имеет определенное мнение, то второй, скорее всего, его разделяет. Впрочем, вы даже не поняли насколько различаются сейчас ваши пути.

Тогда мы не придали его словам большого значения. Но потом, обдумывая их, я почувствовал тень тревоги. Что-то омрачало сердце. Обыденные заботы? Крипа приказывал обращать внимание на обыденное. Эта тень неудовлетворенности — не знак ли отклонения от пути дхармы?

Пришлось погрузиться на несколько часов в самосозерцание. Успокоив сознание и отбросив все мысли, я сосредоточил разум на поиске источника тревоги.  «Сейчас ваши пути различаются».

???

Ну, конечно! Митра счастлив, беспечен и полностью поглощен этой жизнью. И все, что он постигает сейчас, лежит в русле его кшатрийской дхармы, восхваляющей убийства, ратную доблесть, борьбу и жертвы во имя чести.

Меня такое будущее не прельщало,* а все, что мы постигали сейчас, и было подготовкой к такому будущему. Я своими руками свивал узлы кармы, которой всем сердцем желал избежать.

Но ведь нас учили во всем повиноваться наставникам…

Ничего, Муни, хорошо еще, что нас не ставят между пятью огнями, — заявил Митра, сияя безудержной улыбкой.

Вы еще не готовы, — совершенно серьезно сказал Крипа. — Вы не сможете впустить в тело огненное дыхание. Но чараны не случайно поют о том, что великие подвиги сияют, как огни. Невидимое радужное сияние есть вокруг каждого человека. Когда дваждырожденный сосредотачивает в себе великую мощь брахмы, то он может засиять видимым светом, подобным жертвенному огню, в который льют масло. Великие патриархи защищены брахмой, отклоняющей стрелы и клинки. Вы должны были слышать легенды о том, что могучий сторонник Каура-вов Карна получил в подарок от бога солнца «естественный панцирь». В момент наивысшего духовного напряжения вокруг тела любого патриарха действительно становится заметна сияющая аура. В доспехи духа может одеваться каждый дваждырожденный, но, ограждая сердца от чужой злой воли, они, увы, не спасут вас от стрел и мечей.

За целый месяц жизни в Двараке нам удалось увидеть ее молодых царей только однажды. Крипа сказал нам, что старейшины ядавов решили совершить паломничество к священному водоему — тиртха-ятру. Вместе с ними туда отправлялись придворные со своими женами и охрана. Мы с Митрой были зачислены в свиту Арджуны. Крипа по этому случаю принес нам два боевых меча. Я впервые должен был принимать участие в подобной церемонии и несколько беспокоился, смогу ли соответствовать торжественности обряда. Митра с особой тщательностью осмотрел мою одежду, помог прикрепить ножны меча к крепкому поясу с бронзовой пряжкой.

Ранним солнечным утром вместе с нашим наставником мы выехали на конях к пылающим медью воротам Дваракй, поджидая Арджуну. Улицы были полны утренней свежестью, и эхо радостного ожидания толпы, словно солнечный зайчик, трепетало на моем сердце. Митра, широко улыбаясь, вертелся в седле и щурился, пытаясь в море женских лиц приметить на будущее те, что помоложе и посимпатичнее. Впрочем, мне в тот момент казалось, что на всех людях лежал отблеск красоты — отражение солнечного света и чистой голубизны неба.

Пурпурные, оранжевые, белые гирлянды цветов на бронзовых открытых плечах женщин, казалось, сияли собственным внутренним светом. Теплые солнечные блики играли на их оголенных упругих животах и гибких талиях. Над толпой витал не обычный запах пота, а нежный аромат благовоний, сандаловой пасты, цветов. И разговоры сливались в веселый ликующий гомон. И вот раздались звуки барабанов, пронзительно протрубили боевые раковины, и с шумом и лязганьем на главной улице показались колесницы под белыми зонтами. В них ехали воины в роскошных блистающих доспехах. Крипа указал на высокое знамя с изображением обезьяны, которое трепетало над золоченой колесницей:

— Там Арджуна.

Помню, что сначала властелин мне не понравился — показался слишком гордым, отрешенным от восторгов толпы. Глаза под густыми чернымибровями смотрели куда-то вдаль, поверх моря голов. Зато цари ядавов весело улыбались своим подданным.

Кришна, который выехал на белоснежной повозке во главе отряда телохранителей навстречу Ар-джуне, просто сиял радостью, приветственно махал рукой в ответ на восторженные крики подданных и, судя по жестам, перебрасывался шутками с теми, кто ехал рядом с его колесницей. Баладева был более сдержан в проявлении своих чувств, но и он благосклонно отвечал на приветствия.

Оба молодых царя ядавов в блеске золоченых одежд, казалось, плыли по реке всеобщего ликования. За царями и охраной на разряженных колесницах ехали придворные. Мерно покачивались над их повозками зонты из перьев белых диких гусей. Над колесницами молодой знати пестрели хвастливые зонты из павлиньих перьев. Степенно шли слуги, неся на плечах укрытые шелками носилки, в которых путешествовали жены сановников, а также танцовщицы, которых Кришна взял для увеселения. Замыкали процессию повозки со всевозможной снедью и большая толпа певцов, музыкантов и плясунов. Звучала беззаботная бодрая мелодия, окончательно убедившая меня в том, что паломничество к священному озеру обещает обернуться радостным праздником.