Краем глаза - Дин Кунц

Когда Агнес обратилась к нему с просьбой развезти утром пироги, потому что вместе с Джо собиралась в больницу, Эдому хотелось бы отказаться, но он согласился без малейшей заминки. Его не страшили напасти, которые в этой жизни могла обрушить на его голову природа, но он не вынес бы разочарования, увиденного в глазах сестры.

Она всегда и всем показывала, что гордится своими братьями. И относилась к ним с уважением, нежностью, любовью… словно не замечая их недостатков.

Никогда не выделяла кого-то одного… за исключением доставки пирогов. В тех редких случаях, когда Агнес не могла развезти пироги сама или не находила другого посыльного, она всегда прибегала к помощи Эдома.

Джейкоб, абсолютная копия Эдома, с таким же моложавым лицом, таким же мягким выговором, так же чисто выбритый и аккуратно одетый, пугал людей. Получая пирог из рук Джейкоба, они впадали в панику, их охватывал дикий ужас. После его ухода люди запирали двери, заряжали ружья, если они были в доме, не могли уснуть ночь или две.

Вот и теперь Эдом загрузил в автомобиль пироги и посылки и отправился по указанным сестрой адресам, хотя и не сомневался, что невиданной силы землетрясение, знаменитый Большой толчок, скорее всего случится до полудня, и уж точно до обеда. И этот день станет последним в его жизни.

Причиной такой уверенности были те странные молнии, что положили конец дождю, вместо того чтобы возвестить о его начале. И небо очистилось чрезвычайно быстро: наглядное свидетельство того, что на высоте дул сильнейший ветер, тогда как на земле властвовал полный штиль. Резкое уменьшение влажности… не по сезону теплая погода… Все, все указывало на приближение катастрофы.

Погода под землетрясение. Жители Южной Калифорнии могли бы перечислить многие признаки этого природного феномена, но Эдом точно знал, что на этот раз его предчувствия обязательно обратятся в реальность. Гром прогремит снова, но на этот раз он донесется из-под ног.

Автомобиль он вел очень осторожно, чтобы не попасть под падающий столб, не рухнуть в реку вместе с мостом, не угодить в разверзшуюся поперек дорожного полотна трещину, а потому благополучно прибыл к пункту назначения, значащемуся в списке Агнес под номером один.

Скромный, обшитый досками домик давно уже не поддерживался в должном состоянии. Краска выцвела на солнце, местами облупилась, обнажив темное дерево. В конце засыпанной гравием подъездной дорожки под брезентовым навесом на лысых шинах стоял видавший виды «Шеви»-пикап.

Здесь, на восточной окраине Брайт-Бич, вдали от моря, пустыня активно наступала на владения людей. Песок и колючие кустарники обосновались на границе дворов.

Недавняя гроза принесла с собой перекати-поле. Они цеплялись за садовые кусты, лежали вдоль обращенной к пустыне стене дома.

В этот сезон дождей лужайка, конечно, зеленела, но отсутствие системы полива указывало на то, что к апрелю солнце выжжет ее дотла, и в таком неприглядном виде она останется до следующего ноября.

С одним из шести черничных пирогов в руках Эдом пересек лужайку, траву на которой никто и никогда не косил, по скрипучим ступеням поднялся на крыльцо.

Ему не хотелось бы находиться в таком вот доме, когда землетрясение столетия тряхнет побережье и сровняет с землей крупный город. Но Агнес наказала, к сожалению, что он должен по-соседски посидеть, поболтать, а не просто оставить подарки и уйти.

Дверь открыла Джолин Клефтон, лет пятидесяти с небольшим, неряшливая, в бесформенном домашнем платье. Всклокоченные каштановые волосы тусклостью напоминали пыль и песок пустыни Мохаве. Но лицо оживляла россыпь веснушек, а голос был нежным и мелодичным.

— Эдом, ты такой же красавчик, как тот певец в «Шоу Лоренса Уэлка»[17]! Честное слово! Заходи, заходи!

— У Агнес вновь пироговая лихорадка, — сообщил Эдом отступившей в сторону Джолин. — Мы будем есть пироги с черникой, пока сами не посинеем. Она просит освободить нас хотя бы от одного.

— Спасибо, Эдом. А что она делает этим утром? Джолин, хоть и пыталась, не могла скрыть разочарования.

Так же как любой другой житель города, она предпочла бы увидеть на пороге своего дома Агнес, а не Эдома. Но он нисколечко не обиделся.

— Ночью она родила, — поделился он доброй вестью. Радостно вскрикнув, Джолин тут же сообщила об этом своему мужу Биллу, которого в гостиной не было.

— Билл, Агнес родила!

— Мальчика, — добавил Эдом. — Назвала его Бартоломью.

— Это мальчик, его зовут Бартоломью, — прокричала Джолин и повела Эдома на кухню.

На улице, в универсале, остались коробки с продуктами, ветчина, консервы для Клефтонов. Эдому поручили принести их потом, перед самым отъездом.

Агнес полагала, что пирог и дружеская беседа создадут должную атмосферу и эти продукты будут выглядеть не милостыней, а дружеским подарком.

В маленькой, но очень чистой и светлой кухне пахло корицей и ванилью.

Билла не было и здесь.

Джолин отодвинула стул от обеденного стола.

— Садись, садись!

Поставила пирог на столик у плиты, достала из буфета три фаянсовые кружки.

— Готова спорить, это необычный мальчик, очень красивый мальчик,так?

— Я его еще не видел, — ответил Эдом. — Утром говорил с Агнес по телефону. Она сказала, что мальчик замечательный. На голове много волос.

— Он родился с волосами на голове! — прокричала Джолин мужу, наполняя кружки горячим кофе.

Из дальнего конца дома донеслось ритмичное постукивание: Билл направлялся к кухне.

— Она говорит, что самое удивительное в нем — глаза. Она говорит, изумруды и сапфиры. Называет их «глаза от Тиффани»:

— У мальчика потрясающие глаза! — прокричала Джолин Биллу.

Пока Джолин ставила на стол тарелки и кофейный кекс, появился Билл, тяжело опирающийся на две крепкие трости.

Ровесник Джолин, выглядел он лет на десять старше. Волосы посеребрило время, но за одутловатость и красноту лица ответственность делили болезнь и лекарства.

Ревматический артрит скрутил ему бедра. Ему давно следовало перейти на костыли или сесть в инвалидное кресло, но он упорно обходился тростями.

Гордость заставляла его продолжать работать и после того, как боль стала невыносимой. Но последние пять лет он уже не работал и пытался, без особых успехов, жить на пособие по инвалидности.

Билл осторожно опустился на стул, повесил трости на спинку, протянул правую руку Эдому.

Болезнб изуродовала и руку, костяшки пальцев распухли, потеряли форму. Эдом едва пожал ее, опасаясь, что даже легкое прикосновение может вызвать боль.

— Расскажи нам все, что знаешь о ребенке, — попросил Билл. — Где они отыскали такое имя… Бартоломью?