Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы - Дмитрий Стародубцев

– Несомненно, ты прав. Но Авидрония также богата и сильна! – вяло упорствовал интол.

– Не настолько. Дни Алеклии сочтены, и ты это знаешь. Пройдет совсем немного времени, и ты будешь восседать в грономфском дворце, владеть копями Радэя. А авидронов мы сделаем рабами и отправим на невольничьи рынки. Иргама станет наконец-то морской державой…

Хавруш еще долго говорил…

Тем временем палач подпалил сухой хворост в нескольких местах, и вскоре жаркие языки пламени дотянулись до пяток приговоренного. Из его горла вырвался крик, похожий на рычание, и он, подвешенный к шпате за руки, стал извиваться, словно червь, безуспешно пытаясь освободиться от тугих пут.

Помощники палача поплевали на ладони и подтянули веревку к себе, подняв тело выше, чтобы авидрон не погиб слишком быстро. Теперь несчастный медленно умирал, невыносимо страдая. Он потерял голос и только хрипел. Его ноги покраснели, кожа на них запузырилась и вдруг задымилась.

– Если ж ты, Тхарихиб, считаешь, что я недостоин водить иргамовские армии, – продолжал свою речь Хавруш, – если не доверяешь своему брату, подозреваешь его в чем-то, если жалкие наветы ожесточили твое сердце – бейся с авидронами сам. А я сброшу доспехи и подамся к тхелосам.

Тхарихиб испуганно воздел руки к небу:

– О Хавруш, ты разбиваешь мое сердце! Если я обидел тебя – прости своего родного брата, который всю жизнь заботился о тебе. Только не покидай меня в тяжелую годину. Мне страшно. О Дева, если б ты знал, как мне страшно!..

Когда несчастный уже по колено утонул в огне, казалось, что наступил конец его мучениям, но служители смерти вновь натянули веревку. Кто-то закричал срывающимся голосом: «Да сожгите его быстрее!»

Палач будто ждал этой просьбы. Он подошел к помощникам и что-то резко сказал им. Отвязав конец веревки, они опустили тело в огонь. Авидрон только успел дернуться в последний раз. Через мгновение всё было кончено.

– Ну вот, – сказал Тхарихиб и, зевая, прикрыл рот рукой. – Одним авидронским лазутчиком меньше.

– Он не лазутчик – он действительно торговец пальмовым маслом, – отвечал с усмешкой Хавруш.

Тхарихиб внимательно посмотрел на брата.

– Какая разница? – наконец ответил он безразличным тоном.

Глава 11. Черный шнурок

Свою смерть, отсечение головы, падение бездыханного тела на помост ДозирЭ пережил только в воображении.

Когда приговоренного цинита подвели к шпате, глаза его наполнились слезами обиды, унижения и гнева. Он оглянулся на Эгасса, и его требовательный умоляющий взгляд был так красноречив, что партикулис знаком остановил процессию и обратился к обвиняемому:

– Хочешь перед смертью что-то сказать?

– Да.

– Говори. Но кратко.

Грономф дернул плечами и высвободился из железных лап своих охранников. Те оставили пленника и отступили на шаг назад, но были настороже, готовые в любое мгновение вновь схватить осужденного.

– Говори же! – нетерпеливо бросил Эгасс. – Не позорь себя в свой последний миг слабодушием.

– О великий Инфект, о славные циниты, мои товарищи! Простите меня! Я не ведал, что делал. Я был сражен усталостью и пал замертво, не в силах бороться с посланниками из страны призраков. Прости меня и ты, мой партикулис. Поверь, прикажешь отрубить голову – умру, не выказав трусости. Не закрою глаза перед ликом смерти и не буду молить о пощаде. Об одном буду жалеть, что умер жалкой смертью, недостойной Гражданина. Что не погиб в бою за Авидронию и Инфекта, о чем мечтал больше всего на свете. Что покрыл позором свой род и своего отца – доблестного воина, преданного Авидронии ветерана. Что не смог отомстить иргамам за их великую подлость. Об этом буду жалеть, отправляясь в бесконечное путешествие по звездной дороге!

Поэтому об одном прошу, о справедливый: избавь меня от ничтожной смерти, которая не принесет пользы Авидронии, а лишь спасет несколько иргамовских голов от неминуемой гибели. Отсрочь мою казнь, позволь дождаться ближайшего боя и погибнуть с мечом в руке. Как подобает авидрону. Прошу об этом во имя моих наставников из военных ходесс, которые потратили годы на мое воспитание. Во имя товарищей по оружию из лагеря Тертапента. Во имя Вервилла, моего отца, израненного в боях. Во имя Инфекта… Поверь мне, Эгасс. Ты не пожалеешь!

Речь молодого воина произвела сильное впечатление на его боевых товарищей. Все внимательно разглядывали обвиняемого, который, победив смертельный страх и поборов слабость, стоял с гордо поднятой головой.

Эгасс медлил, и партикула замерла в ожидании. Этого сурового военачальника, пролившего кровь сотен непокорных, вряд ли можно было разжалобить.

Наконец Эгасс определился. Он решительным шагом направился к ДозирЭ, по дороге что-то шепнув порученцу: видимо, отдал какое-то распоряжение.

– Что ж, я выполню твою просьбу, грономф. Но не ради тебя – таких, как ты, я презираю, а ради твоего отца – Вервилла, который, верно, был хорошим цинитом. Старик, и правда, не переживет такого горя. Но смотри, не подведи меня!

С этими словами он что-то взял из рук подбежавшего к нему воина.

«Черный шнурок! – пробежал шепот по рядам цинитов. – Черный шнурок!»

Эгасс накинул на ДозирЭ толстую кожаную бечевку, обмотав ее вокруг шеи три раза, и завязал несколько особых тугих узлов. Наказанный судорожно вздохнул, почувствовав, как грубый шнурок беспощадно стянул ему горло. Послышался одобрительный гул партикулы, приветствующей решение своего военачальника.

Партикулис повернулся, быстрым шагом пересек площадку и скрылся в своем шатре. Один из стражей вынул кинжал и обрезал веревки на руках недавнего пленника.

– Ты свободен. Только Бог мог смягчить сердце нашего сурового партикулиса. Иди в храм и проведи эту ночь в молитвах, воздав должное Божественному, сохранившему тебе жизнь…

После шпаты и других казней, лишавших жизни приговоренных, черный шнурок являлся самым страшным наказанием в авидронской партикуле. Этому наказанию подвергались циниты и даже младшие воинские начальники за неподчинение, воровство, мародерство, оставление поста, трусость… Подразумевалось, что черный шнурок – замена смертной казни, жест милосердия со стороны военачальника. В своих работах знаменитый военный теоретик и полководец Тертапент предположил, что это наказание было введено четыреста лет назад, когда в бесконечных битвах с флатонами авидронские партикулы были настолько обескровлены, что правители старались любым способом сохранить жизнь своим воинам, какую бы провинность они ни совершили.

Впрочем, черный шнурок являлся скорее не заменой казни, а ее отсрочкой. В любой день провинившегося могли вернуть на шпату, стоило ему только слегка оступиться.

Грубая полоска из кожи толщиной в палец повязывалась на шею двумя секретными узлами и напоминала ошейник раба. Шнурок туго затягивался, и наказанный первое время чувствовал себя приговоренным к повешению с уже накинутой на горло и затянутой петлей. Только по истечении нескольких месяцев узел ослабляли, и жуткое ощущение проходило.

Воин лишался званий, если имел таковые, и в течение всего срока наказания не получал плату за служение. Черный шнурок нельзя было ни снимать, ни прятать. Во время его ношения запрещалось надевать наградные платки и фалеры, участвовать в праздничных трапезах, пить вино, посещать акелины, появляться в городских общественных местах – купальнях, Театрах, Ресториях.

Цинит с черным шнурком на шее вызывал общее презрение товарищей по партикуле. К нему относились так же пренебрежительно, как к рабу. Он спал под открытым небом, потому что воины не хотели делить с ним шатер, питался едой, приготовленной из самых негодных припасов. Днем и ночью он выполнял самую черную работу, отправлялся на самые опасные задания.

Обычно провинившийся долгое время, не менее года, ходил с черным шнурком на шее, пока партикулис не прощал его за долгое усердие и не восстанавливал в звании. Только после этого авидрон вновь становился полноценным воином, и ему возвращались заслуженные привилегии. Более того, за терпение и настойчивость таким воином принято было восхищаться. Друзья по отряду должны были устроить прошедшему страшное испытание шумную трапезу, окружить его дружеской поддержкой и потом никогда не упоминать о прошлом бесчестии.

Был и более действенный способ получить прощение – для этого следовало совершить подвиг. Надо было только первым взобраться на стену осаждаемого города или поразить в сражении множество врагов.

Когда-то Неоридан Авидронский написал и продал за три кувшина золота монументальную картину, где были изображены авидронские воины, теснящие злые отряды кочевников. На заднем плане – отступает орда, бросая повозки с награбленным добром, с женщинами и детьми. Кругом умирающие враги. А впереди – старый партикулис, раненный в плечо, склоняется над убитым воином, обеспечившим победу, и срезает с его шеи черный шнурок. Рядом горюют знаменосцы, склонив знамена, и играет на лючине юноша-музыкант.