Инженеры Кольца - Урсула Ле Гуин

Терем пришел к своему родителю, господину Харишу рем ир Стоквену, и, вызвав туда же своих людей, спросил их:

— Сделали ли вы так, как я вам приказал? Они отвечали:

— Да.

— Вы лжете, — сказал Терем, — потому что вы никогда бы не вернулись живыми из Эстре. Эти люди нарушили приказ и лгали, чтобы скрыть неповиновение. Я требую их изгнания.

Господин Хариш согласился с требованием сына, и люди эти были изгнаны из очага и объявлены вне закона.

Вскоре после этого Терем покинул свой домен, объяснив, что хочет некоторое время пробыть в крепости Росерер, и не было его около года.

Тем временем в домене Эстре искали Арека и в горах, и на равнинах, после чего он был оплакан как умерший. Его оплакивали все лето и всю осень, потому что он был единственным наследником от княжеского лона. А в конце месяца терн, когда свирепая зима завладела краем, в Эстре прибыл путешественник на лыжах и вручил стражнику у ворот нечто, завернутое в мех, и сказал:

— Это Терем, сын сына властелина Эстре. — После этого он понесся вниз по склону на лыжах, как камешек, отскакивающий от поверхности воды, и исчез прежде, чем кто-нибудь догадался его задержать.

В меховом свертке лежал плачущий новорожденный ребенок. Дитя представлено было пред ясные очи господина Сорве и были переданы ему слова, сказанные незнакомцем. И старый господин, погруженный в глубокую печаль, увидел в младенце сходство со своим погибшим сыном Ареком. Он приказал, чтобы дитя воспитывали, как сына внутреннего очага, и чтобы его назвали Терем, хотя клан Эстре не давал своим детям этого имени.

Ребенок вырос и стал крепким и сильным юношей, по натуре серьезным и молчаливым, в нем все находили сходство с погибшим Ареком. Когда он вырос, господин Сорве в порыве старческого своеволия назначил его наследником Эстре. Это вызвало зависть у сыновей кеммерингов Сорве, находящихся в расцвете лет, сильных и здоровых молодых людей, которые уже долго ждали этой чести. Они устроили засаду на молодого Терема, когда тот в одиночку отправился охотиться на пестри в месяце иррем, но он был вооружен и не позволил застать себя врасплох. Двоих братьев из очага он застрелил в густом тумане, который затянул озеро после оттепели, а с третьим дрался на ножах и убил его наконец, хотя сам был ранен в шею и в грудь. Он стоял над телом убитого брата в тумане над озером и смотрел, как быстро наступает ночь. Он сильно ослабел от потери крови и решил отправиться в деревню Эбос за помощью. Однако в сгущающейся тьме он заблудился и дошел до леса торе на восточном берегу озера. Там он увидел заброшенную хижину, вошел в нее, будучи слишком слаб, чтобы развести огонь, упал на холодные камни очага и лежал там, истекая кровью. Кто-то возник из темноты — какой-то человек. Он остановился в дверях, замер на мгновение, глядя на человека, лежащего в крови на камнях очага. Потом он поспешно вошел внутрь, приготовил постель из мехов, которые достал из старого сундука, развел огонь, обмыл и перевязал раны Терема. Когда же он увидел, что молодой человек смотрит на него, сказал:

— Я Терем из Стока.

— А я Терем из Эстре.

Наступило молчание. Через некоторое время молодой человек сказал, усмехаясь:

— Ты перевязал мои раны, чтобы убить меня, Стоквен?

— Нет, — ответил старший. Тогда Эстравен спросил:

— Как же это получилось, что ты, господин из Стока, оказался один здесь, на спорной земле?

— Я часто прихожу сюда, — ответил Стоквен.

Потом он сосчитал пульс у юноши и на мгновение приложил свою ладонь к ладони Эстравена. Они были так похожи, будто были ладонями одного человека.

— Мы враги на смерть и на жизнь, — сказал Стоквен. Эстравен ответил:

— Мы — враги на смерть и на жизнь, но я никогда раньше тебя не видел.

Стоквен отвернулся:

— Я тебя видел однажды, давно… — сказал он. — Мне бы очень хотелось, чтобы между нашими домами воцарился мир.

— Я клянусь тебе, что так и будет, — сказал Эстравен.

Они дали друг другу клятву и больше уже не разговаривали. Раненый уснул. Утром Стоквена в хижине уже не было, но пришли люди из деревни Эбос и отнесли Эстравена домой, в Эстре. Там никто уже не осмелился противоречить воле старого князя, поскольку ее истинность была подкреплена кровью трех людей на льду озера, и после смерти Сорве Терем стал князем Эстре. В первый же год он прекратил старую распрю, отдав половину спорных земель домену Сток. За это деяние и за то, что он убил трех братьев по очагу, его называли Эстравен-изменник. Но имя его, Терем, по-прежнему дают детям в этом домене.

10. Беседы в Мишнори

На следующее утро, когда я заканчивал завтрак в своих апартаментах в доме Шусгиса, раздался деликатный зуммер телефона. Я включил его и услышал произнесенное по-кархидски:

— Это Терем Харт. Могу ли я прийти?

— Пожалуйста.

Я был доволен, что это дело удастся завершить без проволочек. Не подлежало сомнению, что между мной и Эстравеном не может быть и речи о каких-либо более теплых отношениях. Несмотря на то, что, по меньшей мере, пусть номинально, но попал он в немилость и был изгнан из-за меня, я все же не мог взять за это ответственность на себя и обоснованно почувствовать себя виновным. В Эргенранге Эстравен не счел необходимым объяснить мне ни мотивы своих действий, ни сами действия, и у меня не было повода доверять ему. Я бы предпочел, чтобы он ничем не был бы связан с теми орготами, которые меня как бы усыновили. Его присутствие вносило осложнения и неловкость.

Его ввел в комнату один из многочисленных слуг. Я пригласил его садиться в одно из больших мягких кресел и предложил ему утренний напиток. Он отказался. В его поведении я не заметил ни следа смущения, он давно отбросил застенчивость, если когда-то она у него была, но был сдержан и соблюдал дистанцию.

— Первый настоящий снег, — сказал он и, увидев мой взгляд, машинально скользнувший по тяжелому занавесу, закрывающему окно, добавил: — Вы сегодня еще не выходили из дому?

Я выглянул в окно и увидел снег, кружащийся в воздухе и укрывающий мягким белым покрывалом улицы и крыши домов. За ночь уже несколько сантиметров. Был одархад гор, семнадцатый день первого месяца осени.

— Рано, — сказал я, завороженный на мгновение этим зрелищем.

— Это предвещает суровую зиму.

Я оставил портьеры незадернутыми. Неяркий рассеянный свет из окна упал на его темное лицо. Он постарел. Видимо, ему пришлось пережить немало тяжелых минут со времени нашей последней встречи в Эргенранге, у его камина в Красном Угловом Доме.

Я чувствовал легкие угрызения совести, но не предпринял ничего, чтобы их успокоить. Мне хотелось отбить у него охоту к дальнейшим визитам, а для этого, к сожалению, нужно было его унизить.