Наследство хуже пули - Сергей Зверев

– Это не самый смешной вопрос, который мне приходилось слышать здесь за десять лет, – нараспев, видимо, еще не отойдя от мажора, констатировала «Мисс» и стала проявлять признаки нетерпения – в коридоре под присмотром полусотни родственников ожидали своего часа молодые.

– Мартынов?..

– Он не Мартынов, он Деснин, – подсказала «Мисс», с пониманием поглядывая на молодую, – а вы, на всякий случай, Деснина.

– Что сие значит? – изумленно воскликнула Маша, когда они оказались на крыльце заведения.

– Это значит, что теперь мы будем вместе в печали и радости, нищете и достатке, здравии и болезни и проживем долгую жизнь и умрем в один день. Я же говорил тебе, что не доверяю ЗАГСам. Пять тысяч – и ты моя. Если бы у маньяков со средним достатком хватало сообразительности, то дела об изнасиловании не доходили бы не только до суда, но и до милиции.

– Что ты ей втюхал помимо пяти тысяч?

– О, это займет много времени…

– Тебе хватило пяти минут, чтобы провернуть дельце. Думаю, рассказ займет втрое меньше времени.

Мартынов озорно улыбнулся и вдруг привлек девушку к себе и поцеловал. На этот раз, как показалось ей, более искренне, чем в присутствии свидетельницы.

– Я сказал ей, что мы раковые больные. Тебе осталось месяц, мне – два.

– Нет, это не моя жизнь, я уверена в этом, – пробормотала Маша уже в машине, следующей в неизвестном ей направлении. – Я даже не знаю, куда сейчас еду после регистрации…

– Мы едем… – Мартынов извлек из кармана свой паспорт и показал ей разворот второй и третьей страницы.

– УВД Ленинского района города Новосибирска… – в ступоре повторила вслух прочитанное Маша.

– Точнее сказать, в подразделение, выдавшее этот документ. Я очень хочу видеть человека, подписавшего этот паспорт.

– Это же… сотрудник милиции? – скользнув взглядом по затылку водителя, прошептала Маша.

– Это верно. Начальник паспортного стола. Появление на свет нового паспорта, как и рождение новой семьи, равновелики по сроку исполнения. У нас столько времени нет. Кроме того, мне нужен твой заграничный паспорт в течение одних суток.

– Но это же… сотрудник милиции, – уже в отчаянии повторила Маша, – которого ты не знаешь так, как знал его этот Холод!

– Это верно, – упрямо повторил Мартынов и стал смотреть прямо перед собой.

Всю дорогу она равнодушно взирала на суету горожан, не имеющих представления о том, что есть такое настоящая суета. И уже когда стало ясно, что они приехали – Мартынов полез в карман за деньгами для расчета, – в ней что-то оборвалось, и она, резко развернувшись к Мартынову, захотела сказать что-нибудь резкое и обидное.

И увидела эти глаза. Они были наполнены такой тоской и болью, что пожалела о том, что чуть было не сдержалась. Однако и ему следовало заметить, чем жила в этот момент девушка. А потому она, сглотнув сухой комок, не решилась на большее, кроме как:

– А почему это тебе два месяца, а мне – один? – на ресницах ее стояли слезы.

Положив на ее щеку ладонь, Андрей осторожно смахнул капельки росы с ресниц. И этот порыв нежности заставил Машу разрыдаться.

– Перестань плакать, милая… Нам сейчас в фотоателье. Не хочу, чтобы моя жена выглядела в паспорте в день свадьбы как в день похорон.

Уложив ее себе на колени, он сжал ее плечи.

– Все будет в полном порядке. Обещаю. Главное, чемоданчик больше в реку не выбрасывай, если я задержусь на пяток минут…

Глава 28

Информация сотрудников управления «К» Метлицкого не удивила, но и не обескуражила. В глубине души он надеялся услышать фамилию Мартынова, хотя при свете разума было очевидно, что тот не настолько глуп, чтобы в такой ситуации регистрировать трубку на свое имя. Фамилия Деснин не говорила майору РУБОПа ровным счетом ничего. Удивило другое, хотя и в том после недолгих раздумий ничего странного не было. Номер телефона, оставшийся в памяти телефонной трубки, тоже принадлежал Деснину. Такое бывает. Человек идет в магазин сотовой связи с паспортом и покупает сразу несколько телефонов – для себя, для жены и других, кому посчитает нужным. Таковое случается сплошь и рядом, но не каждый из таких покупателей забывает телефон в доме убиенного криминального авторитета.

Да еще эти туфли ЕССО…

Деснин – это Мартынов?

Вопрос столь же резонен, насколько наивен. В Новосибирске тысяча человек может иметь туфли ЕССО, и из них не меньше десятка могут иметь несколько зарегистрированных на свое имя трубок.

Между прочим, и Метлицкий, и Бабушкин сами едва не входят в этот десяток. У Метлицкого туфли как раз ЕССО, а на имя следователя Ордынска зарегистрировано две трубки – его и жены, – так выходит дешевле по тарифу, предоставляемому оператором сотовой связи сотрудникам МВД.

Очень жаль, что при заключении договора с таким оператором клиент не предоставляет ксерокопию паспорта. Впрочем, разве это проблема?

Через полчаса Метлицкий имел данные паспорта Деснина, любезно предоставленные магазином.

– Ленинское УВД, – усмехнулся Рома, – протянув лист с информацией Бабушкину. – Нужно познакомиться с начальником паспортного стола. Обрати внимание на дату выдачи паспорта Деснину, папа. То же число и тот же месяц проставлены в паспорте Громова, то есть в новом паспорте Мартынова!

– Еще раз назовешь меня папой, буду звать тебя «сынок».

– Договорились, папа, – сразу согласился Метлицкий.

Если бы они знали, что в эту минуту Мартынов выходит из паспортного стола Ленинского РУВД, то, наверное, потом вряд ли могло случиться то, что случилось…

Сидеть в очереди Мартынов, конечно, не стал. Он прошел по коридору, снова убеждаясь в том, что ничего не меняется в России вот уже много лет. В паспортный стол стоят бабушки, которым по определению нечего в паспортном столе делать. Они первыми штурмуют отделение, когда начинается обмен паспортов, несмотря на то что обмен будет длиться несколько лет. И стоят в очереди численностью в несколько сот человек, не допуская до заветной двери человека, которому в кабинете начальника действительно что-то нужно.

Не обращая внимания на настороженные взгляды демонстративно прислонившихся к косяку «последних», он распахнул дверь и прошел к письменному столу начальника. Этого майора милиции Андрей видел впервые в жизни.

Рядом с милиционером сидел какой-то мужчина лет сорока на вид – почти ровесник Мартынову, и по расслабленным лицам американец догадался, что если и решается сейчас какой вопрос, то к числу служебных отнести его невозможно.

– Вы кто? – удивленно и добродушно поразился наглости гостя майор.

– Максим Юльевич Деснин, вам звонили.

Майор поворошил память и снова посмотрел на Мартынова.

– Деснина я не знаю. Мне никто не звонил.

– Семен Борисович Холод звонил, как же вы забыли.

Еще раз подумав, майор кивнул собеседнику на стуле, и они с пониманием распрощались. Видимо, вопрос решался действительно ничтожный: или просьба о маленькой услуге, или подписание договора о совместном поедании шашлыков на берегу Оби.

– Я, признаться, Холода такого…

– Помните, помните, – не стал ввязываться в порожние разговоры Мартынов. – И он просит вас оказать ему маленькую услугу. У меня на руках паспорт, который был выдан одновременно мне и еще одному человеку по фамилии Громов. Сейчас я женился, и мне нужен паспорт жены на ее новое имя.

Холода майор, конечно, помнил. Более того, он хорошо его знал. Более того – лично. Но было одно обстоятельство, которое мешало ему правильно разобраться в своих чувствах к посетителю. Майору было достоверно известно, что Семен Борисович Холод, криминальный авторитет Новосибирска, был убит в своем доме несколько дней назад.

Начальник паспортного стола не родился начальником паспортного стола и сразу майором милиции. Прежде чем занять такую модную в РУВД должность, равную по положению должности хлебореза на зоне, он прошел немало дорог и познал немало тайн милицейских будней. Ему, бывшему оперуполномоченному уголовного розыска, не нужно было расспрашивать кого-либо и выяснять, что делают сотрудники правоохранительных органов в квартирах убитых людей с криминальным прошлым. Смерть недоступного авторитета – это лучший повод покопаться в его личных вещах и документах, ибо ничто не наводит оперов на раскрытие других преступлений так умело и правильно, как архивы глав криминальных сообществ.

И сейчас майор находился в неоднозначном положении. С одной – мог претворяться в жизнь банальный оперативный эксперимент. В доме Холода нашли нечто, что могло вызывать подозрения относительно чистоплотности его, майора. И теперь «закрышеванный» опер под видом посланца Холода пытается либо развеять эти подозрения, либо добыть доказательства об их резонном существовании.