Встретимся в Загсе или на небесах (СИ) - "Iva River"

— Детский сад, — вздохнул Женька и обречённо добавил: — Будешь.

— Буду, — согласилась я.

— Издеваешься?

— Поддакиваю.

— М-да… Народ, — он обвёл суровым взглядом присутствующих, — все увидели, как ведёт себя эта леди? Так вот никогда, боже вас упаси, никогда так не делайте!

Народ дружно захихикал. Почти все были из нашего старого состава, и подобные разговоры им слышать уже доводилось.

Я показала сотруппникам язык, за что немедленно получила следующий грозный комментарий режиссёра.

— Тебе энергию, что ли, некуда девать?! — рыкнул он. — Так я могу персонально для тебя удвоить количество репетиций, только скажи!

— Не надо, — пискнула я. — Я, конечно, театр люблю, но не до такой степени, чтобы в нём повеситься.

— Тогда не испытывай моё терпение. Марш работать! Зоя свободна.

— А я? — встрял Влад.

— А ты посиди. Пусть она с Севой порепетирует. Рита, давай вот с этой сцены: «…с безумным криком, в огромном рыжем парике выбегает Она».

Я метнулась из-за кулис с бутафорским пистолетом в руках.

— Стоп! Слушай… Мне сейчас такая офигительная идея пришла! — Женя в ажиотаже сорвался с кресла и выскочил в проход.

Эту его привычку все старожилы тоже хорошо знали — значит, действительно, придумал что-то уникальное.

— Посиди пока. — Он заходил взад-вперёд по залу, посматривая на сцену, а я плюхнулась в кресло.

Можно расслабиться, пока со всех сторон свою находку не обмозгует, не успокоится.

Сергачёв подавал мне с места различные знаки, сигналя, что неплохо бы выскочить в буфет, кофе выпить, пока режиссёр «разродится», я в ответ отрицательно мотала головой, тоже жестами показывая, что нельзя, и так в опале.

— Прекратите болтать! — рявкнул Женя. — Думать мешаете!

— Да мы молчим! — возмутился Влад.

— Нет, разговариваете! И очень громко!

Я подпёрла подбородок кулачком и, дабы не сбивать гения с мысли, уставилась в потолок.

— Значит так, — наконец произнёс он, остановившись напротив. — В рыжем парике ты будешь не с середины, а с начала пьесы. А как раз в этой сцене парик спадёт, и все увидят, что у Нины на самом деле роскошные длинные волосы! И вот тут-то и поймут, что говоря о Марише, она имела в виду себя: «Горят! Горят золотые волосы! Сияют огромные глазища! И всё это на двух бесконечных ногах!» Так, ноги есть, глазища есть, и золотые волосы будут!

— А я как же?.. — растерялась Зоя, не обладающая ни одним, ни другим, ни третьим.

Женя с минуту в недоумении смотрел на неё, и мне, знавшей его не первый год, было совершенно очевидно: сейчас он настолько захвачен своей идеей, что судьбой отдельно взятой актрисы интересуется в последнюю очередь.

— А с тобой будет всё по-другому. Не волнуйся, что-нибудь придумаем, — отмахнулся он, после чего взбежал на сцену и, задрав голову, стал рассматривать купол.

Я тоже вновь устремила взор в потолок, силясь понять, что он там пытается разглядеть.

— Ты спустишься на трапеции! — через некоторое время победно воскликнул он. — То есть, не спустишься, а повиснешь под куполом вниз головой. Парик упадёт, и длинные волосы хлынут вниз! Какой же я молодец! — он аж зажмурился от удовольствия, представляя какое эффектное получится зрелище. — Потом ты покачаешься, угрожая Саше пистолетом, сделаешь кульбит и спикируешь на диван. Нет, на кровать.

Мои глазища от такой перспективы, наверное, из огромных превратились в огроменные. Во всяком случае, я вытаращилась на режиссёра настолько, насколько позволяли глазницы. Меньше всего на свете мне хотелось раскачиваться на трапеции и прыгать с потолка.

— Чего?.. — выдавила я. — Ты хочешь, чтобы я сиганула с такой высоты?!

— А что такое? — Женя никак не ожидал сопротивления. — Не на пол же.

— Ни-за-что! — с расстановкой сказала я, разъярённо поднимаясь. — У меня и так с головой нелады, а ты хочешь, чтобы я вообще калекой осталась?!

Женя бросился меня увещевать, доказывая, что это будет гвоздь программы, в смысле постановки, конечно.

Это-то мне было ясно, идею я прекрасно оценила сразу, но и рисковать здоровьем совсем не хотелось. Посему бешено сопротивлялась.

— Нет, Женя! Это будет гвоздь в крышку моего гроба!

Труппа наблюдала за нашей перепалкой, затаив дыхание, но по кислой Зоиной мине я поняла, что ей идея тоже не по душе. Тем не менее, девушка предпочла с режиссёром не спорить, к тому же быстро выяснилось, что честь болтаться под куполом выпала только мне, а Зою в этом месте Женя собирался выпустить на сцену обычным путём, из-за кулис, как это и задумано драматургом.

— Что ты за актриса, если не можешь сделать такой малости?! — вопил Женька, воздев руки к теперь таким небезопасным для меня перекрытиям.

— Жень, точно не помню, но кажется, ещё Станиславский что-то писал про умение гениальной актрисы кувыркаться на трапеции. В смысле, что она вовсе не обязана это уметь, — вступился за меня Сергачёв.

Женя горестно взглянул на него, на потолок, на меня и произнёс:

— Я и не говорю, что обязана уметь. Я говорю: если надо — обязана научиться! Вы как хотите, а я от такой находки отказаться не смогу!

Он повернулся, сбежал по ступеням и уселся на излюбленное место в партере, демонстрируя обиду на весь свет.

Народ принялся бурно обсуждать только что услышанное, предлагать свои варианты решения задачи, смеяться и шутить, а Женя отрешённо сидел, и ни на кого не глядя, страдал от моей несговорчивости.

Конечно, я знала, что от такой блестящей идеи он отказаться не в силах, что была бы возможность, поменял бы меня на ту, которая безропотно повиснет там, куда ткнёт указующий режиссёрский перст, и даже на крышу влезет, если понадобится. Но заменить меня пока было некем, а посему быть или не быть этой сцене в спектакле, сейчас зависело исключительно от меня.

Подвести любимого режиссёра я, конечно, не могла, а потому, понаблюдав немного за его страданиями, подошла к краю сцены и обиженно сказала:

— Ладно, кувыркнусь я на твоей дурацкой трапеции… Только, пожалуйста, в следующий раз, когда тебе взбредёт в голову очередная гениальная блажь, не заставляй меня нырять в оркестровую яму! — и заметив, как Женя с трудом подавил довольную ухмылку, язвительно добавила: — Да, и в случае моей смерти завещаю тебе всех своих котов!

Он хохотнул и хлопнул в ладоши, призывая народ к работе.

Мой новый партнёр Сева оказался на редкость талантливым парнем, и я получила от игры с ним громадное удовольствие. Подвозя после репетиции Влада и Женьку домой, я всю дорогу отпускала в адрес юноши восторженные отзывы, да так расстаралась, что, слушая дифирамбы, адресованные не ему, мой друг Сергачёв даже оскорбился. Пришлось в срочном порядке пропеть осанну и ему.

И в довершение всего, за отказ попробовать изготовленное ею утром сложное месиво, подозрительно напоминающее собачьи консервы, на меня обиделась Галка.

Не иначе как всемирный день обиды выдался!

Глава 24. Погорелец

А назавтра случилось очередное несчастье — наш сосед Ваня стал погорельцем. Причём, похоже, не без посторонней помощи.

Занятые своими делами, мы на время упустили соседа из виду, и оказалось, вчера к нему вернулась бывшая пассия Ядвига. По случаю внезапного воссоединения пара устроила шумную попойку, которая закончилась глубокой ночью не менее «весёлым» скандалом.

Высказав взаимные претензии и побив изрядное количество полезных в хозяйстве черепков, «влюблённые» разбрелись спать по разным комнатам. А ранним утром, мучимый жаждой и оттого неурочно очнувшийся Иван обнаружил себя в очаге возгорания, но зато не нашёл свою подругу.

Спасая самое дорогое — свой неоконченный опус, Ваня геройски вынес из огня папку, ноутбук и мобильный телефон, чтобы оповестить о пожаре МЧС.

Мы, разбуженные нетипичной в такой час для нашего тихого района движухой и увидевшие зарево на соседском участке, рванули к Ваниному особняку практически в чём спали и обнаружили бедолагу перед горящим домом в ещё более «импозантном» виде: в трусах и ботинках. С дебильной улыбкой на лице Ваня прижимал к груди свои сокровища.