Соседи (СИ) - Drugogomira

«Сколько можно?.. Хватит!»

— Мамочка, любимая, — тихо произнесла Ульяна, мысленно морщась от фальши в собственном голосе, — дело же не в них, я тебе повторяю. Дело во мне. И в тебе. Я два дня за тобой хвостом ходила, ты меня не услышала. Всё, что могла сказать, я сказала. И иссякла, всё. На тебя ничего не действует. Ты словно задалась какой-то высшей целью уберечь и не допустить. Только не от кого уберегать! И нечего не допускать. У меня своя голова на плечах, и я поражаюсь твоему недоверию. Буду общаться с кем захочу, мы вроде с тобой всё уже обсудили неделю назад. Вадим абсолютно нормальный парень, никто тут руки не распускал в твое отсутствие. А Егор… Я тут вдруг вспомнила себя с ветрянкой в семь лет…  Еле-еле, — она внимательно посмотрела на маму: та, опешив от несоответствия агрессивного посыла спокойной интонации, пока не спешила перебивать. — Ты всё на кухне там что-то, всё с трубкой у уха, папа всё на работе, а соседский мальчик всё дочку вашу развлекает, — вместе с ощущением недодаденной в моменты, когда Уле она была так остро необходима, любви пришла горечь. — Почему люди почти не помнят себя в раннем возрасте? Так обидно. Сколько важного похоронено в недрах памяти… И ведь, может, никто и не расскажет… Да, мама? Вдруг что…

«Вдруг безмозглую кровинушку родную потянет в “дурную компанию”?..»

При упоминании о ветрянке мама изменилась в лице, но по-прежнему не издавала ни звука. Молча уставившись на дочь, предоставляла слово ей. Может, ей нечего было возразить, а может – смирялась, а может – почувствовала, что за эти дни перегнула палку. Вот только Уля уже сказала всё, что хотела. На место тихому негодованию пришла оглушающая, сковывающая лёгкие пустота. Это всё.

— Кстати, вечером у меня пилон, рано не жди, — всё ещё хмурясь, сообщила она. — И вообще… Знаешь, мам, что? Погода отличная. Пойду-ка я на улицу, книгу почитаю.

Домой Уля, как никогда остро почувствовавшая необходимость показать самому родному, но, по её мнению, переходящему сейчас все границы человеку, что за собственную свободу намерена бороться до конца, не собиралась возвращаться допоздна, а значит, форму придётся брать с собой. Ну ничего, у Вадима в машине бросит.

Насупившись, мама исподлобья следила за тем, как дочь быстро одевается, расчёсывается, хватает с прикроватной тумбы книгу, а с пола – спортивную сумку.

— А как же завтрак? — недоуменно спросила она, когда Ульяна, мимолётом оценив свой внешний вид в зеркале и бочком протиснувшись мимо вставшей в дверях родительницы, прошествовала в прихожую.

— Я на диете, мам. Хорошего дня.

***

09:30 Кому: Стриж: Будешь сегодня поблизости, заходи. До шести я у себя.

09:32 Кому: Тоха: Ближе к ночи буду дома, появится желание, заруливай. Ну и прихвати там кого-нибудь из наших по дороге.

09:33 Кому: Марина, Penthouse: Спасибо за сотрудничество.

09:34 Кому: Наташа???: Ты знаешь, я тут решил отойти от дел мирских. Так что насчет массажа – это теперь не ко мне. Извини за недельное ожидание ответа – медитировал.

09:38 От кого: Тоха: Понял, принял! Тебе кого прихватить? Рыжую, блондинку или брюнетку? :)

09:39 Кому: Тоха: Себе прихвати. Я воздержусь.

09:42 От кого: Тоха: Ай-ай-яй, воздержание до добра не доводит!

09:42 Кому: Тоха: Вот и проверим

09:45 Кому: Анюта [аудиосообщение]: Нет, вокал давай сама, я пас. Думаю, сетом из семи песен нужно ограничиться, с публикой лучше пообщайся лишние пару минут. Регламент никто не отменял, пока выйдем, пока подключимся, пока то, сё, после нас ещё две группы. На базе обсудим.

09:46: Кому: Алиса: Все буде добр|

В отчаянии отбросив телефон на диван, Егор уставился в потолок. Добре?{?}[Хорошо (укр.)] Сам-то он в это верит? Его «день» по традиции начался в пять утра, и к девяти казалось, что он еще чуть-чуть – и гнетущее чувство одиночества загонит свою жертву на потолок. Пробежка, шаффл, опять пустой холодильник – всё до фени. Новый мотив, зазвучавший в голове накануне, разбился об очередной кошмар, недописанный трек не дается. Текст, кто бы сомневался, оборвался на первом же куплете, верные рифмы корявые, а не корявые – не ложатся. Фотосет… Слов нет, одни эмоции, какое же на выходе получилось дерьмо! Такое клиенту отдавать нельзя, нужно звонить и предлагать переснять.

«Утром стычка, в полдень битва, к ночи бой. Сраженье в ночь»{?}[Илья Сельвинский. «Сивашская битва»]

Ночь с пятницы на субботу после устроенной Стрижом встряски прошла тихо-мирно, а следующая за ней… Ему от себя не убежать. Эти инфернальные сновидения подчиняли сознание и волю.

«Баю-баюшки-баю… Не ложися на краю. С краю свалишься, переплачешься…. А-а-а, баю…».

Чёрные бабочки садились на обшарпанные стены, половицы скрипели, незатихающий плач – в пустоту, надрывный, бестолковый и безрезультатный – раздирал душу в клочья, оставляя от неё пух и перья. Равнодушные шаги приближались и отдалялись. Приближались и отдалялись. Приближались и отдалялись. Рёв не затихал, человек ещё не понял… Но когда-нибудь всё же поймет. В этом месте никому ни до кого нет дела. Богу нет до него дела. Бога нет. Человек поймёт, обязательно. Перестанет ждать, надеяться и звать.

Последней мыслью перед тем, как сознание провалилось в сон, стала, Егор точно помнит, привычная, но от того не менее болезненная мысль о том, что суббота прошла в удушливой тишине, наедине с собой: за весь день он никому не понадобился. Лишь ближе к ночи Анька написала, что хочет, чтобы на ближайшем выступлении группы он частично взял на себя вокал. И – всё. Пятница стала просветом, суббота обернулась мглой. Вот, Егор, тебе один день на контрасте со всей прошедшей неделей. Единственный день из семи, когда на мгновения показалось, что всё с тобой не так уж и плохо, что какой-то толк, какая-то польза от тебя есть, что кому-то здесь ты ещё можешь пригодиться, что не все ниточки порваны. Показалось. И за грудиной тесно.

Говорят, здоровым людям хорошо наедине с собой. Но для того, чтобы человеку было хорошо наедине с собой, человек, наверное, должен чувствовать себя цельным. Он, положа руку на сердце, ощущал себя склеенным из черепков, сказать честно, полностью здоров никогда не был. Это нездоровье: в бегстве от одиночества стремиться к людям – дверь нараспашку; приближаться, касаться и отскакивать, как мячик для пинг-понга, нутром чуя, что ни один из них не заполнит собой твою бездну. Без лишних сожалений выкидывать их из своей квартиры и жизни, чуть что не по-твоему. Избранных держать на расстоянии вытянутой руки, не ближе, никому не доверять, ни к кому не привязываться и в итоге всё равно рвать с грехом пополам выстроенные связи. Позволять боли себя сжигать. Вот кто твой бессменный спутник. Боль с тобой всегда – тогда и сейчас, потом – вечная.

И всё же, несмотря ни на что – жить. Жить! Как умеешь, как с горем пополам научился. Брать от неё, играться с ней, дышать моментом, чувствовать каждую её минуту, ведь иначе с ума свихнешься. Игнорировать зачастивших в кадр дохлых голубей.

Пятница обернулась просветом, суббота – кромешной тьмой, а воскресенье – осознанием, что в кромешной тьме не выжить. Ему нужен хоть какой-то свет. Хоть лучинка, пусть. И, судя по всему, Вселенная задралась напоминать, задралась тыкать носом в тот факт, что ничего не поменялось. Что лучинка как обитала в соседней квартире, так и продолжает в ней обитать. Двадцать два года…

10:30 От кого: Стриж: :) Заскочим!

«Ура!»

Чему он так рад и что им сейчас в большей степени движет? Желание присмотреть за этими двумя или желание от себя самого попробовать спастись? Не знает. «Смешались в кучу кони, люди»{?}[М.Ю. Лермонтов, «Бородино»], «Всё смешалось в доме Облонских»{?}[Л.Н. Толстой, «Анна Каренина»]. За неделю в одну кучу в одном маленьком, не неуязвимом, не железном, не бессмертном нутре перемешалось всё.

Чтобы к её концу хозяин нутра пришел в согласие с единственной мыслью: ему нужен свет. Жизненно необходим!

Как любила говорить мама: «Все буде добре». Все будет хорошо.