Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман

В связи с вопросом: почему Керес не стал чемпионом мира? — возникает другой, о том, кто им стал — Ботвинние. Мы не будем подробно на нем останавливаться, но несколько слов скажем. Один из разделов книги Хеуэра называется «Ботвинник и Керес: великое противостояние». В нем идет речь и о том, что Ботвинник и Керес довольно длительное время были те двое, из которых нужно было выбрать одного. Хеуер упоминает мемуары Ботвинника «К достижению цели» (1978), которые, по его словам, являются «необычным саморазоблачением». Ботвинник считает себя избранным, которому все позволено, и он «нередко срывает покров, когда другие предпочитают молчать». Ботвинник хорошо понимает, кто является наиболее сильным среди шахматистов нового поколения, т. е. наиболее опасным. «Для Ботвинника это значило, что именно с ним придется бороться всеми дозволенными средствами. Ботвинник нередко действовал отнюдь не в белых перчатках, но при том он был честный и открытый противник. Его отношение к Кересу не имело личной неприязни. Керес был для него главным препятствием к достижению главной цели» (Хеу323).

Когда я перечитывал мемуары Ботвинника, у меня, как и при первом их чтении, возникло какое-то неприятное впечатление. В них много интересного. Становится понятным, что Ботвинник своим талантом, упорным трудом, настойчивостью при достижении цели во многом заслужил право стать чемпионом мира. Но ощущается в мемуарах и другое, объясняющее, почему его не любили многие выдающиеся шахматисты. Не только из возможной зависти. Мемуары проникнуты самолюбованием, ощущением своей избранности и поэтому вседозволенности, и в деталях личного поведения (до нелепой мелочности), и в способах решения важных задач. Завоевание звания чемпиона мира — главная из них, и я далеко не уверен, что Ботвинник никогда не переходил границы средств дозволенных, как считает Хейер. Тем более, что эта граница между дозволенным и недозволенным слишком зыбка, особенно в советское время и для советского человека, для такого, на которого делает ставку высокое начальство. Ботвинник был чрезвычайно сильным шахматистом, талантливым, умеющим работать, много сделавший для развития шахмат, один из основателей советской шахматной школы, завоевавшей восхищение во всем мире. О его достоинствах, заслугах, теоретических разработках, блестящих партиях можно говорить бесконечно долго, и все сказанное будет верно. Но верно и то, что к шахматной короне его привела не только шахматная игра. Если к Кересу начальство не благоволило, то Ботвинника оно сделало своим избранником, всячески ему содействовало и помогло стать чемпионом. Ботвинник умело пользовался сложившейся ситуацией, иногда сам проявляя инициативу, создавая благоприятное для себя положение вещей. Трудно сказать, в какой степени был этичным тот или иной его поступок, но принятых в советское время норм он прямо не нарушал. Если Керес всей своей сутью, обликом, действиями не укладывался в систему, то Ботвинник вполне соответствовал ей. Не знаю, в какой степени его следует за это осуждать? В какой-то мере ответ можно получить при вдумчивом чтении его книги «К достижению цели» (см. отдельное ее издание или сборник статей «Аналитические и критические работы. Статьи. Воспоминания». М.,1987). Может быть, у читателя несколько прояснится вопрос о соотношении у Ботвинника цели и средств.

Мы же будем говорить о книге в связи с судьбой Кереса. В начале ее Ботвинник говорит, что задачей книги является стремление информировать о том, что происходило в шахматной жизни. Первоначальные названия («Только правда», «Пишу правду») свидетельствовали о заявке автора, далеко не во всем выполненной. Сразу появляется слово враги: они обвиняют Ботвинника в том, что он сводит с ними счеты, он сведение счетов отрицает, хотя наличие врагов признает: «Да, враги у меня были; слава богу, есть недруги и сейчас, но сводить счеты — не в моих правилах». Шахматная федерация, по словам Ботвинника, дала отрицательный отзыв на книгу. Но «Прослышал о воспоминаниях (совершенно случайно! — ПР) секретарь ЦК ВЛКСМ Б. Н. Пастухов<…>Месяца через два звонит <…> — Ночью прочел залпом, все в порядке. Будем публиковать» (Бот346). И книга была напечатана, несмотря на противодействие шахматной федерации, по решению бюро ЦК ВЛКСМ, т. е. по повелению свыше. Первая обстоятельная рецензия на книгу — статья В. Васильева «Парадокс о Ботвиннике». Ботвинник упоминает о ней и добавляет: «Но лучше было бы, если бы она не появлялась» (347). В сборнике «Аналитические и критические работы» Ботвинник отвечает Васильеву. Из ответа видно, что Васильев расхваливает Ботвинника, который даже отмечает «неумеренность похвал в мой адрес как шахматиста». Но Ботвинник решительно не согласен с частью рецензии, где речь идет о книге «К достижению цели»: «Основная идея рецензии состоит в том, что в книге отражена жизненная борьба, лицо Ботвинника, что автор субъективно честен, но объективно не вполне прав… По мнению Васильева, в этом виноват характер Ботвинника — жесткий, резкий, недоверчивый, нетерпимый, ничего и никому не прощающий, угловатый, педантичный, пристрастный, колкий, лишенный гибкости; Ботвинник не меняет решений, не всегда избирает за жизненной доской сильные продолжения… Вот из-за этого книга кое-кого обидела! Словом, в книге отражен сам Ботвиник, но в остальном… В этом и состоит парадокс, открытый Васильевым. Рецензент и выступил как адвокат ''обиженных''!» Ботвинник решительно не согласен с Васильевым. Он утверждает, что никакого парадокса нет: он выдуман Васильевым. Что же есть? «Мне пришлось в жизни бороться, но не из-за своего характера, хотя без него я и не смог бы бороться. Почему же так сложилась жизнь? В жизни мне повезло. Как правило, мои личные интересы совпадают с интересами общественными — в этом, вероятно, и заключается подлинное счастье. И я не был одинок — в борьбе за общественные интересы у меня была поддержка. Но не всем, с кем я общался, так же повезло, как и мне. У некоторых личные интересы расходились с общественными, и эти люди мешали мне действовать. Тогда и возникали конфликты. Все очень просто». Ботвинник останавливается на истории, которую приводит Васильев в доказательство своего мнения: в 1952 году четыре участника сборной СССР потребовали исключения Ботвинника из сборной; «в действительности эти гроссмейстеры свои личные интересы поставили выше общественных. Неужели это не очевидно?» (85). Очень удобная позиция: все, что соответствует твоим интересам — это интересы общественные, все, что не соответствует — противоречит общественным. И в борьбе за частно-общественные, т. е. свои, интересы не зазорно опираться на поддержку высоких инстанций, включать в сферу своих интересов Булганина, Молотова, Жданова, даже Сталина (404, 415-17, 419 и др.). В несколько затушеванном виде это и на самом деле — жизненная позиция Ботвинника, в справедливость которой он, вероятно, искренне верил. Ботвинник вообще «имел обыкновение обращаться по разного рода вопросам» в ЦК КПСС. Он рассказывал, «как его вызвали в ЦК на собеседование и благодарили за усилия, направленные на борьбу за мир во всем мире» (Кор353). «На всякий случай иду в ЦК партии», — говаривал Ботвинник (419). В. Хенкин рассказывает о стипендии, получаемой чемпионом мира: все ведущие шахматисты получали такие стипендии (да и вообще все ведущие спортсмены: считалось, что профессионалов-спортсменов в СССР не существует, но…были стиипендиаты); величина стипендий зависела от успехов. Чемпион и экс-чемпионы получали побольше; простые гроссмейстеры — поменьше; на стипендию мог рассчитывать только тот, кто не получал никакой заработной паты от государства, целиком посвятил себя спорту; это постановление касалось всех, кроме Ботвинника; специальным постановлением Совета министров СССР ему разрешалось получать и государственную стипендию и заработную плату по месту работы. В 71 г, когда Ботвиннику исполнилось 60 лет, он написал заявление в Госкомспорт об отказе от стипендии, так как перестал играть в соревнованиях, перешел на пенсию. Даже напечатал это заявление. Вполне корректно. Но примерно через год, отвечая на вопрос Хенкина, сказал ему, что стипендию ему продолжают высылать (судя по всему, он не протестовал против этого- ПР) «Знаете, кем подписано распоряжение о ней?», — спрашивал Ботвинник у Хенкина. Тот не знал. «Иосифом Виссарионовичем Сталиным. Оно висит у меня на стене над моим письменным столом в рамке», — чеканным голосом произнес Ботвинник… (Кор354). Это произошло где-то в первой половине 70- х гг., уже после XX съезда КПСС, доклада Хрущева о культе личности, событий в Венгрии, Чехословакии. Ботвинник продолжал сохранять верность памяти Сталина. В последовательности ему нельзя отказать. В своей книге он пишет: «В девять лет я стал читать газеты и стал убежденным коммунистом» (Бот360). Не без выгоды для себя. Таким и остался.