Гайдзин - Джеймс Клавелл

Хоуг задумался, потом фыркнул.

— Мне это не приходило в голову. Сейчас, когда вы заговорили об этом, пожалуй, так оно и есть, хотя внешне она на Тесс совершенно не похожа, она, должно быть, лет на десять-пятнадцать моложе, и эти её темно-рыжие волосы и искрящаяся натура.

— Господи, да будет вам! Мне это известно! Ошибиться было нетрудно.

— И слава богу, что ошиблись. — Хоуг почувствовал приступ дурноты. — Путешествовать с Тесс было бы далеко не так приятно, Бог мой, нет! А ваша Морин — потрясающая девушка! Она сказала, что написала вам в своём приезде.

— Да, в Гонконг, не сюда. И никакой даты прибытия.

— А, очевидно, для этого просто не было времени, поскольку «Гарцующее Облако» вот-вот должен был отплыть, а она только что приехала. — Хоуг весело хмыкнул. — Вам лучше присматривать за ней, а то потеряете. Горнт был сражен наповал.

Джейми вспыхнул, почувствовав вопреки всему укол ревности.

— Спасибо за подсказку. Как дети Тесс? Вы их видели?

— О да. Они в добром здравии, хотя Дункан опять очень сильно простудился. Они все были на похоронах — я слышал, это было так печально, маленький Дункан старался держаться мужественно, Эмма и Роза плакали, Тесс — под вуалью, густой вуалью, — все понимали, что это конец эры, Дункан остался единственным прямым потомком Дирка, а он ещё много лет не сможет наследовать, мальчишке всего десять. «Благородному Дому» это не сулит ничего хорошего. Самая последняя сплетня в Гонконге, это что Брок держит «Благородный Дом» за горло.

— Черта с два! — Джейми постарался, чтобы его голос звучал убедительно. — Новый тайпэн придет из ветви Робба, Робба Струана, сводного брата Дирка. Один из его сыновей или внуков станет тайпэном.

— Наверное, вы правы, но это все равно уже будет не то. Ужасно жаль Малкольма, он был надеждой Тесс. Все время, что я был в Гонконге, я думал о нашем погребении, таком ненужном, а? Лучше всего нам совсем забыть о нем. Малкольм был погребен там, у Шек-О.

— Жаль, что это не так, как хотел сэр Уильям и все мы хотели. — Прошлой ночью Джейми опять приснился кошмар про то, что видел боцман: труп, гребущий воду скрюченными пальцами, чтобы выбраться на поверхность, глаза широко открыты. Он снова ощутил озноб. — Мы сделали все, что было в наших силах. А теперь, — спросил он, — почему вы вернулись?

Хоуг поднялся.

— Тесс попросила, э… доставить почту Мак-Струану, вам и… и повидаться с Анжеликой и вручить ей письмо. — Он увидел глаза Джейми. — Я не знаю, что в них.

— В них? — резко спросил Джейми. — Вы сказали «письмо»?

Хоуг покраснел.

— О, э, да. В общем, да, письмо. Я не знаю, что в нем. Ну что ж, я, пожалуй, пой…

— Да бросьте вы, чёрт побери!

— Тесс попросила меня передать ей… э, письмо, и все.

— Бросьте, я же вас знаю!

— Я, наверное, поднимусь к ней, — раздраженно произнес Хоуг, — ей захочется узнать…

— Сядьте! Что за письма, ради всех святых?

— Я ничего не знаю ни о…

— Только не кормите меня этим дерьмом! Что за письма?

Хоуг заколебался, потом выпалил:

— Если вы поклянетесь мне головой своей матери, я… я вам скажу.

— Идет!

Доктор сел.

— Она, Тесс, она просто сказала: «Передайте этой женщине вот это письмо, подождите неделю или около того, затем передайте ей одно из этих двух писем». Всего она вручила мне три письма, я не знаю, что в них, клянусь Господом Богом, не знаю.

— Неделя? Вы имеете в виду до дня месячных? Одно из двух писем, а? Одно, если она беременна, другое — если нет?

— Одиннадцатое число будет первым днём, но сказать что-то будет ещё невозможно, придется ждать ещё как минимум две недели, да и тогда… надежнее всего подождать месяц, и уже тогда смотреть, начнется ли… начнется ли у неё менструация. Срок может сдвинуться, иногда трудно определить на сколько, в её случае из-за того, что бедная девушка пережила чудовищный удар и ещё столько всего — Тесс попросила меня подождать, пока я не буду уверен. — Он выдохнул. — Ну вот, теперь вы все знаете.

— Тесс попросила вас подождать, пока вы не осмотрите её?

— Ну… да, пока я не буду уверен.

— Значит, одно письмо — на случай беременности, а другое — если беременности нет?

— Да… Я же говорил вам. Да.

— Кому ещё вы об этом говорили? — Взгляд Джейми прожигал его насквозь.

— Никому.

— Кто он?

— Идите к черту! — вскричал Хоуг, потом выпалил: — Горнт!

— Господи Иисусе, почему он?

— Не знаю, ему словно было все известно, он пришел к тем же выводам, к каким, я полагаю, придут и все остальные. Согласен, что теперь, когда я вернулся, это вполне очевидно. Я сказал Тесс об этом, но она промолчала, только посмотрела на меня этими своими серыми глазами. Вам легко, Джейми, — пожаловался он, кипя от обиды. — Вам и всем Горнтам этого мира легко, вы сильные, вы привыкли к бизнесу, а разве бизнес по большей части не ложь? Ну а врачи к этому не привычны. — Исполненный отвращения к самому себе за неспособность хранить секреты, Хоуг шумно выдохнул. — После стольких лет другим я уже не стану. Тесс сказала, чтобы я посвятил в причину своего возвращения сэра Уильяма, Альберта и вас, и больше никого.

— Не расстраивайтесь, вы правы, в Иокогаме, чёрт подери, не будет ни одного человека, который бы не догадался о цели вашего приезда. Чёрт возьми, бедная Анжелика! Для кого ещё у вас есть письма от Тесс?

— Я… для сэра Уильяма.

— Для кого ещё? Ради всех святых угодников, для кого ещё?

— Для Небесного Нашего Ская.

Изображая спокойствие, которого он не испытывал, Хоуг протянул Анжелике конверт, запечатанный печатью «Благородного Дома». У неё все сжималось внутри с того самого момента, когда Джейми сообщил ей, кто прибыл с «Гарцующим Облаком», как ни пыталась она оставаться невозмутимой. Даже почти мгновенная поправка Варгаша, что прибывшая женщина оказалась невестой сеньора Макфея, а не Тесс Струан, не успокоила её. Как не успокоило и громогласное повествование Хоуга о похоронах Малкольма, которое лишь ещё больше сбило её с толку. Рукописные буквы на конверте были словно выгравированы: «Анжелике Ришо, лично».

— Почему вам не прочесть его, пока я здесь, — говорил он, обеспокоенный внезапно выступившим на её щеках румянцем.

— Вы имеете в виду на случай, если я упаду в обморок? — резко спросила она, садясь прямо в высоком кресле у камина, кресле Малкольма, которое она забрала из его апартаментов, перед тем как освободить их для Альберта Мак-Струана.

— Я имею в виду, что вам, возможно, захочется поговорить, — доброжелательно произнес Хоуг. — Я ваш друг, а не только врач. — Он устремился наверх сразу же после беседы с Джейми, радуясь, что этот инквизиторский допрос окончен, поздоровался с ней, обнял и отмахнулся от её немедленного «что случилось в Гонконге?», сказав: «Повремените секунду, дайте-ка я взгляну на вас». Он внимательно посмотрел на неё как врач, потом как друг. То, что он увидел, обрадовало его. — Я просто предложил.