Боже, Сталина храни! Царь СССР Иосиф Великий - Александр Усовский

То, что в экономике надо что-то решительно менять, – было ясно еще в самые первые годы НЭПа. На нэпманов как на двигатель экономического развития надежды не было никакой – главной их заботой было в это время как можно быстрее нажиться (главным образом – на торговых операциях), да и их финансовые возможности (с точки зрения инвестиций в тяжелую промышленность) были весьма и весьма ограниченны.

На иностранных инвесторов, как это сейчас называется, то бишь на концессионеров из США и европейских стран, определенная ставка, безусловно, делалась – но практика показала, что «всерьез и надолго» иностранные капиталисты в советскую экономику приходить не собираются. Конечно, в некоторых отраслях удельный вес концессионных предприятий и смешанных акционерных обществ, созданных с участием иностранного капитала, был весьма заметным. В середине 1920-х годов они давали более 60% добытого свинца и серебра, почти 85% марганцевой руды, 30% золота, 22% производимой одежды и галантереи. Однако в целом роль концессий была невелика: в 1926/1927 хозяйственном году насчитывалось всего 117 действующих соглашений, они охватывали предприятия, на которых работало всего 18 тыс. человек.

Так что надежды на «доброго дядю из-за границы», который вдруг придет и построит современные заводы и фабрики, питали лишь совсем безнадежные мечтатели (типа современного Гайдара-внука). Реальность была до неприличия обидна – «дядя из-за границы» если и вкладывал какие-то средства, то лишь в добычу сырья или в те производства, что могли приносить прибыль максимум через год после вложения первого доллара (фунта стерлингов).

Принципиальное решение партии о социалистической индустриализации страны было принято еще в 1925 году, на XIV съезде ВКП (б). Там же были оглашены и потенциальные источники финансирования этого процесса. Что характерно – сделано это было «левыми» деятелями, которые в ускоренной индустриализации страны видели ключ к Мировой Революции – дескать, понастроим заводов, наделаем пушек и танков – и уж тогда сможем на белых конях победно врываться в столицы буржуазной Европы!

«Новая оппозиция» во главе с Г. Зиновьевым и Л. Каменевым предложила (для изыскания средств на индустриализацию) вернуться к принудительным методам изъятия сельхозпродукции, заменив известный лозунг «Лицом к деревне» на новый лозунг «Кулаком по деревне». Они предлагали резко повысить налоги на зажиточные слои крестьянства. Через год их поддержал Л. Д. Троцкий, считавший, что единственным источником пополнения государственного бюджета служит крестьянство и его следует обложить еще большим налогом.

«Левых», понятное дело, тут же приструнили – но предложения их оценили. И оценил в первую очередь товарищ Сталин. По очень простой причине – несмотря на принципиальное решение о грядущей индустриализации, среди партийных вождей наблюдался определенный разброд и шатание в отношении тех мер, что нужно будет принять для того, чтобы красивые планы когда-нибудь превратились в реальную действительность.

Принять-то решение об индустриализации на съезде, конечно, приняли, но никто при этом реально не озаботился решением одного простого, но весьма важного вопроса – на какие шиши эту самую индустриализацию проводить?

И вот именно решением этого вопроса и занялся товарищ Сталин, когда ему на стол легли планы индустриализации – план экономистов Госплана, разработанный как проект умеренного промышленного роста, где темпы накопления капитала соотносились с темпами роста сельскохозяйственного производства в рамках НЭПа; и план экономистов из ВСНХ, во главе с Куйбышевым, предложившим проект более быстрого роста (135% за пять лет).

Может быть, не торопиться? Может быть, действительно согласиться с мнением Бухарина, Томского и Рыкова? Строить потихоньку, по три завода в год, инвестировать помаленьку свободные (и заемные) средства в возведение текстильных комбинатов и «свечных заводиков» – ибо именно производство средств потребления дает самую быструю (и высокую в условиях повального дефицита всего и вся) отдачу? И через десять лет встретить немецкие танковые клинья эскарпами из сотен тысяч штук сукна, вагонами галош и баррикадами из шевиотовых костюмов?

Или совершить гигантский рывок – и через десять лет иметь могучую тяжелую промышленность, электроэнергетику, немыслимую протяженность железных дорог, море шахт и рудников? В течение ближайших десяти лет создать базу для развития страны на грядущие пятьдесят лет – но зато взамен этого в течение первых пяти лет грандиозного экономического рывка считать население за рабов, снизить уровень жизни народа до минимума физиологического выживания, лишить людей минимальных бытовых удобств, заставить их довольствоваться куском хлеба и миской баланды в день, отнять у женщин возможность красиво одеваться, а у мужчин – видеть на столе мясо хотя бы раз в неделю? И при этом потребовать от них немыслимого, сверхчеловеческого напряжения сил?

Вопрос, однако!

С точки зрения устойчивости власти, с точки зрения создания у населения «положительного имиджа» товарища Сталина, только что победившего неугомонных сторонников Мировой Революции, – конечно, разумнее принять за modus vivendi первый вариант. Умеренная индустриализация и постепенная коллективизация к 1950 году смогут поднять валовый внутренний продукт СССР раза в два–два с половиной. Во столько же вырастет уровень жизни населения, и руководство страны будет обоснованно наслаждаться обожанием своего народа.

Вот только до какого уровня в случае такой постепенной индустриализации Советский Союз скатится в списке промышленно развитых государств к этому самому 1950 году? В США в 1929 году в сельском хозяйстве насчитывалось 1 300 000 тракторов, около 800 000 автомашин и 45 000 зерноуборочных комбайнов. Вопрос – за сколько часов (при сходных темпах развития) американское сельское хозяйство в 1950 году соберет тот урожай, который мы будем убирать три месяца? И во сколько раз тонна пшеницы из Миннесоты будет при таких раскладах дешевле тонны пшеницы, убранной в Краснодарском крае?

И еще. Если даже уровень жизни населения оставить неизменным (то есть пойти на его консервацию) – у нас объективно не будет средств на строительство предприятий тяжелого машиностроения, электроэнергетики, металлургических и химических комбинатов – потому что это все страшно дорого. Ибо население тот небольшой прибавочный продукт, что еще может давать наша экономика, – элементарно прожрет. Потому что рождаемость в крестьянской России высокая, населения будет все больше, и жить это население будет стремиться все лучше (или хотя бы не хуже, чем раньше). И ресурсов на возведение даже одной плохонькой Магнитки у нас при этом варианте развития не будет никогда.

Можно, конечно, изыскать средства на постепенную индустриализацию путем займов у населения. Массовая подписка населения на займы индустриализации (впервые он был проведен в 1927 году) дала значительные суммы. Достаточно сказать, что в 1927 – 1928 годах с их помощью государство дополнительно получило 726 миллионов рублей – почти половину средств, ассигнованных в тот год на капиталовложения в промышленность.

Но займы – вещь обременительная; рано или поздно, но эти займы надо возвращать, а если хочется, чтобы народ добровольно их выкупал у государства, – то возвращать с процентами. Хлопотно и малорентабельно. При этом – займы хорошо привлекать для строительства хлопчатобумажных комбинатов: там и объем капиталовложений минимальный, и отдача быстрая, и норма рентабельности зашкаливает (тем более – если экспортировать ткани на Средний Восток). А вот для возведения Магнитки займы использовать малопродуктивно – строится эта музыка долго, стоит агромадных денег, а на выходе дает не ситчик, который можно тут же вдуть доверчивым афганцам или персам за наличную валюту, а чугун и стальной прокат, которые пойдут на производство станков, рельсов, танковой брони – то есть, опять же, мгновенной прибыли не принесут (а зачастую принесут запланированные убытки – танк для народного хозяйства штука бесполезная, а бензин жрать здоров!).

Так что на займы (с точки зрения развития тяжелой промышленности) надежда была более чем призрачная. Использовать их можно, но очень ограниченно и с весьма утилитарными целями – дабы искусственно ограничивать объем денежной наличности в тот период, когда траты на индустриализацию будут максимальными, а отдача – минимальной.

Можно, в принципе, попробовать заставить заплатить за индустриализацию советское крестьянство. Во времена НЭПа были весьма в ходу прямые переплаты крестьян, связанные с разницей в ценах на промышленные и сельскохозяйственные товары. Иначе говоря, кроме обычных налогов, прямых и косвенных, которые крестьянство платило государству, существовал, как отмечалось в партийных документах того времени, «сверхналог в виде переплат на промтовары и в виде недополучек по линии цен на сельскохозяйственные продукты». Речь шла, как полагали современники, о временных «ножницах», «перекачке» средств из деревни в город с целью быстрого подъема тяжелой индустрии. Если с 1913 по 1922 год цены на промышленные товары, по сравнению с ценами на продукцию сельского хозяйства, выросли в 1,2 раза, то к концу 1923 года «раствор» ножниц цен достиг уже 300%. Другими словами, если, чтобы купить плуг, в 1913 году хватало 10 пудов ржи, то в 1923 году на этот же самый плуг требовалось уже 36 пудов ржи. Такая политика цен позволяла проводить неэквивалентный товарообмен между городом и деревней, изымать из сельского хозяйства немалые средства. Можно было продолжать грабить крестьянство – и за счет этого попробовать возвести пару-тройку Днепрогэсов.

Заманчиво, конечно, но… Товарность сельского хозяйства была на таком низком уровне, что всерьез говорить о крестьянине как о финансовом локомотиве индустриализации смешно и несерьезно. По сравнению с 1913 годом производство зерна в 1927-м сократилось на 10%. Несмотря на то что к 1927 году промышленность и сельское хозяйство приблизились к уровню 1913 года, количество зерна для продажи на внутреннем рынке было в два раза меньше, чем в 1913 году. Полностью прекратился экспорт зерна, составлявший в 1904 – 1914 годах около 11 млн т в год, каждый год вставал вопрос о снабжении зерном крупных городов, что сильно тормозило развитие всей экономики.