Кораблекрушение «Джонатана» - Жюль Верн

На душе было неспокойно. Воспоминание о поведении Льюиса Дорика и его компании во время зимовки: бессовестная обираловка ими наиболее слабых эмигрантов,— придавало особое значение тому, о чем говорил этот человек, характер которого он достойно оценил.

Соседи Ривьеров производили такое же благоприятное впечатление. Джимелли и Ивановы засеяли несколько гектаров рожью и пшеницей. Уже зазеленели молодые ростки, предвещая обильный урожай. Правда, у Гордонов дела обстояли похуже. Их обширные, тщательно огороженные пастбища были почти пусты. Но колонисты надеялись, что скоро поголовье скота увеличится и они получат вдоволь молока и мяса.

В свободное от охоты и рыбной ловли время Кау-джер, Кароли и Хальг обрабатывали маленький огородик возле дома. Таким образом они полностью обеспечили себя пищей и ни от кого не зависели.

Семья Черони, также переселившаяся в один из опустевших домов, начала понемногу оправляться от перенесенных волнений. Хозяин наконец перестал пить по той простой причине, что на всей территории острова больше не осталось ни капли спиртного. Но от последних пьянок здоровье Лазара сильно пошатнулось. Теперь он целыми днями неподвижно сидел перед домом и грелся на солнышке, уныло уставившись в землю. У него непрерывно дрожали руки.

Туллия, со своим обычным неистощимым терпением и добротой, старалась вывести мужа из оцепенения. Ее усилия были напрасны, и бедной женщине оставалось только надеяться, что со временем муж отвыкнет от алкоголя и выздоровеет.

Хальг полагал, что жизнь стала намного приятнее с тех пор, как в семье Черони наступило затишье. Кроме того, все происходившее с Грациэллой принимало для него весьма благоприятный оборот. С отцом девушки, так враждебно относившимся к нему, уже не приходилось сталкиваться. А один из соперников молодого индейца, ирландец Паттерсон, окончательно вышел из игры и больше не показывался: вероятно, сам понял, что без союзника в лице хозяина ему не на что рассчитывать.

Но зато второй поклонник, Сирк, не складывал оружия. С каждым днем он становился все наглее и наглее, дошел до прямых угроз Грациэлле и даже начал нападать, правда исподтишка, на Хальга. В конце декабря юноша случайно встретился с этим типом и услышал какие-то бранные слова, несомненно относившиеся к нему. Через несколько дней, когда Хальг возвращался домой, кто-то, спрятавшись за стеной дома, бросил камень, пролетевший у самой его головы.

Хальг, воспитанный на идеях Кау-джера, не жаждал отомстить подло нападавшему из-за угла, хотя прекрасно понимал, что это дело рук Сирка. И в последующие дни юноша не поддавался на провокации противника.

Если Лазар Черони, пребывавший в состоянии депрессии, не «страдал» от безделья, другие эмигранты оказались в ином положении. Не зная, как убить время, они невольно стали помышлять о будущем. Остались на острове Осте? Прекрасно! Но ведь надо чем-то жить. Сейчас, конечно, у них есть продукты, а что будет дальше?

Правильно поступили те, кто решил пуститься на поиски пропитания. Охота была невозможна из-за отсутствия ружей. Хлебопашество — из-за полного неумения обрабатывать землю. Оставалось рыболовство, и они последовали примеру других колонистов, уже давно занимавшихся этим.

Кроме Кау-джера и обоих индейцев, Хартлпул и четверо бывших матросов также ловили рыбу. Впятером они начали строить баркас, такой же, как «Уэл-Киедж», а пока ходили в море на легких пирогах, сделанных чрезвычайно быстро по индейскому способу.

Моряки научились солить рыбу впрок, обезопасив себя на будущее от голодной смерти.

Теперь, соблазнившись их успехами, еще несколько эмигрантов из рабочих построили с помощью плотников две небольшие лодки и вооружились сетями и удочками.

Но рыбная ловля — дело непростое. Ее нужно хорошенько изучить на практике, а рабочие не имели никакого опыта. И, в то время как сети индейцев и моряков трещали под тяжестью улова, колонисты зачастую вытягивали одни водоросли. Лишь изредка им удавалось несколько разнообразить свой скудный стол, а чаще всего они возвращались несолоно хлебавши.

Однажды, когда этим горе-рыбакам особенно не повезло, их каноэ встретилось с возвращавшимися домой Хальгом и Кароли. На палубе «Уэл-Киедж» красовалось несколько десятков крупных рыб. Неудачники позавидовали улову индейцев.

— Эй, вы!… Индейцы! — крикнул кто-то с каноэ.

Кароли направил шлюпку в их сторону.

— Что надо? — спросил он, приблизившись.

— Не стыдно так нагружать лодку только для троих, когда здесь полно голодающих? — шутливо спросил один из эмигрантов.

Кароли засмеялся. Он давно впитал в себя идеи Кау-джера о том, что все принадлежащее одному человеку принадлежит всем людям и что каждый должен делиться излишками с тем, у кого нет даже самого необходимого, и поэтому не колеблясь ответил:

— Держите!

— Кидай! — радостным хором ответили те.

Индейцы перебросили половину улова в каноэ.

— Спасибо, приятель! — закричали переселенцы и взялись за весла.

Хотя Хальг заметил в каноэ Сирка, он не стал противиться великодушному поступку отца. Там был не один Сирк, да и вообще нельзя отказывать в помощи никому, даже врагу. Как видно, ученик Кау-джера делал честь своему учителю.

Но пока одни колонисты старались провести время с пользой, другие пребывали в полной праздности. Для некоторых подобное состояние было вполне обычным явлением. Ну чем, например, мог заняться Фриц Гросс, дошедший до полной деградации[65], или Джон Рам, неприспособленный к жизни, как малый ребенок?

Ну, а Кеннеди и Сердей? Хотя эти молодцы были людьми иного склада, они тоже бездельничали. Учтя опыт прошедшей зимы, матрос и кок остались на острове и теперь намеревались прожить не работая, «на готовых хлебах».

Пока все шло согласно их расчетам. Большего не требовалось, они вели беззаботное существование, не думая о будущем.

Так же проводили время и Дорик и Боваль. Не подготовленные к своеобразным условиям жизни на необитаемом острове, вплотную столкнувшись с суровой и дикой природой, они оказались выбитыми из колеи. Вся ученость бывшего адвоката и бывшего преподавателя не имела здесь никакого значения.

Разве мог кто-нибудь заранее предвидеть, что произойдет на Осте? Расселение эмигрантов по всей территории явилось для них подлинной катастрофой и нарушило все их (правда, довольно смутные) планы. Это массовое движение лишило Дорика его трусливой клиентуры, а Боваля — многочисленной аудитории.

Однако через два месяца юрист снова воспрянул духом. Если раньше у него не хватало решимости, если события разворачивались независимо от его воли, это еще не значило, что все потеряно. Не удалось прежде — могло осуществиться в будущем. Остельцы не побеспокоились о выборах правителя, следовательно, место оставалось вакантным. Занять его, только и всего.