Падает мрак - Маргарет Мерфи

И он ринулся вверх по лестнице, не обращая внимания на дождь, хлеставший в холл через неприкрытую дверь, споткнулся, тяжело упал на колено, бессвязно молясь и едва ли отдавая себе отчет в том, что плачет навзрыд.

Дверь в спальню Тимми была открыта. Ночник медленно вращался, отбрасывая на стены изображения луны и звезд. Фрэн сидела, откинувшись на стуле, рука — между перекладинами кроватки ребенка. Тимми лежал на боку, один кулачок сжат, пижамная курточка задралась, обнажив круглый детский животик. Его рот был открыт, и серебристый след слюны поблескивал на щеке в свете ночника.

Бартон бросился к кроватке и схватил малыша на руки. Тимми испуганно открыл глаза, набрал полные легкие воздуха и закричал.

Фрэн пошевелилась.

— Фил? — сонно пробормотала она.

Бартон, прижимая Тимми к своей мокрой рубашке, покрывал поцелуями его горячее со сна личико.

— Ты с ума сошел?! — прикрикнула на мужа Фрэн, она проснулась и была возмущена. — Он же спал!

Тимми тянулся к ней, обеими ручонками отталкивая отца, заходясь в испуганном и сердитом плаче.

— Фил, ты меня пугаешь! — сказала она. — Отдай мне Тимми.

Бартон протянул ей сына.

— Господи, да он весь мокрый! И ты весь мокрый! Что с тобой случилось?

— Извини, Фрэн, — сказал Бартон. — Я подумал… Господи, я сам не знаю, что я подумал! — Он потер ладонями лицо, пытаясь взять себя в руки. Потянулся, чтобы погладить Тимми одним пальцем, но мальчик отшатнулся и закричал еще громче, пряча лицо на плече матери.

— Ради бога! Ты что, не видишь, что ты его пугаешь? — Фрэн баюкала ребенка, поглаживая ему спинку, шикая и успокаивая его.

Бартон неуверенно отступил назад.

— Почему здесь так холодно? — требовательно спросила Фрэн. — Ты оставил открытой входную дверь? Черт возьми, Фил, ты что, не слышишь, какой дождь?

Спустившись в прихожую, Бартон увидел, что на ковре у двери расплывается темное пятно. Подойдя к выходу, услышал, как включили зажигание, секунда — и «лексус» растворился во мраке, за пеленой дождя. Фил закрыл дверь и проверил каждую комнату, каждый шкаф, все замки на окнах, прежде чем начать вытирать пол.

Глава двадцать шестая

Клара вдыхала аромат дикого тимьяна. Она шла по лугу, и высокая трава с тихим шелестом скользила по ее брюкам. Ветер играл травой, и она танцевала, как вода в озере, и искрилась на солнце, меняя цвет с сине-зеленого до металлически-яркого. У Клары закружилась голова, и она упала на землю и лежала, наблюдая за единственным белым облачком, что медленно ползло по прозрачно-синему небу. Закрыла глаза. Невдалеке жужжала пчела, в поисках нектара перелетая с одной розовой шишечки клевера на другую. Клара чувствовала спиной округлые головки цветка, прижатые ее тяжестью к земле, сжимала их в ладонях.

Что-то защекотало ей щеку, и она повернула голову, разглядывая цветы, колеблющиеся на ветру. Раскаленное солнце обжигало лицо.

Потом возникла предательская мысль: что-то не так. Клара сжимала стебли клевера, пока не вырвала из земли. Боясь отпустить их, она попыталась силой воображения заставить себя остаться там, на лугу, но картинка начала удаляться от нее, расплываться, и вместо травы и мягкого сладкого клевера она нащупала грязь и камень.

— Нет! — простонала она все еще в полусне.

Бледное мерцание унылого серого света из открытой двери наверху лестницы мучило ее призрачной надеждой: там — свобода, семья, дом.

Изображения девушек были едва различимы во мраке, они улыбались ей со стен, и Клара поспешно отвела взгляд. Попыталась подняться и вскрикнула от боли: цепь натерла правую лодыжку до кости, нога отекла, кожа покраснела, но даже теперь невозможно было уговорить тюремщика хотя бы ослабить ее. Есть уже не хотелось, она была настолько измучена и истощена, что еще немного — и наступит полная апатия.

В глазах и носу защипало, но Клара чувствовала: если начать плакать, то уже не сможешь остановиться, изо всех сил сжала колени руками и угрюмо уставилась на стену напротив.

Неровная штукатурка была почти неразличима в тени, но одну фотографию она все же разглядела: казалось, изображение мерцает, то исчезая, то появляясь перед глазами. Клара замерзала — коварный подземный холод вытягивал из нее последнее тепло.

Как, когда это произошло, невозможно сказать, вдруг она поняла, что девушка на газетной фотографии уже не преследует ее взглядом, а возле стены стоит Хьюго — реальный человек из плоти и крови. Клара окликнула его, но он не пошевелился, грустно и слегка укоризненно улыбаясь.

Она с усилием вскочила на ноги и рванулась вперед, вытянув руку, но не дотянулась и упала на колени, рыдая от разочарования. Еще мгновение — черты лица мужа исказились, стекая как тающий воск, и он исчез, потом вновь вернулся, столь же реальный, как невыносимые холод и страх, которые она испытывала с момента пробуждения в этом ужасном месте.

— Хьюго, пожалуйста… — прошептала Клара.

Когда он заговорил, изо рта его не вырывался пар. Она не удивилась, как и тому, что отчетливо видит Хьюго в темноте, потому что вокруг него мерцает сияние.

— Тебе ни за что не надо было браться за это дело, — произнес муж.

Когда Клара очнулась, сердце тяжко стучалось в грудную клетку, будто хотело вырваться наружу. В углу комнаты притаился дракон. Она слышала его огнедышащий храп. Это тоже сон, сказала она себе, вспоминая с печалью луг, цветы и теплый ветер. Нет никакого дракона. И все же до нее доносилось его громоподобное и жаркое дыхание. Украдкой взглянула в угол: оттуда смотрел единственный красный глаз. Пониже глаза — газовый баллон. Так вот что это за дракон! Он принес ей нагреватель! Клара не шевелилась, боясь, что это все же сон и нагреватель тоже исчезнет. Она лежала на матраце под одеялом, на ней была кофта, толстая колючая шерсть пахла сигаретным дымом. Пошевелив пальцами ног, почувствовала, что он и носки надел. Она села, но тут же резко повалилась вперед, почти теряя сознание от усилия.

— Снова с нами?

Похититель сидел на верхней ступеньке, наблюдая за ней, как и прежде.

— Кто же это такие «мы»?

Он улыбнулся, растягивая ртом прорезь на шапочке.

— Ты бредила, — сообщил он.

— Значит, мне только кажется, что нас двое! — Злобный ребяческий выпад, но ей стало легче только оттого, что она нашла в себе мужество это произнести. Она чувствовала себя так, будто проснулась после лихорадки, слабая, но выздоровевшая от болезни. Эта болезнь — страх, Клара. Страх и отчаяние.

Клара придвинулась ближе к пылающей решетке нагревателя, уже привычно поворачиваясь вправо, чтобы не натягивать цепь, — так меньше было больно ноге. И совсем не почувствовала боли: он перестегнул цепь на левую лодыжку и закрепил петлю немного свободнее — только на одно звено, но и это хорошо.

— Где мой пиджак?

— Ты чуть не замерзла до смерти, — сказал он, — сбросила с себя всю одежду, тебе казалось, что очень жарко.

Клара покраснела, натягивая одеяло на плечи:

— Вы не ответили на мой вопрос.

Мужчина в маске промолчал, видимо, оскорбленный ее тоном. Было бы разумнее сказать, как хорошо он о ней заботится, поблагодарить, что не дал ей умереть, оттащив от края бездны. А! К черту благоразумие!

— Предполагается, что я должна сказать «спасибо»? — с вызовом бросила она. — Так?

Он встал, стряхнул ладони и ушел.

Ты чертова идиотка, Клара! Ты только что упустила возможность пообщаться с ним как человек с человеком, а не как жертва с похитителем. Ты должна была использовать его участие и попытаться выжать из него как можно больше поблажек. Неужели тебе было так трудно сказать, какой он на самом деле добрый и заботливый человек? Клара знала, что должна делать и говорить — теорией она владела, — но это означало, что нужно льстить человеку, который держит ее в грязной холодной яме без пищи и достаточного количества воды. И ничего не могла с собой поделать: ненавидела его до дрожи и, будь у нее возможность, не раздумывая, убила бы его.

Снаружи донесся звук шагов. Он вошел, снова прикрыв дверь так, что была видна только тонкая полоска холодного света, присел перед ней на корточки, держа в руке термос.

— Ты закрываешь мне обогреватель, — мрачно сказала Клара.

С полминуты он смотрел на нее, и она с растущей тревогой задавалась вопросом: уйдет, забрав с собой термос, или оставит? Но даже сейчас гордая женщина не могла заставить себя быть с ним любезной, тем более извиниться. Похититель все же отодвинулся немного в сторону, и она снова почувствовала великолепный жар газового нагревателя.

Пока Клара, не мигая, смотрела на раскаленную красную решетку, купаясь в тепле, усиленном круглым рефлектором, он отвинтил крышку термоса и вылил в чашку горячую, одуряюще вкусно пахнущую жидкость. Живот Клары свело судорогой от аромата вареного цыпленка и овощей, и она не могла удержаться, чтобы с вожделением не посмотреть на чашку.